Анатолий Ромов - Человек в пустой квартире Страница 3

Довольно скоро в квартиру вошел человек лет шестидесяти, моложавый, в тонком свитере и куртке, чем-то напоминающий тренера. Ровный загар, нос с горбинкой, волевой подбородок. Серые, глубоко запавшие глаза смотрят изучающе, лицо напряжено, ходят желваки. Мне показалось, он хочет напасть на меня.

— Где Арвид Петрович?

Так как я не сразу нахожу, что ответить, человек качает головой, шепчет:

— Это правда? — Спохватывается. — Моя фамилия Уваров.

— Силина, следователь прокуратуры.

— Простите, нервы. — Уваров платком утирает пот. — Что с Лещенко? Он что… убит?

— Да, Константин Кириллович, Лещенко убит.

— Здесь?

— Здесь, в этой квартире, около двенадцати часов дня. Мы очень надеемся, что вы поможете нам.

— Конечно. Пожалуйста, я к вашим услугам.

Проходим к креслам, садимся друг против друга.

— Вы хорошо знали Лещенко? — спрашиваю я.

— Хорошо ли я его знал? Да, конечно, мы были друзьями.

— Что вы можете сказать о нем?

— Замечательный был человек. Просто замечательный. Скромный, честный, добрый.

— У него были близкие? Наследники?

— Нет, он жил один. Наследников тоже не было — насколько я знаю.

— Простите, Константин Кириллович, были ли у покойного близкие ему женщины? Или — женщина?

— Арвид Петрович был немолодым человеком. Кроме того, он был фанатиком, неисправимым, упорным фанатиком собирательства, фанатиком в лучшем смысле этого слова. Нет, женщины его не интересовали. Единственная женщина, которая к нему приходила, — старушка домработница.

— Кстати, вы знаете ее адрес?

— Точного адреса я не знаю, кажется, живет где-то на Охте.

— Может быть, все-таки какая-то женщина у Лещенко была, но он скрывал это от вас?

— Зачем же ему было это скрывать? Наоборот, он рассказал бы мне об этом. Да и… Лещенко не чувствовал себя одиноким. У него были монеты, они скрашивали ему одиночество.

— В таком случае уточню: не было ли у него знакомых по имени Елизавета или Екатерина?

— Нет, никогда о таких не слышал.

— Может быть, с похожим именем?

— Не похожим — ничего не знаю о такой. Собственно, почему вы об этом спрашиваете?

— Есть показания свидетелей, слышавших, что это имя употреблялось в связи с Лещенко.

— Что, именно Екатерина или Елизавета?

— Да, или похожее имя.

— Странно. Никогда не слышал…

— Теперь и мне это кажется странным. — Вспоминаю показания Станкевич. Нет, подозревать ее в неискренности у меня нет оснований.

— Видите ли, в этом отношении… — Уваров медлит. — В этом отношении многие не понимали Арвида Петровича.

— В каком именно «отношении»?

— Я имею в виду… как бы это выразиться, ну, скажем, в отношении к жизни. Нет, в двух словах это не объяснишь.

— И все-таки попробуйте, Константин Кириллович.

— Попробую, Юлия Сергеевна, скажите честно — вы разбираетесь в нумизматике?

— Признаться, не очень, ко надеюсь на вашу помощь.

— Попробую помочь, если смогу. Видите ли, к коллекционерам монет, нумизматам, люди испытывают устойчивое предубеждение. Мол, все они миллионеры, сидят на золотых мешках, шагу не сделают без выгоды для себя. И никто не вспомнит о простой вещи — для кого же, в конце концов, собирает свои монеты коллекционер? Для себя? Да нет же. В конечном счете все его, как выражается молва, «богатства» перейдут обществу. Естественно, я имею в виду настоящих коллекционеров. Коллекционер бережлив в расходах, часто отказывает себе в самом необходимом, чтобы приобрести ту или иную монету. Видите ли, настоящая большая коллекция — это своего рода симфония. Иногда для совершенства этой симфонии не хватает всего одной ноты, одной-единственной монеты — и как же трудно бывает эту ноту подобрать. И композитор, то есть собиратель, готов на все. А пересуды идут, и то, что человек не вечен, — забывается. И вот — нет Арвида Петровича. Без всякого преувеличения могу сказать: это был маэстро, непревзойденнейший маэстро нумизматики. — Уваров замолчал, сцепив пальцы. Может быть, он прав в отношении женщин. Но не могла же Станкевич выдумать эту Елизавету.

— Константин Кириллович, вы хорошо знаете окружение Лещенко?

— В общем, да.

— Нет ли среди его знакомых человека лет тридцати, высокого, худощавого, шатена с короткой стрижкой? Одевается этот человек, скорее всего, по-спортивному, в куртку и джинсы.

— Этот человек связан с нумизматикой?

— Не знаю.

Уваров задумался. Если бы он мог вспомнить этого человека, многое стало бы легче.

— Арвид Петрович очень неохотно знакомился с людьми. Общался он в основном с нумизматами. По описанию же — таких среди нумизматов немного. Скорее, описанный человек напоминает фарцовщика.

— Попробуйте все-таки вспомнить, Константин Кириллович, может быть, был кто-то похожий?

— Скажу одно: постоянных знакомых с такими данными у Лещенко не было.

— Может быть, он говорил вам о каком-нибудь новом знакомстве?

— Новом знакомстве? Подождите…

Терпеливо жду.

— Вы знаете, не ручаюсь за подробности, но мне кажется… Неделю примерно назад… Лещенко говорил мне о чем-то подобном.

— О знакомстве?

— Да, о знакомстве. Кажется, какой-то человек предлагал Лещенко посмотреть какую-то монету. К Арвиду Петровичу часто обращались с подобными просьбами. Но это было мельком, в разговоре упомянулось и тут же забылось.

— Константин Кириллович, нужно ли говорить, как это важно? Попробуйте вспомнить, что это был за человек?

— Юлия Сергеевна, честное слово, больше ничего не помню.

— Лещенко упоминал его имя?

— Имя упоминал, но я его не помню. То ли Виктор, то ли Владимир, но не ручаюсь ни за то, ни за другое.

— Этот человек был ленинградцем? Или приезжим? В разговоре это сразу чувствуется.

— Скорее, ленинградцем.

— Молодым? Старым? Об этом тоже можно сказать.

— Думаю, молодым, старого человека Арвид Петрович назвал бы по отчеству.

— А что это была за монета?

— Не знаю. Но наверняка монета представляла интерес — иначе не возникло бы и этого разговора.

Пытаюсь выжать из Уварова что-то еще, касающееся Виктора-Владимира, но в конце концов понимаю — ничего нового Константин Кириллович вспомнить не может. Меняю тему:

— О других знакомствах Лещенко не упоминал?

— Если не считать меня, постоянно к нему заходили только два человека — Сурков и Долгополов.

— Сурков?

Уваров с интересом смотрит на меня:

— Да, Сурков, а что?

— Он живет в этом доме?

— Здесь, на восьмом этаже.

Любопытно. Во время допроса Сурков не сказал мне, что близко знаком с Лещенко.

— Сурков нумизмат?

— Поостерегся бы назвать его этим словом. Интересуется монетами, не более того.

— Уточните, пожалуйста. Что значит «интересуется»?

— Держит дома около трехсот монет, не представляющих серьезного интереса.

— Кто такой Долгополов?

— Есть такой Эдуард Долгополов. Работает, кажется, в системе торговли.

— Тоже нумизмат?

— Да, Долгополов — из средних собирателей, таких обычно называют «на подхвате».

— Сколько ему лет?

— Около тридцати.

— Что вы можете сказать о нем?

— Почти ничего… Извините, но я стараюсь избегать общения с людьми типа Долгополова.

Смотрю на Уварова; поняв значение моего взгляда, он качает головой:

— Нет, Юлия Сергеевна, Долгополов категорически не подходит под ваше описание «высокого шатена». Долгополов брюнет, ниже среднего роста, довольно худой.

— Где он живет?

— Кажется, на Петроградской стороне.

— У вас нет его телефона?

— У меня нет, но телефон Долгополова наверняка есть у Лещенко, они общались часто.

— Чем же было вызвано такое частое общение?

— Не хочу давать оценок, вы сами увидите, кто такой Долгополов. Знаю одно: никакой дружбы здесь не могло быть, скорее, такому человеку, как Лещенко, нужен был помощник, и Долгополов добровольно взял на себя роль личного секретаря Арвида Петровича. Думаю, не без выгоды для себя. Очень даже не без выгоды.

— Сурков? Что связывало с Лещенко его?

— Наверное, близкое соседство. Не нужно забывать, при всей осторожности Арвид Петрович был человеком одиноким. Ну и, конечно, сосед, которому всегда можно позвонить, попросить зайти, поневоле становится частым гостем.

— Константин Кириллович, когда вы в последний раз видели Лещенко?

— Вчера. Зашел к нему около двух, я всегда захожу днем. Заходил.

— Он был здоров? Уточняю, он был в своем обычном, нормальном состоянии?

— Да, в самом обычном. Мы поговорили, выпили кофе, я посидел и ушел.

— Может быть, у Лещенко были какие-то подозрения, опасения?

— Никаких.

— После этого вы ему не звонили?

— Нет.