Марина Крамер - Визит с того света, или Деньги решают не все Страница 3

Всю дорогу до дома Марина грызла себя за то, что заставила ребенка пережить такой стресс. Но она не видела другой возможности показать ему, насколько важен Хохол и для нее, и для него тоже.

Дома Грег сразу ушел к себе, сел за уроки, и Марина получила возможность побыть в одиночестве. Открыв ноутбук, обнаружила письмо от Мышки – подруги, с которой вот уже много лет вынуждена была поддерживать связь вот так – письмами и в аське. Содержание письма моментально вытеснило из ее головы все остальные проблемы. Мышка просила совета, но за сухими и выверенными до последней запятой строчками Марина сразу угадала состояние, в котором находилась подруга. «А еще говорят, что лихие девяностые прошли и остались в истории, – хмыкнула Коваль, вчитываясь в текст. – В этой стране никогда ничего не меняется, просто перетекает в другую форму. Опять разборки, наезды и дележка. Бедная Машка, как же она так влипла-то?»

Обсудить содержание письма она могла только с Женькой, но вряд ли стоило в ближайшее время рассчитывать на его помощь. Справедливо рассудив, что утро вечера мудренее, Марина легла спать.

Всю ночь ее мучил кошмар, который стал возвращаться все чаще и чаще. Ей снился первый любовник Денис Нисевич – человек, с которого началась новая веха в ее жизни. Если бы не он, если бы не его садистские замашки – то не было бы в Марининой жизни ни старого Мастифа, у которого она с кровью вырвала из рук целую криминальную империю, ни Олега Черепа, научившего, как правильно сделать это, ни Сереги Розана – верного помощника и советчика во всех делах. Не было бы любимого мужа Егора Малышева, не было бы рек крови, ранений и ужасов. Не было бы и Хохла. Марина никак не могла определить, какие чувства вызывает у нее умерший любовник – ужас, гнев, благодарность? Она не могла простить ему искалеченной души и изуродованного тела, как не могла простить того, кем она стала благодаря ему. И этот сон, преследовавший ее много лет… Денис, тяжело больной туберкулезом в последней стадии, сидя на табуретке в заброшенном доме в дачном поселке, просит ее:

«Забери меня к себе. Дай мне возможность умереть рядом с тобой, видя тебя, держа за руку».

Она отчетливо помнила этот эпизод, могла рассказать, во что была одета, как причесана, что было в том старом доме, как выглядели приехавшие с ней охранники, какого цвета был платок, в который надсадно кашлял Денис… Это сводило с ума, заставляло просыпаться в холодном поту и потом долго курить в кухне, открыв в любую погоду окно и глядя на сонную тихую улочку Бристоля. Кто бы мог подумать, что через столько лет она все еще будет возвращаться к своему прошлому.

Сегодняшняя ночь не стала исключением. Марина, с трудом заставив себя встать, ушла в кухню и, не включая света, закурила сигарету. Рассвет только-только начал окрашивать улицы города в утренние оттенки, еще не было мальчишек, развозивших газеты, не было молочника и булочника, торопившихся к постоянным клиентам с корзиной свежего хлеба и бутылками молока. Город лениво просыпался, возрождаясь к новому дню. Низкое серое небо, голые ветки деревьев, тихая улица без машин… Пейзаж, ставший привычным за годы, проведенные здесь, но так и не сделавшийся родным.

Закутавшись в длинную белую шаль, привезенную Хохлом из Сибири, Марина курила и задумчиво смотрела в окно. Если бы ей предложили сейчас немедленно оказаться дома, в родном городке за Уралом, в коттедже, где она жила сперва с Егором, а затем с Хохлом, она, не раздумывая, согласилась бы. Довольно часто в последние год-два она ловила себя на мысли о том, что начала превращаться в типичную иммигрантку – украшает дом какой-то дикой «хохломой», слушает русскую музыку, страдает от отсутствия берез и вообще заболела «квасным патриотизмом», когда все русское кажется лучшим и единственно возможным. Марина заставляла Грегори говорить по-русски, старалась следить за тем, чтобы в произношении не проскальзывал акцент, но иногда даже за собой замечала, что все чаще и чаще с трудом подыскивает какие-то слова – аналоги английским. Та же Мышка иной раз изумлялась, когда Марина в разговоре держала долгую паузу, вспоминая какое-то слово.

«Я старею, – с тоской думала Коваль, беря новую сигарету. – Меня неудержимо тянет туда, где я родилась и выросла, и никакие годы в Англии не способны истребить во мне это».

Напольные часы в гостиной пробили семь, нужно было будить Грегори, чтобы не проспал к началу занятий. И именно в этот момент ей позвонил Стивен.

Адвокат, ведший дела ее ресторана, вот уже несколько месяцев успешно совмещал эту должность со статусом любовника хозяйки. Марина даже теперь не могла объяснить себе, зачем сделала это. Возможно, ее одолело любопытство – на что способен амбициозный мужчина, которому улыбнулось счастье разделить постель со своей хозяйкой. Стивен, надо признать, не разочаровал ее, хотя после первых встреч Марина осталась в легком недоумении. Выносливый и довольно опытный, он вел себя как робкий школьник, оказавшийся наедине с молодой учительницей в запертом спортзале. Но со временем их встречи приобрели совершенно другой смысл. Коваль сумела раскрыть в Стивене то, что он так тщательно прятал под безукоризненными деловыми костюмами, хотя далось ей это непросто.

Сегодняшний звонок не был запланирован – Марина не злоупотребляла своей относительной свободой и не позволяла любовнику вольностей.

– Алло, – недовольно проговорила она в трубку.

– Мэриэнн, доброе утро.

– Не знаю, как у тебя, но у меня оно вряд ли доброе, – буркнула Марина.

– Что-то случилось?

– Мой муж в университетской клинике с инфарктом. Я понятно объяснила?

Стивен умолк. Марина ждала, нервно постукивая домашней туфлей о ножку стола.

– Нужна какая-то помощь? – изрек наконец он.

– Ты что – кардиолог?

– Нет, но…

– Тогда не лезь.

Опять повисла пауза. Коваль кляла себя за то, что в такой момент способна на разговор с любовником, пусть даже и в столь резком и неприязненном тоне, но поделать с собой ничего, увы, не могла. Перед глазами вдруг ясно появился идеальный торс Стивена, его гладкая сливочно-белая кожа, чуть тронутая веснушками на плечах, его пронзительные зеленые глаза, его темно-русые волосы, и Марина внутренне даже застонала от этого зрелища.

– Мы можем увидеться сегодня? – нерешительно произнес он, словно угадав ход ее мыслей. – Или это не совсем к месту?

– Это не к месту совершенно, но мы увидимся, – решительно ответила Коваль, рассудив, что в постели с ним она сможет хоть как-то снять напряжение. – Я съезжу к Джеку и могу уделить тебе несколько часов вечером, когда Грег будет на тренировке.

– Тогда я позвоню тебе в обед и скажу, где мы увидимся. – В голосе любовника было столько радости и какого-то торжества, что Марина вдруг испытала отвращение к себе и к нему.

– Договорились. Заодно захвати контракты на поставку овощей с этими испанцами, – потребовала она, решив, что уж если ей придется увидеться со Стивеном, то пусть хотя бы будет оправдание – эти злосчастные контракты.

– Конечно, мэм, – отчеканил адвокат. – Я соскучился по тебе, – добавил он страстным шепотом, вызвав у Марины невольную улыбку.

– А я – нет, – заверила она. – Жду твоего звонка, – и положила трубку.

«Господи, ну почему сегодня? – с тоской подумала Марина, направляясь в детскую. – И почему я не отказалась? Хотя… Стивен хорош в постели, что там скрывать, и вот поэтому-то и не отказалась. Ладно, навещу Женьку, оставлю Грега на Сару и смотаюсь на пару часиков».

Предстоял еще звонок отцу, которого Марина хотела попросить приехать сюда, в Бристоль. Все-таки лучше, когда ребенок остается с дедом, а не с домработницей. Виктор Иванович по-прежнему писал для разных изданий статьи, а остальное время посвящал работе над книгой о российском криминальном мире. И ему, по большому счету, не было разницы, где делать это – в холостяцкой квартире в Москве или в Бристоле у дочери.

Старый журналист, услышав новости, сразу предложил свою помощь, и Марине даже не пришлось произносить фразу «Папа, пожалуйста…», которую она всегда ненавидела. Отношения с отцом по-прежнему были слегка натянутыми – она никак не могла простить ему предательства, из-за которого провела детство в сивушном запахе притона для алкоголиков. Обретя отца уже в сознательном возрасте, будучи к тому моменту главой крупной группировки, контролировавшей половину зауральского региона, Марина по сей день не научилась полностью доверять ему. И никто – ни первый муж, ни Хохол ничего не смогли с этим поделать. Виктор Иванович смирился, уже не так остро реагировал на едкие слова дочери, которыми та довольно часто обижала его. Он понимал, что Марина имеет на это некое право – право брошенной девочки, которая выросла в аду и смогла не сломаться, не покатиться вниз по наклонной, имея перед глазами пример матери, а окончить институт, выучить английский, суметь удержать в руках огромную игорно-ресторанную империю. Да, он понимал, что весь бизнес дочери густо замешен на криминале, как понимал и то, что эта хрупкая на вид женщина держит в руках отпетых уголовников и отморозков, и те даже не помышляют о каком-то бунте. Когда Виктор Иванович впервые увидел все это и оценил масштабы, у него сжалось сердце – его дочь, которую он совершенно не знал, обладала таким железным характером и такой сильной волей, каких он желал бы сыну. Но Дмитрий, несмотря на генеральские погоны, был все-таки слаб. И отношений со сводной сестрой у него, понятно, не получилось – да и как… Генерал МВД и глава криминальной группировки… Дмитрий вылетел с работы во многом благодаря открывшемуся родству, а его сын Николай… Об этом Виктор Иванович Коваль старался не думать. Внук пал в его глазах так низко, что из-за той черты возврата уже не было. Теперь у журналиста остался только один внук – маленький Грегори, и он старался как можно больше времени проводить с мальчиком – насколько это позволяли дела. Так что звонок Марины сегодня оказался весьма кстати.