Дик Фрэнсис - Смертельная скачка Страница 3

Утонуть... Какая холодная одинокая смерть.

Я плыл. Другого выбора не было.

Когда еще один огонек засиял слева в высоте, понадобилась, наверное, минута, чтобы мои заторможенные мозги восприняли новость. Я как мог высунулся из воды, стараясь стереть с глаз капли дождя и моря и понять, откуда идет свет и как до него добраться. Солидная серая линия земли была ближе, гораздо ближе, чем когда я смотрел в последний раз. Дома, свет, люди. Все где-то там, на скалистом холме.

Поблагодарив судьбу, я взял курс на пятнадцать градусов левее и быстро поплыл, будто раскаявшийся скупец, транжиря сбереженные запасы жизненных сил. Какая глупость. Впереди лежал вовсе не обжитой берег. Долгожданная земля, когда я достиг ее, оказалась отполированной волнами, отвесной скалой, перпендикулярно уходящей в воду. Ни выступа, ни трещины, чтобы, уцепившись, отдохнуть, оставаясь в воде. Я мог бы потрогать землю, если бы захотел, но это ничего бы не дало. Конечно, где-нибудь была расселина, если я бы проплыл чуть дальше, но у меня уже не оставалось сил.

Хуже всего пришлось в последние четверть мили. Я из последних сил продвигался вперед навстречу бьющим в лицо волнам, словно в бреду мечтая о теплой спокойной воде, в которой чемпионы ставят рекорды. Ведь там можно постоять на дне или подержаться рукой за устойчивый, твердый бортик. А я просто лежал на животе и вяло хлопал руками по воде, стараясь восстановить дыхание, которое потерял, не знаю когда. Какие-то тонны навалились на грудь, я закашлялся.

Здесь не темнело так, как на юге. Постепенно наступили обычные норвежские сумерки. Я бы не удивился, если бы мне сказали, что сейчас три часа ночи. И вдруг холодный мокрый бетон коснулся моей щеки и показался таким теплым и приветливым, как пуховая перина.

Тяжелые шаги ритмически мерили причал вокруг эллинга и вдруг остановились. Я высунул повыше голову и помахал рукой.

Он что-то спросил по-норвежски. Я издал звук, похожий на карканье, он отошел от эллинга и осторожно приблизился ко мне. Чуть видный силуэт в пелене дождя. Он повторил вопрос. Но я опять не понял.

— Я англичанин, — с трудом выговорил я. — Можете помочь мне?

Несколько секунд прошло, и ничего не случилось. Потом он ушел. Вот так, устало подумал я. По крайней мере, выше пояса я был в Норвегии и в безопасности. У меня не осталось сил вытащить ноги из воды и выбраться на набережную. Но я это сделаю. Через минуту или две. Сделаю, дайте только время.

Человек вернулся и привел друга. А я, неблагодарный, не понял его. Вновь пришедший, вглядываясь сквозь дождь, спросил:

— Вы англичанин? Вы сказали, что вы англичанин? — Его тон предполагал, что если я англичанин, тогда вполне объяснима странная причуда — купаться в октябре в рубашке и нижнем белье, а потом лежать, отдыхая, на слипе эллинга.

— Да, — ответил я.

— Вы упали с корабля?

— Что-то вроде. — Я почувствовал, как его рука обхватила меня под мышками.

— Пойдемте. Надо выйти из воды.

Я пополз по наклонной плоскости слипа и с их помощью взобрался наверх. На причале громоздились рельсы и шпалы. Я сел на землю и прислонился спиной к штабелю шпал. Только бы хватило сил встать.

Они о чем-то посоветовались по-норвежски. Затем говоривший по-английски сказал:

— Мы отведем вас ко мне домой, чтобы высушить и согреть.

— Спасибо, — проговорил я, и только бог знает, как был им благодарен.

Один из них снова ушел и скоро вернулся на обшарпанном старом грузовике. Они устроили меня на сиденье рядом с водителем, хотя я собирался залезть в кузов, и, проехав с четверть мили, привезли в маленький деревянный дом, стоявший рядом с двумя или тремя другими. Кругом ни деревни, ни магазина, ни телефона.

— Это остров, — объяснил мой спаситель. — Один километр в длину и три сотни метров в ширину. — Он сказал мне свое имя, что-то вроде Гоурз.

В маленькой, ярко освещенной гостиной было тепло от огромной плиты, занимавшей, наверное, шестую часть комнаты. Теперь я разглядел его: невысокий, дружелюбный человек средних лет, с руками, привыкшими к работе. Он посмотрел на меня, покачивая в ужасе головой, сначала достал одеяло, потом после недолгих поисков толстую шерстяную рубашку и брюки.

— Вы не моряк, — уверенно определил он, глядя, как я сбрасываю мокрую рубашку и трусы.

— Не моряк, — согласился я.

На пол шлепнулся бумажник. Удивительно, что он не утонул, я и забыл про него. Спаситель, говоривший только по-норвежски, любезно поднял бумажник и вручил мне, широко улыбаясь. Он был очень похож на своего друга.

Меня все еще трясло, зубы стучали, но мне все же удалось рассказать, что случилось, и спросить, как я могу попасть в город. Они несколько раз покачали головой, потом переговорили между собой и наконец кивнули.

— Когда вы согреетесь, мы отвезем вас на лодке, — сказал говоривший по-английски. Он взглянул на бумажник, который теперь лежал на полированном сосновом столе. — Мы просим только, чтобы вы заплатили за горючее, если можете.

Мы вместе достали промокшие деньги и расправили их на столе. Я предложил, чтобы они взяли, сколько хотят. Посоветовавшись, мои спасители выбрали купюру в пятьдесят крон. Я настоял, чтобы они взяли две такие банкноты. Они запротестовали, мол, горючее не стоит так дорого. Но в конце концов отложили две бумажки в сторону, остальные быстро высушили для меня на плите, их края загнулись, будто у засохшего сыра. Потом они снова посоветовались и извлекли из буфета бутылку со светло-золотистой жидкостью и маленький стаканчик. Эту скромную порцию спиртного они с улыбкой протянули мне.

— Skal, — сказали они.

— Skal, — повторил я. Они с интересом наблюдали, как я пью. Летучее пламя обожгло горло, потом согрело желудок, и вскоре тепло побежало по замерзшим мышцам и сосудам.

Мои спасители удовлетворенно улыбались.

— Akevitt, — сказал хозяин и спрятал драгоценную бутылку для следующего незнакомца, который приплывет к его порогу.

Они предложили, чтобы я пока посидел в уютно выглядевшем кресле. Все мышцы у меня еще дрожали от слабости, и я с удовольствием устроился в кресле и наблюдал, как мои спасители достают клеенчатые непромокаемые плащи. К тому времени, когда они закончили приготовления, отвратительный синевато-багровый цвет кожи поблек, и я снова превратился в белого человека.

— Вам лучше? — улыбаясь, спросил хозяин.

— Гораздо лучше.

Они довольно кивнули, и не говоривший по-английски протянул клеенчатый плащ, чтобы я надел его. Они посадили меня на корму большой, пахнувшей рыбой лодки, и мы заскользили по мерцающему огнями фьорду к городу. Дождь не переставая стучал по клеенчатому капюшону. По дороге я прикинул, что пробыл в воде около двух часов, что абсолютно ничего не говорит ни о силе течения в фьорде, ни о моем мастерстве пловца, ни о расстоянии, которое я преодолел. Единственный вывод, какой можно с уверенностью сделать: температура воды была выше точки замерзания больше, чем на один градус.

Глава 3

Мои спасители доставили меня в «Гранд-отель» и подождали, пока я переоденусь, чтобы вернуть им одолженную рубашку и штаны. Мы расстались, пожав друг другу руки с чувством теплоты и товарищества. И только когда они ушли, я сообразил, что не знаю их имен.

Больше всего мне хотелось забраться под одеяло и проспать полстолетия. Но мысль о жене Арне, ждавшей его дома, не давала покоя. Поэтому часа два я потратил на объяснения с различными норвежскими властями, рассказывая, что произошло.

Полиция, собрав все сведения, решила послать кого-нибудь сообщить миссис Кристиансен о случившемся. Я полагал, что мне следовало бы поехать тоже. Полицейские согласились. Мы отправились на их машине и позвонили в квартиру "С" на втором этаже большого деревянного дома в престижном районе недалеко от центра.

Дверь открыла женщина лет тридцати с четко очерченным приветливым лицом и ясными серыми глазами, которые теперь вопросительно смотрели на нас. Из теплой, уютной квартиры доносились звуки бетховенской сонаты.

— Миссис Кристиансен дома? — спросил я.

— Да, я миссис Кристиансен.

Меньше всего я ожидал, что у Арне такая жена. Увальням, подобным Арне, на мой взгляд, не подходила стройная молодая красавица с густыми золотистыми волосами, небрежными локонами спадавшими на плечи. Теперь уже чуть испуганно она перевела взгляд на полицейского.

— Я Дэйвид Кливленд, сегодня после обеда я был с Арне...

— Ох, это вы! — воскликнула она. — Входите, я так рада... — Она широко распахнула дверь и, обернувшись, позвала:

— Арне, иди посмотри, кто пришел. Он появился на пороге. Абсолютно живой. Остолбенев, мы разглядывали друг друга. Наверное, мое собственное лицо отражало то же удивление и шок, что и его. Затем он кинулся ко мне, вскинув руки, будто для объятий, и самая радостная улыбка, какую я еще никогда у него не видел, осветила холл.