Дмитрий Вересов - Знак Ворона Страница 3

Но гораздо больше волновал ее вопрос собственной славы, не дававшей ей вздохнуть свободно даже в стенах собственного дома. Отключить телефон, поменять номер — полдела. Нельзя было, например, подходить к окну, особенно если ты без макияжа и не в парадно-выходном костюме — на улице всегда дежурили профессионалы-фотоснайперы.

Когда Гриша Опиум был еще жив и вся эта катавасия с прессой еще только-только начиналась, двоим репортерам удалось захватить ее врасплох. Они настигли Татьяну, когда она возвращалась со съемочной площадки.

— А это правда, что вы отдали Григорию Орловскому половину своего гонорара за главную роль?

— А ваш муж знает про ваши любовные похождения?

— А кто ваш нынешний бойфренд?

Бойфренд! Как будто они разговаривают с семнадцатилетней соплюхой! Она мать двоих детей, и ей порядком за тридцать. Какой к чертям бойфренд!

Татьяна припомнила впервые увиденный ею в Чехословакии знаменитый фильм о битломании — “Ночь после трудного дня”, где ливерпульская четверка играла самих себя. Татьяна тогда не могла поверить, что при такой истерической, граничащей с безумием популярности, когда едва ты выйдешь из отеля или собственного лимузина, как на тебя накидывается толпа фанатов и папарацци, невозможно продолжать что-то делать, что-то создавать. Ведь даже жить в такой обстановке, по ее мнению, просто невозможно. Но теперь она и сама хлебнула подобного счастья — быть звездой. Звездой, чья личная жизнь, по условиям шоу-бизнеса, является уже общественным достоянием, так как представляет собой самый ходовой товар, пользующийся бешеным спросом.

После случая с теми двумя нахальными журналюгами, заставшими ее врасплох и нагло попытавшимися проникнуть в ее личную жизнь, неприкосновенность которой прописана в Конституции, Таня стала очень осторожной. Она всегда звонила Колину Фитцсиммонсу, спрашивая его разрешения, давать ли интервью той или иной газете или телеканалу. Колин мягко, почти ласково объяснил ей, что паблисити в киношном бизнесе является главной компонентой успеха и что как ни парадоксально, но чем паблисити скандальней и чем грязнее артистическое белье, выставляемое на общественное обозрение, тем выше рейтинг артиста. Так что плакать здесь точно не стоит, лучше отнестись ко всему с юмором. А впрягаться в судебную канитель у них сейчас нет времени, поэтому пусть она выкинет всю эту чушь из головы, а многострадальную пачку некачественной бумаги отправит на помойку.

Потом Колин попросту замкнул Татьяну на своего пресс-секретаря, умненькую, ловкую девчонку со смешным именем Алабама Джонс. Вертлявенькая, юркая, вся в веснушках и вечно в одних и тех же студенческих блю-джинсах, Алабама вертела журналистами, словно шеф-повар на кухне огромного ресторана своими поварятами. В общем, сравнение журналистского цеха с кухней — отнюдь не ново. Скандалы и сплетни пеклись здесь всегда, как те блины на русскую масленицу. Стопками по сорок штук на одном блюде!

Алабама сказала Тане, чтоб та звонила ей в любое время дня и ночи, потому как раскрутка фильма “Красные рыцари Андреевского флага” было теперь делом всей ее — Алабамы Джонс — жизни.

Фильм едва успели запустить в прокат. Так, чтобы поспеть с номинациями.

И тут же критики и сплетники всех мастей схватились за перо. Писали такое, что без юмора переварить все это действительно было бы невозможно. Многие припомнили скандал с продажей русского военного крейсера. Скандал, замять который стоило немалого труда и денег. Теперь появились версии, совершенно отличные от прежней, официальной. Например, о том, что “Адмирал Захаров” все еще находится в ведении российского ВМФ и ведет на территории Канады шпионско-разведывательную деятельность. И что Колин Фитцсиммонс на крючке у русских чекистов. Тане же отводилась роль радистки Кэт в фильме “17 мгновений весны”. Со Штирлицем, правда, возникли сложности. Первым и, пожалуй, единственным претендентом на славную роль был Леня Рафалович.

Правда, для опытного разведчика он слишком быстро вышел из игры. Сначала попал в тюрьму по подозрению в убийстве Гриши Опиума. Затем сразу после того, как с него сняли обвинение, Леня улетел в Россию. Даже не заехал проститься: позвонил, сказал, что срочные дела, поздравил с успехом: “Ты теперь звезда гипермасштаба. Светишь всему миру — от Чукотки до Новой Зеландии”.

Леонид оказал ей услугу и в результате пострадал. Полгода жизни — такова оказалась цена этой маленькой услуги. Несоизмеримая цена. А моральный ущерб — кто его оценит? Все эти свои мысли она как-то изложила Колину. А потом спросила, нельзя ли сделать что-нибудь приятное для этого человека. В конце концов его вклад в успех фильма весьма и весьма велик. И Фитцсиммонс обещал подумать. И ей даже показалось по тому уверенному тону, каким Колин это сказал, что он уже что-то решил, построил в голове какую-то схему. Пусть он ей об этом пока не говорит, но ему можно доверять, можно быть уверенной, что он сделает все наилучшим образом. У Татьяны сразу как будто гора свалилась с плеч.

Что до газетчиков, то были и другие придумки, но уже побанальней. Большая часть публикаций сводилась к стандартному кто, да с кем, да где, да сколько раз. Если всему верить, то получается, что не исторический “экшен” они снимали, а порнофильм какой-то.

Попадались, конечно, и рецензенты-профессионалы, знатоки кинопроизводства. Те писали по делу, о том, какие в фильме лучшие места, в чем талант режиссера и актеров, на что зрителю стоит обратить особое внимание. Но таковые были в меньшинстве и выглядели редкими белыми воронами на фоне охочей до жареного черной стаи.

И когда неуклонный рост ночных звонков перевалил за допустимую красную черточку, Алабама сама подобрала Татьяне пресс-секретаря.

Сперва он ей не понравился. Ну что это за журналист, который шепелявит! С Таниной точки зрения, это был явный признак профнепригодности. Он и свою-то собственную фамилию не мог выговорить как следует, и получалось у него что-то совсем неприличное, Факноумо вместо Макнамары… Смех, да и только.

Таня звала его просто Дэн.

На модный калифорнийский манер с левого бока Дэн носил длиннющую прядь волос, которую, словно русская девица с косой, распускал на грудь, и, разговаривая, имел обыкновение теребить и оглаживать эту крашеную прядку, что вызывающе контрастировала с остальной обритой поверхностью Дэновой черепушки.

“Экий, однако, асимметричный оселедец у него, словно у хохла времен Тараса Бульбы…” — думала Татьяна.

Но Дэн все же сумел растопить ледок, образовавшийся поперву в ее сердце. Это случилось после того, как, редактируя ее интервью для самого престижного лос-анджелесского издания, он ввернул абзац, который стал потом притчей во языцех, и модное словечко, которое придумал по этому случаю шепелявый Факноумо, стало потом наперебой цитироваться всеми киношниками, со смаком повторяться на вечеринках… И словечко это так удачно прилепилось к ее имиджу, будто его только и недоставало ей до полной природной гармонии.

А получилось так.

Тони Сазерленду — главному сплетнику “Лос-Анджелес Тайме” — отказать в интервью было нельзя. Ему даже привередливый Мик Джеггер, будучи на пике своей славы, отписал в своей аженде целый вечер… Но зато и полжурнала тогда получилось этаким джеггеровским бенефисом. А ради этого стоило, наверное, потерпеть и природное хамство Тони Сазерленда, его априорное выспоренное непочтение к статусу звезды любой величины, будь то трижды “оскароносный” кинорежиссер или супермодный гитарист — обладатель десяти платиновых дисков…

Тони Сазерленд славился нелицеприятной агрессивностью по отношению к звездам любого ранга, — но именно в этом и был особый шик его интервью, которые читали миллионы американцев.

И когда Факноумо, поглаживая свой оселедец, заявил Тане, что придется давать интервью страшиле Тони, она заранее принялась пить успокоительные таблетки.

Тони Сазерленд сразу принялся хамить. И на грани и за гранью фола, вызывая Татьяну на срыв эмоций… И когда он спросил ее, мол, сложно, не будучи по возрасту набоковской нимфеткой, — изображать на голливудском рынке нечто новенькое и свеженькое из России…

Таня тогда действительно взорвалась, ответила вызовом на вызов, по принципу: лучший способ защиты — это нападение. “А вам что, чужая слава глаза колет? Сами-то вы хоть что-нибудь полезное за свои — сколько вам, полтинник уже небось, — вы что-нибудь полезное за эти годы сделали? Только и знаете, что сплетничать, да с чужого успеха пенки снимать”. Как говорится, Остапа понесло. Она кидала свои обвинения, даже не глядя в лицо собеседника. А когда, наконец, подняла на него глаза, сразу замолчала, остановилась на полуслове — такая у Сазерленда была довольная мина. Хищник торжествовал победу: он добился именно того, чего хотел — вывел ее из равновесия, заставил жертву метаться из угла в угол, выбрасывать на ветер свою энергию. После чего ее, обессиленную, можно будет без труда придушить и при желании порвать на части. А она даже не помнила всего, что наговорила этому шакалу во время своего страстного монолога. А вдруг сболтнула лишку? Однако даже если это было так, в печать ничего не попало: ни одна реплика взволнованной актрисы. Не было даже упоминания о нелицеприятном инциденте. Читатель мог быть уверен, что Татьяна и Тони расстались лучшими друзьями и теперь регулярно будут слать друг другу на день рождения открытки с дежурным текстом: “Поздравляю с Днем Варенья! Желаю счастья в личной жизни”. И благодарить за такой хеппи-энд Татьяне следовало своего пресс-секретаря, смешного и нелепого Факноумо, ставившего журналистам жесткое условие: перед публикацией материалы присылаются и могут быть им, Факноумо, отредактированы. И даже прославленный Сазерленд не сумел избежать этой цензуры.