Ричард Фримен - Око Озириса Страница 3

Я отодвинул его дрожащую руку, которую он протянул мне. Он не походил на пьяницу, но все же!..

— Вы много курите? — дипломатично спросил я.

Он взглянул на меня хитрым взглядом и усмехнулся.

— Вы крайне деликатно подходите к делу, доктор, — сказал он. — Нет, я много не курю. Я вижу, что вы и теперь смотрите на мою дрожащую руку. Но что ж, так и должно быть; я не обижаюсь; доктора на все должны обращать внимание. Впрочем, обычно моя рука и теперь достаточно тверда, если только я не взволнован. Но малейшее возбуждение заставляет ее трястись, как желе. А тот факт, что я только что имел неприятную беседу…

— Я думаю, — вмешалась мисс Беллингэм, — не только доктор Барклей, но и все соседи знают теперь об этом.

М-р Беллингэм конфузливо улыбнулся.

— Боюсь, — сказал он, — что дал волю своему темпераменту. Слишком я импульсивный старик, доктор, и когда выйду из себя, то способен все выложить, и начну говорить чересчур напрямик.

— И чересчур громко, — добавила его дочь. — Знаете ли вы, что доктор Барклей вынужден был заткнуть себе уши? — Она взглянула на меня и какая-то искорка блеснула в ее серых грустных глазах.

— Очень жалею, моя дорогая, — сказал м-р Беллингэм, — но надеюсь, что больше этого не будет. Этого милого джентльмена, я думаю, мы видели в последний раз!

— Я тоже так думаю, — ответила она и затем прибавила: — Я не буду мешать вашей беседе. Я буду в соседней комнате на случай, если понадоблюсь.

— Этот кабриолет — начал м-р Беллингэм, как только его дочь вышла, — был лишь последней каплей. Он довершил то, что давно уже готовилось. За последние два года я испытал бездну всяких тревог. Впрочем, я полагаю, что нет надобности надоедать вам подробностями моих личных дел.

— Все, что имеет отношение к нынешнему состоянию вашего здоровья, представляет для меня интерес, если только вы не пожелаете о чем-нибудь умолчать, — сказал я.

— Умолчать! — воскликнул он. — Неужели вы встречали какого-нибудь больного, которому не хотелось бы говорить о состоянии его здоровья? Обычно слушатели предпочитают умолчание.

— Во всяком случае, ваш настоящий слушатель не принадлежит к их числу.

— Ну, хорошо, — сказал м-р Беллингэм, — я позволю себе роскошь рассказать вам о всех моих тревогах. Около двух лет тому назад я лег в постель джентльменом с независимым положением и прекрасными видами на будущее, а утром проснулся буквально нищим. Не особенно приятная перемена — согласитесь — в моем возрасте?

— Неприятная во всяком возрасте, — вставил я.

— И это еще не все, — продолжал он. — Потому, что в тот же самый момент я потерял своего единственного, дорогого брата, с которым я был в лучших отношениях. Он пропал, исчез с лица земли; да вы, вероятно, слышали об этом случае? Проклятые газеты одно время полны были им.

Он внезапно покраснел, заметив, без сомнения, что и я изменился в лице. Теперь я, конечно, вспомнил все… Еще тогда, когда я входил в этот дом, какая-то струна слабо зазвучала в моей памяти, а последние слова моего пациента полностью воскресили воспоминание о загадочном деле.

— Да, — сказал я, — припоминаю этот случай; о нем говорил наш лектор судебной медицины.

— В самом деле? — сказал м-р Беллингэм. — Что же он говорил?

— Он отметил его, как случай, который со временем приведет ко многим юридическим осложнениям.

— Клянусь Юпитером, — воскликнул м-р Беллингэм, — он оказался пророком! Юридические осложнения? Да, их достаточно! И все-таки ручаюсь вам, что он не мог предвидеть, какой адский узел завяжется вокруг этого дела. Кстати, как его фамилия?

— Торндайк, — ответил я. — Доктор Джон Торндайк.

— Торндайк, — медленным задумчивым тоном повторил м-р Беллингэм. — Как будто я слышал его имя. Ну, конечно. Я слышал о нем от моего друга, юриста м-ра Марчмонта. М-р Марчмонт говорил о нем в связи с таинственным исчезновением некоего Джеффри Блэкмора. Припоминаю теперь, что д-р Торндайк блистательно распутал это дело.

— Решаюсь сказать, что ему было бы очень интересно услышать что-нибудь и о вашем деле, — заметил я.

— Думаю, что да, — последовал ответ, — но никто не может даром отнимать время у какого-либо профессионала, а заплатить ему я не в состоянии. Это, кстати, напоминает мне, что и у вас я отнимаю ваше время, болтая о своих, чисто личных делах.

— Мои утренние визиты окончены, — сказал я, — да и ваше дело представляет слишком большой интерес. Полагаю, впрочем, что я не должен расспрашивать вас о характере юридических затруднений?

— Да, не должны, если только вы не хотите оставаться здесь до конца дня и возвращаться домой в состоянии безумия. Но о существе дела я вам скажу вкратце: все волнения возникли в связи с завещанием моего бедного брата. Во-первых, завещание не может быть утверждено к исполнению, потому что нет полной несомненности, что мой брат умер; во-вторых, если бы оно и могло быть утверждено, то все его имущество перешло бы к людям, которых он вовсе не стремился облагодетельствовать. А само завещание — это такой дьявольски нелепый документ, какой только может создать извращенная изобретательность бестолково-упрямого человека. Вот и все. Вы осмотрите мое колено?

М-р Беллингэм все более и более волновался, говоря о своем деле, и кончил повествование чуть не кричащим голосом. Лицо его покраснело, весь он дрожал. Я решил, что лучше всего прекратить нашу беседу. Я осмотрел поврежденное колено, которое было теперь почти совсем здорово; сделал и общий осмотр пациента. Затем дал ему подробные указания, как вести себя, и стал прощаться.

— Помните же, — сказал я, пожимая ему руку, — ни табаку, ни каких-либо возбуждений. Старайтесь жить спокойной, растительной жизнью.

— Все это очень хорошо, — проворчал он, — ну, а если будут сюда приходить люди и волновать меня?

— Не обращайте на них внимания, — сказал я. И с этим прощальным советом я вышел в другую комнату.

Мисс Беллингэм сидела за столом с целой пачкой записных книжек в синих обертках. Две из них были открыты, показывая страницы, убористо исписанные мелким, четким почерком. Она поднялась, когда я вошел, и вопросительно на меня посмотрела.

— Я рекомендовал бы вашему отцу какое-нибудь легкое чтение, как противоядие против умственного возбуждения, — сказал я ей.

Она слабо улыбнулась.

— Конечно, это было бы полезно, — заметила она и затем спросила: — А еще вы даете какие-либо наставления?

— Да, я дал еще один совет — поддерживать веселое настроение и избегать забот и волнений, но, думаю, что это трудно исполнимо.

— Конечно, — не без горечи отвечала она, — совет ваш превосходен, но людям в нашем положении трудно быть веселыми. Однако не надо, по крайней мере, распускать себя, не надо создавать себе лишних забот. Их слишком много и без того. Но вы, разумеется, не можете входить в это.

— Боюсь, что действительно не могу принести пользы; но я искренно надеюсь, что дела вашего отца сами собой скоро поправятся.

Она поблагодарила за доброе пожелание, проводила меня до калитки и с легким поклоном и холодным рукопожатием простилась со мной.

Джон Торндайк

В один особенно душный день в поисках тени и тишины я забрел в переулки Старого Темпля и неожиданно столкнулся там лицом к лицу со своим старым приятелем и товарищем по университету — Джервисом, позади которого стоял, глядя на меня со спокойной улыбкой, мой бывший профессор — доктор Джон Торндайк. Оба они сердечно меня приветствовали, и я был очень польщен этим: ведь Торндайк был знаменитостью, и Джервис был все же постарше меня.

— Я надеюсь, что вы зайдете к нам на чашку чая, — сказал Торндайк; и так как я охотно согласился, он взял меня под руку. Мы пересекли двор и направились к казначейству.

— Не подумываете ли вы покинуть изголовье больного и последовать нашему примеру — превратиться в юриста? — спросил меня Торндайк.

— Разве и Джервис стал юристом? — воскликнул я.

— Действительно, стал, черт возьми! — ответил Джервис — Я живу паразитом при Торндайке.

— Не верьте ему, Барклей, — вмешался Торндайк. — Он — мозг нашей фирмы. Я придаю ей только респектабельность и изэестный моральный вес. Но что вы делаете теперь?

— Я заменяю Барнарда. У него практика в Феттер-Лейне.

— Я знаю, — сказал Торндайк. — Мы встречаем его иногда. Он выглядел очень плохо последнее время. Он сейчас в отпуску?

— Да. Он отправился в Греческий Архипелаг на судне, промышляющем торговлей коринкой.

— В таком случае, — сказал Джервис, — вы теперь здешний районный врач. Наверное, вы стали чертовски важным?

— Однако, судя по тому, что вы здесь гуляли на досуге, когда мы встретились с вами, ваша практика должна быть не слишком утомительна, — добавил Торндайк — Она вся, должно быть, сосредоточена в этом районе?