Николай Леонов - Краденые деньги не завещают Страница 3

– А сама по себе болезнь Сергея не предполагала такой скорой кончины? – как бы невзначай спросил Гуров.

– Нет, – вновь ничуть не смутившись, ответил заведующий. – Конечно, с подобными недугами до ста лет не доживают, но эта кончина явно произошла преждевременно и, прямо скажем, неожиданно для всех нас. Как знать, возможно, есть здесь и наша вина. Знаете, говорят, что нет худа без добра, а я вам скажу, что иногда бывает так, что нет и добра без худа. Когда на Сережу свалилось это неожиданное богатство, мы, конечно, постарались сделать все, чтобы улучшить условия его пребывания здесь. Об этом настоятельно просили опекуны, да я и сам был только за. Если есть возможность, отчего же не использовать ее? Сережа стал по-другому питаться, для него начали приобретать дорогие, очень эффективные лекарства. Возможно, в чем-то мы превысили чувство меры. Все это – и усиленное питание, и интенсивная терапия – навалилось разом. Может быть, организм просто не выдержал. Не смог вовремя перестроиться, адекватно отреагировать на перемены. Ведь у Сережи оторвался тромб, в этом причина его смерти.

– Это официальные результаты вскрытия?

– Да.

– Но если они имеются, почему вы не позволяете захоронить тело?

– О! Если бы вам довелось выслушать все, что выслушал я за эти дни, вы бы не задавали такой вопрос, – горестно улыбнувшись, проговорил заведующий. – Самые низкие, самые чудовищные обвинения не затруднились предъявить мне все, кто имеет хоть призрачный шанс претендовать на наследство. Хотя, казалось бы, какой смысл? Чем мне может оказаться полезной смерть Сережи? Наоборот, для меня и для приюта все последствия – только отрицательные, мы лишаемся одного из источников помощи, которых у нас и без того очень и очень немного. Так для чего же, спрашивается, стал бы я желать ему смерти? Но нет. И здесь эти люди готовы видеть зло, чей-то нечистый меркантильный интерес. Между тем единственное, в чем я могу себя обвинить, – это лишь желание добра, в чем-то, возможно, неразумное и поспешное.

– Как Сергей попал к вам? Его привез сюда кто-то из родственников?

– Нет. Сережа – инвалид от рождения, и он перешел к нам из детской клиники, когда достиг соответствующего возраста.

– То есть о родственниках его вообще ничего не известно? Никто не навещал его здесь?

– Я знаю только то, что мама Сережи умерла довольно рано. Она страдала алкоголизмом, так бывает. Отец неизвестен, но, скорее всего, тоже из подобной среды. Это то, что рассказали мне, когда я принимал Сережу. Вот, собственно, и все, что известно о его семье. По крайней мере, лично мне.

– А у вас, случайно, не сохранились данные о его матери? Например, адрес, где она проживала?

– Да, конечно. В сопроводительных документах все это зафиксировано. Но какая сейчас от этого польза? Ведь эта женщина давно умерла.

– Возможно, что и никакой, а возможно, информация эта пригодится. Если вас не затруднит, я попросил бы найти для меня эти данные.

– Если это так необходимо, я сейчас распоряжусь.

Заведующий вышел в приемную и, сказав несколько слов секретарше, вновь вернулся за свой стол.

– Вы имели дело только с опекунами Сергея или по вопросам, касающимся этого наследства, с вами встречался еще кто-то? – продолжил Гуров.

– Нет, я общался только с опекунами. Но, насколько мне известно, сами они очень тесно контактировали с душеприказчиками, которым было доверено решать все организационные вопросы, касавшиеся завещания господина Заберовского. Скажу вам по секрету, я догадывался, что, прежде чем дать ответ на очередную мою просьбу, они проводят некие консультации, правда, не могу припомнить ни одного случая, когда бы решение оказывалось не в мою пользу. То есть, точнее говоря, в пользу приюта. Я понимаю, при жизни Заберовского о личности его можно было услышать всякое, но его посмертная воля, на мой взгляд, действительно может в чем-то искупить грехи, если таковые имелись. По крайней мере, я и мои подопечные не видели с этой стороны ничего, кроме добра.

Слушая красноречивые и пространные рассуждения заведующего о том, какие хорошие люди опекуны, как правильно и великодушно распорядился своими капиталами Заберовский и насколько положительно повлияло все это на состояние подведомственного ему учреждения, Лев не мог отделаться от ощущения некоторой двойственности.

С одной стороны, казалось бы, вполне очевидно, что сам Георгий Леонидович никаким образом не мог быть заинтересован в смерти своего богатого пациента, поскольку ничего не приобретал, а даже терял. Но в той настойчивости, с которой возвращался собеседник к этой мысли, постоянно акцентируя ее и сосредотачивая на ней внимание, опытному оперативнику виделось нечто подозрительное. Создавалось впечатление, что заведующий усиленно старается обеспечить себе алиби, «прикрыться» от чего-то, и полковнику очень хотелось понять, от чего именно.

Но, слушая бравурные речи, он пока понимал только одно – рассчитывать на какую-то особую откровенность здесь не стоит.

Послышался деликатный стук в дверь, и в кабинете появилась секретарша с листком бумаги в руках.

– Спасибо, Ирочка, – произнес Георгий Леонидович, принимая листок и пробегая по нему взглядом. – Вот, пожалуйста, – снова обратился он к Гурову. – Чугуева Лариса Петровна, дата рождения, дата смерти, паспортные данные. Буду рад, если эта информация чем-то вам поможет, хотя, признаюсь, не могу представить, чем именно. Сколько это получается? Кажется, семь? Да, именно так. Семь лет назад она умерла, бывшие соседи, наверное, и думать забыли. Впрочем, дело ваше. Наша обязанность – по мере возможности помогать, а уж вы как профессионалы…

– Да, спасибо. Всегда приятно, когда встречаешь взаимопонимание и готовность к сотрудничеству.

Обменявшись дежурными любезностями, собеседники расстались, и вскоре Гуров уже снова сидел за рулем.

Следующим номером в программе значились опекуны, и, миновав обязательные пробки, полковник через час с небольшим парковался среди многоэтажек одного из спальных районов столицы.

Судя по информации, которая имелась в недавно изу-ченном им деле, опекать Сергея Чугуева было доверено пожилой семейной паре. Самуил Иосифович и Лия Соломоновна, носившие несколько неожиданную для таких имен фамилию Красновы, были ровесниками, оба недавно перешагнули шестидесятилетний рубеж.

Не зная, как отреагирует уважаемая чета на появление сотрудника полиции, Лев, прежде чем явиться в гости, решил позвонить.

– Добрый день, – вежливо проговорил он в трубку, услышав с той стороны несколько настороженное «алло». – Я бы хотел поговорить с Самуилом Иосифовичем Красновым.

– Это я, – все так же настороженно и немного испуганно ответили на том конце трубки. – А что вы хотели?

– Очень приятно. Меня зовут Гуров Лев Иванович. Я из полиции. Мы проводим проверку по факту смерти вашего подопечного Сергея Чугуева. Поступило несколько заявлений, и я бы хотел…

– Вот, Лия, вот что теперь мы должны выслушивать на старости лет! – не очень внятно послышалось из трубки. – Мы – убийцы! Как тебе это понравится? А ведь я говорил, я предупреждал с самого начала, что все это не доведет до добра.

– Одну минуту, – повысил голос полковник, стараясь докричаться до не на шутку расстроенного старика. – Никто не обвиняет вас в убийстве. Мне всего лишь необходимо задать несколько формальных вопросов. Это обычная проверка, так всегда делается. Вас это ни в коем случае не должно беспокоить. Могу я зайти к вам? Или вам удобнее было бы поговорить у меня в кабинете?

– Нет, молодой человек, уже лучше заходите вы. Мы с женой – пожилые люди, и если уж должны подвергнуться таким чудовищным обвинениям, пускай это произойдет прямо здесь, в нашем доме. Присядь, Лия, тебе нужно успокоиться. Я сейчас принесу твои капли.

Видя, что потенциальные «респонденты» серьезно разволновались, Гуров поспешил в подъезд. В последнюю секунду заскочив в уже закрывавшиеся двери лифта, он поднялся на восьмой этаж, где находилась квартира Красновых, и нажал кнопку звонка.

– Ах, это вы! – произнес, впуская его, седовласый мужчина, несмотря на жаркий август, облаченный в теплые трико и «душегрейку» из овчины. – Что ж, проходите. Не волнуйся, Лия, этот молодой человек просто хочет нас ненадолго арестовать.

– Ни в коем случае! – стараясь придать улыбке максимум доброжелательности, возразил Гуров. – Всего лишь – исполнить простую формальность. Вы ведь знаете, после кончины вашего подопечного остался «бесхозным» довольно значительный капитал, а это у многих вызывает нездоровый интерес. К нам поступают заявления, и наша обязанность – своевременно реагировать на них. Если вам известно, к кому, согласно воле завещателя, должны перейти деньги в случае смерти Сергея Чугуева, наш разговор займет всего несколько минут. Это, собственно, единственное, что мне необходимо установить.