Екатерина Островская - Черный замок над озером Страница 3

– А куда Алла пропала? – смеясь, крикнула Женя.

Нильский обернулся к машине, что-то сказал таксисту, потом подошел к парадному, обнял Женю и шепнул:

– А ее нет. Вернее, она есть, но где именно, меня не интересует. Алла сделала аборт и умчалась на очередной конкурс красоты. Теперь у нее рекламный контракт и она заколачивает бабки. Я ей не нужен. Ей никто не нужен, кроме спонсоров.

– Жаль, – вздохнула Женя, – вы так хорошо смотрелись рядом.

– Ты одна живешь? – поинтересовался Нильский.

– С мамой. Она ждет меня сейчас и волнуется.

– Передавай привет.

Женя кивнула, а Слава вернулся к машине и уехал.

Войдя в квартиру, она поспешила в ванную комнату, где долго чистила зубы, чтобы мама не учуяла запах шампанского. Взглянула на себя в зеркало и заплакала. Еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться в голос, смотрела на свое отражение, на свое пьяное лицо, на искривленные непонятным страданием губы, из которых торчала розовая пластмассовая ручка зубной щетки, не понимала, почему плачет, и от этого непонимания становилось еще больше жаль себя. Из крана лилась струя горячей воды, и скоро зеркало помутнело так, что в нем перестало отражаться ее лицо. Тогда Женя написала по этой мути пальцем такое трудное, но такое желанное слово – «Слава». В последний раз всхлипнула, вытерла слезы ладонью, отбросила в сторону зубную щетку и подумала: «Это все потому, что я все еще девственница». Потом закрутила кран и включила душ, стала снимать с себя одежду.

В дверь постучала мама.

– Женечка, что ты там делаешь?

– Моюсь, – крикнула Женя. И запела:

– Знаю, милый, знаю, что с тобой.Потерял меня ты, потерял…

Замолчала, снова посмотрела в начинающее оттаивать зеркало. На свои ключицы, на маленькую грудь.

– Богиня, – произнесла с удовлетворением и засмеялась.

Но сразу стала серьезной.

– С этим надо что-то делать, – сказала Женя зеркалу. – Вечно так продолжаться не может. А то придется всю жизнь хныкать.

После последнего экзамена летней сессии, когда всей группой направились в пивной бар, Нильский шел рядом с Лукошкиной. Даже взял ее под локоть, что не укрылось от других девочек. А за столом сел около нее. Сокурсники выставляли на стол кружки с пивом. Поставили и перед Женей.

– А я не пью пива, – сказала она и посмотрела на Славу.

Тот сразу же поднялся и вскоре вернулся с бутылкой брюта и двумя бокалами, давая понять всем, что они здесь вдвоем и никто не должен им мешать.

– Все ясно, – протянула Лиза Гагаузенко, – тихоня тихоней, а вон как вышло…

Другие девочки промолчали, а мальчиков больше интересовало пиво.

Из бара Нильский с Женей ушли первыми. Он сразу остановил такси и предложил отвезти ее домой.

– Поехали к тебе, – сказала Женя.

В ту ночь произошло то, что должно было случиться.

Глава 2

Оклад Жене увеличили. Не намного, но все же. А главное, никто не заставлял заниматься рекламной стратегией продвижения на рынок поликарбоната или чем-то иным. Михал Михалыч, казалось, забыл и про поликарбонат, и про тот разговор. Женя успокоилась, работала так же, как прежде, но о карьере можно было забыть. Впрочем, денег ей хватало. Лукошкина даже машину приобрела. В кредит, разумеется. И, конечно, маленькую, но зато корейскую. Все было неплохо, или почти неплохо, если не считать того, что она была одна. Женя и жила теперь одна. В своей квартире. То есть почти в своей. Тетя Ника, сестра мамы, отдала ей свою, решив перебраться на дачу. От города не так далеко, а работой Ника Владимировна связана не была. Нет, она работала, как все люди, но каждый день ей не надо было появляться в офисе. Тетя Ника занималась переводами. Получала по электронке заказ на какую-нибудь книгу, потом ехала в издательство подписывать договор, возвращалась в загородный дом, работала, отправляла перевод так же по электронной почте и, если рукопись принималась, мчалась в редакционную кассу за гонораром. На пару месяцев жизни ей хватало. Могло бы хватить и на более длительный период, но у тети Ники это не получалось. Не получалось, потому что… Конечно, это невозможно было скрыть от окружающих. Вероятно, поэтому Ника Владимировна и перебралась за город, чтобы как можно меньшее количество народа встречалось на ее пути, когда она отправлялась в магазин. Дело в том, что тетя Ника пила. То, что начиналось когда-то как просто желание «махнуть» в кругу приятелей-интеллигентов рюмку-другую, как-то внезапно изменило круг ее общения. Да и ее саму тоже изменило. Теперь у нее в друзьях ходили опустившиеся личности, которые обычно толкутся у винных магазинов.

Конечно, сказать, что тетя совсем спилась, было бы неправдой. Она продолжала переводить англоязычных писателей и могла это делать в любом состоянии духа. Правда, иногда Ника Владимировна, просыпаясь утром, смотрела на монитор не отключенного с вечера компьютера и удивлялась: «Хм, кто это тут за меня такую фигню нафигачил?» Потом понимала, что видит, судя по всему, плоды собственного творчества, и снова усаживалась за рабочий стол. Впрочем, в издательстве она появлялась в нормальном состоянии. Или почти в нормальном. А работодатели, если и догадывались о чем-то, предпочитали не распространяться на эту тему – как переводчик Ника Владимировна их вполне устраивала.

Уже полтора года Женя жила в квартире тетки и почти четыре рекламировала все те же дренажные трубы. Дома она сделала ремонт и даже приобрела кое-какую мебель. А вот на работе к тому времени уже не все шло гладко. Сбыт упал, склад был забит готовой продукцией, коллектив винил во всех бедах финансовый кризис и Женю Лукошкину. Даже Михал Михалыч смотрел на нее теперь как-то косо.

И вот настал день, когда начальник попросил ее задержаться после работы. Ровно в восемнадцать ноль-ноль коллектив потянулся к выходу. В половине седьмого в конурку пиар-менеджера заглянула Броня.

– Ты еще здесь? – спросила секретарша.

– Работы много, – соврала Женя.

– Жаль, я думала, ты меня до метро подбросишь.

– В следующий раз обязательно.

Броня упорхнула. На какое-то время мир притих, а потом за стеной прозвучали шаги.

Шаги были медленные и тяжелые. Наверняка по коридору шел Михал Михалыч. Но у Жени пронеслось в голове: «Командор!» Только ей не стало смешно от собственной шутки, а даже наоборот, стало тревожно и немного жутко, словно сейчас должно случиться нечто неотвратимое и страшное. Шаги смолкли возле самой двери. Потом медленно повернулась дверная ручка, створка распахнулась – на пороге стоял генеральный директор.

– Кажется, мы одни в офисе, – произнес он.

Женя кивнула, а в ее голове снова пронеслась фраза: «Как тяжело пожатье каменной его десницы…»

Михал Михалыч подвинул к себе свободный стул и осторожно опустился на него. Стул испуганно скрипнул под его массивным телом.

– Как дела? – поинтересовался генеральный директор.

– Плохо, – ответила Женя. – Вы же сами знаете, мы буквально горим.

Михал Михалыч кивнул, соглашаясь. Потом посмотрел сотруднице в глаза, и Лукошкиной стало неуютно от его взгляда.

– Помните наш давний разговор? – спросил директор. И видя, что подчиненная не понимает, о чем он говорит, добавил: – Очень давний.

– По поводу поликарбоната? – догадалась Женя.

Михал Михалыч снова кивнул. Поднялся и опустил пластиковую шторку, хотя смежное помещение было безлюдным. Снова сел на стул, на сей раз осторожнее, и продолжил:

– Так вот, я развожусь. Жена не против – она думает, что я… то есть мы… короче, что наша с ней фирма разорена. Доходов нет, сплошные убытки, а еще долги по кредитам, за аренду офиса не платим четыре месяца, поставщикам задолжали, а тут вдобавок нами заинтересовалась налоговая. В общем, жена недавно заявила, что хочет развода: ей не нужен муж-неудачник. Мы договорились, что квартиру и загородный дом она оставляет себе в качестве компенсации за девятнадцать лет совместной жизни. Я для вида поспорил, в результате оставляю себе свой же «Мерседес»…

– Зачем вы мне все это рассказываете? – перебив, тихо спросила Женя. – Хотите предупредить, что предприятие скоро закроется и я вместе со всеми окажусь на улице?

Михал Михалыч мотнул головой.

– Я же предупредил, разговор будет по поводу поликарбоната. На самом деле я тут зарегистрировал одну фирму. На своего школьного приятеля. Еще три года назад это сделал. Новая моя фирма занимается производством как раз поликарбоната. Я в нее неплохо вложился, все три года нашу прибыль туда сливал. Зато отдача сумасшедшая. Приятель мой, которого я взял для ширмы, потому что он едва ли не бомжевал, теперь валютный миллионер, а я огреб столько, что, сообщи я жене свой совокупный доход за это время, мог бы не разводиться, потому что в одну секунду стал бы вдовцом… Но речь не о том. Эта фирма не закроется, а сократится в штате. Жена выходит из состава учредителей, я ей уже выплатил отступные под расписку. Трубы продолжим производить, только менеджеров в офисе будет поменьше, да и отдел общественных связей мне больше не нужен.