Марина Крамер - Карающая богиня, или Выстрел в горячее сердце Страница 3

– Решился ведь, – пожала она плечами.

Он обошел кресло, в котором Марина сидела, опустился на пол и уткнулся лицом в ее колени:

– Если бы ты знала, что творится сейчас у меня в душе…

– Я не хочу знать этого – мне и своего хватает. – Она опустила руку на его голову, прикоснулась к волосам, и он поднял глаза:

– Если ты сейчас скажешь, я отвезу тебя домой…

– Что, передумал? – улыбнулась Коваль, погладив его по щеке.

– Как я могу передумать? Но ведь и заставить тебя я тоже не могу… если ты не хочешь, ничего не будет.

– Тогда зачем ты замутил все это?

– Уже не знаю…

– Хочешь, скажу? – Она наклонилась к его лицу близко-близко и зашептала: – Потому что тебе до смерти захотелось узнать, что же во мне такого, что заставляет тебя постоянно обо мне думать… Пойдем, Саша, я покажу тебе все, что ты хочешь…

Он подхватил ее на руки и понес в спальню, на кованую кровать, осторожно раздел и замер, глядя.

– Господи…

– И что такого ты увидел, что повергло тебя в ступор? – поинтересовалась Коваль, ложась на бок.

– Тебя…

– Иди ко мне…

Он долго лежал рядом, боясь прикоснуться, только гладил пальцами лицо. Марине было странно наблюдать за подобной нерешительностью – обычно мужики сразу знали, что и как.

– Можно, я поцелую тебя?

– Саша, ты такой смешной – я лежу перед тобой совершенно голая, а ты спрашиваешь разрешения поцеловать меня…

– Я боюсь, что ты исчезнешь, если я к тебе прикоснусь.

– Если бы я собиралась исчезнуть, я изначально не поехала бы – к чему такие сложности? – Она перевернулась на живот и поцеловала его грудь, едва коснувшись губами. – Ты же видишь – я здесь, с тобой…

Это было странно – взрослый мужчина вел себя как подросток, впервые оказавшийся в постели с женщиной. Он долго изучал ее, прежде чем войти, целовал и гладил так нежно, что Марине почему-то хотелось плакать – таким иногда бывал Егор… Когда же она, заплакав все-таки, упала лицом в подушку, он изумленно повернул к себе ее голову и, поцеловав в губы, спросил:

– Что с тобой, Мариша? Я сделал что-то не так?

– Нет, Саша… – всхлипнула она. – Дело не в тебе… я не могу привыкнуть к тому, что теперь я на самом деле одна… понимаешь – я отвыкла быть одна…

– Ты не одна – я с тобой, – целуя ее снова, проговорил он.

– Ты не со мной – у тебя жена и дети.

– Это неважно. Я никогда не видел такой женщины, как ты.

– Да таких, как я, вообще редко кто видел, – усмехнулась Коваль, вытирая глаза. – И одни проблемы от этого.

– Не говори так, – попросил он, взяв ее лицо в свои ладони. – Не могу слушать. Я все готов сделать для тебя, все, что ты захочешь. Только будь со мной.

– Ты спятил, Саша, – это ведь абсолютно невозможно, подумай о своей карьере, которая рухнет под откос сразу, как только станет известно о нашей связи. А известно станет очень быстро, поверь мне, – все, что связано со мной, попадает на первые полосы и на все местные телеканалы.

– Мне все равно. Это только мое дело – с кем спать.

– Тебе так кажется потому, что мы с тобой сейчас лежим в твоем доме, и никто не знает об этом. Но все изменится, поверь мне, когда это выплывет наружу, – сказала Коваль, дотягиваясь до пачки сигарет на тумбочке. – Ты начнешь винить меня в своих неудачах и неприятностях, а я терпеть этого не могу.

– Ты считаешь меня ничтожеством, не способным отстоять свое право на любовь?

– А я разве говорила о любви? Я говорила о твоей карьере, о работе, о том, чего ты лишишься из-за меня.

– А теперь послушай меня, – перебил Ромашин, отнимая у нее сигарету и делая глубокую затяжку. – Мне сорок два года, я давно работаю в милиции, у меня есть определенная репутация. В конце концов, существует такое понятие, как развод, – делить нечего, дети взрослые, учатся, жена – предприниматель, у нее своя сеть магазинов, и уже давно она зарабатывает больше меня, так что ничего не потеряет. А ты… да будь ты четырежды судимая квартирная воровка, я все равно не отступился бы. Я целый месяц с ума сходил, думая о тебе, о том, как набраться смелости и прикоснуться к тебе, просто заговорить. Я понимаю, ты не только обо мне, ты и о себе тоже думаешь, ведь и тебя связь с ментом не украсит в глазах твоих бойцов и всех остальных… Но, Мариша, подумай о том, что мы могли бы и не афишировать ее – ведь сегодня нам с тобой удалось. Так что мешает и в дальнейшем поступать так же? – Он привлек ее к себе, обнял, прижимая голову к груди. – Я не могу отказаться от тебя, ни за что не сделаю этого – ты нужна мне.

– Зачем?

– А может, я влюбился?

– Это глупо, Саша. – Коваль попыталась встать, но он не выпустил, прижав еще сильнее:

– Не уходи… побудь со мной немного еще, потом я отвезу тебя… пожалуйста…

Она осталась… Они занимались любовью почти до самого вечера, уже стемнело, и Марина отчетливо представила, как сейчас психует Хохол, сидя в «Хаммере» возле здания прокуратуры. Ее нет полдня, за это время можно в тюрьму сесть, а не то что со следователем побеседовать. Да и черт с ним, с Хохлом, – она имела право на свою личную жизнь, никак не связанную с ним. Однако благоразумие взяло верх над полученными эмоциями, и Марина приподнялась на локте, коротко глянула на блаженно растянувшегося в постели Ромашина:

– Саша, мне пора…

– Я не хочу отпускать тебя, – признался он, обнимая ее и пряча лицо на груди. – Может, останемся? Завтра суббота, и все выходные мы могли бы провести здесь…

– Не гоните лошадей, господин подполковник! – засмеялась Коваль. – Если сегодня я не выйду из здания городской прокуратуры, в этом городе произойдет всплеск криминала – мой телохранитель парень безголовый во всем, что касается меня, не остановится, пока не найдет.

– Твой телохранитель – Евгений Влащенко, Жека Хохол? – спросил Ромашин, поглаживая ее по затылку под волосами.

– Да.

– Я его знаю.

– Его только ленивый не знает, – фыркнула Коваль.

Это не было преувеличением – репутация и известность у ее охранника и по совместительству любовника была та еще…

– Нет, я не о том – я работал в райотделе, когда его задержали во второй раз. Видишь? – Он показал длинный тонкий шрам на правом боку. – Это его знаменитая финка, я успел среагировать, и лезвие только кожу рассекло, а иначе…

– А иначе тебя бы уже похоронили. Я это знаю – Женька владеет финкой, как я вилкой, – спокойно продолжила Марина, чуть коснувшись шрама пальцем.

– Собственно, ему за это и накрутили, там вообще-то ерунда была, но он ведь уже был судим, да плюс нападение на сотрудника, – закончил Ромашин, не переставая поглаживать ее.

«Да-а, вот-то Хохол обрадуется, если узнает, с кем кувыркалась в постели его дорогая Коваль… Представляю его рожу и монолог…»

– Знаешь, жизнь такая странная, – произнесла Марина, закрыв глаза и прислушиваясь к движениям его пальцев, ласкающих ее. – Кто бы сказал, что я добровольно лягу в постель с ментом после всего, что мне пришлось перетерпеть от твоих собратьев, – я не поверила бы. Но, Саша, скажу тебе честно – мне было с тобой очень хорошо. Я вообще-то не такой секс люблю, но то, что сегодня произошло, было замечательно. А сейчас давай собираться, мне действительно пора.

…В машине он молчал, напряженно вглядываясь в темную дорогу, а Коваль дремала на заднем сиденье, утомившись за этот бесконечный, странный день. Сейчас вернется домой, упадет в джакузи с пенкой, будет лежать долго-долго…

…Не сбылось, к сожалению, – едва Марина показалась на крыльце закрытой уже прокуратуры, как к ней подскочил Хохол и заблажил во всю луженую глотку:

– Ты что же делаешь со мной, а?! Почему трубку не берешь?! – и Марина вспомнила, что убрала звук у телефона, чтобы не отвлекал.

– Не ори – не дома! – отрезала она, перейдя в нападение, чтобы заставить его замолчать. – Звук убрала – я ж на допросе!

– Да за это время можно расколоть любого в «несознанке», а не то что показания снять со свидетеля! Кому ты лепишь?! – не прекращал орать Хохол, схватив ее за рукав.

– Убери руки! – приказала Коваль негромко. – Забылся, урод?

– Урод?! Быстро! – отпустив ее руку, проговорил он с обидой. – Быстро ты забываешь все, что было, Коваль.

Он повернулся и пошел к машине, а Марина так и осталась стоять на крыльце. Повернув немного голову, заметила выезжающую из внутреннего двора прокуратуры белую «Волгу».

– Марина Викторовна, вы домой или ужинать? – спросил подошедший Сева, и Коваль очнулась:

– А? Нет, не хочу ужинать, устала.

Хохол демонстративно сел во второй джип, чтобы дать понять, что Марина перегнула палку, но ей это было безразлично.

Она выпрыгнула из машины во дворе дома и бегом помчалась в спальню, на ходу скидывая вещи:

– Даша, убери, пожалуйста, я в душ!

Встав под воду, она немного расслабилась и успокоилась, взяла губку и гель, стала медленно водить по телу, вспоминая все, что произошло сегодня. Марина вдруг посмотрела на ситуацию чужими глазами – она улеглась в постель к совершенно незнакомому мужику всего через сорок дней после гибели мужа… Кто она после этого? Есть вполне конкретное название, и это определение не могло обрадовать. А самое главное, сейчас ее мучило только одно – то, что он мент… Нельзя при ее образе жизни связывать себя отношениями с ментом, хоть тресни – нельзя, тот же Бес сгнобит за это, да и собственные пацаны не будут в восторге. Но его лицо, руки, губы – все это стояло перед глазами, и еще то, как он называл ее… Егор крайне редко звал жену по имени, у него всегда в запасе было великое множество ласковых словечек. Да и вообще, кроме отца и иногда племянника, никто, кажется, уже и не помнил, как ее зовут, все Наковальня да Коваль – как вариант. И это ментовское «Мариша» было таким непривычным и странным, словно не о ней. Коваль со вздохом выключила воду и, завернувшись в халат, встряхнула мокрые волосы. В спальне было прохладно, она чуть повернула регулятор на батарее и растянулась на кровати, прихватив любимую книжку с собранием древнеяпонских танка.