Валерия Вербинина - Кольцо с тайной надписью Страница 3

– Паша! – укоризненно шепнула я. Сзади уже вовсю гудели машины, чьи водители были недовольны тем, что мы не трогаемся с места, хотя свет давно сменился на зеленый.

– Ну хорошо, хорошо, – проворчал Ласточкин.

Машина покатила по шоссе. За это время диктор успел взвесить евро и доллар, посулил на завтра безоблачную погоду с возможным дождем и градом, а также магнитную бурю, неприятности для Козерогов, которые родились в тринадцатом часу в пятницу, и наконец, обессиленный, захлебнулся и умолк, уступив место рекламе утюгов заграничной фирмы «Хлам». За рекламой последовал «Час книгочея», передача о модных новинках книжного рынка. Как и следовало ожидать, бестселлером номер один был объявлен роман модного японского писателя Накося Выкуси «Любовники безлунной ночи», повествующий о том, как однажды ночью в заснеженном Токио герой встретил говорящего синего крокодила и что из этого вышло. Крокодил изрекал высокие истины, недоступные скудному разуму большинства смертных, и между прочим сообщил герою, – разочарованному меланхолику средних лет с ярко выраженной тягой к лопоухим женщинам, – что смысл жизни вовсе не в деньгах или власти, как думают некоторые, а в большой и чистой любви. Следуя советам своего синего друга, герой проникся любовью к лопоухой наследнице обувного дела, женился на ней и занялся производством ботинок из крокодиловой кожи. «Любовники» заканчивались душераздирающей картиной того, как в безлунную ночь герой смотрел на только что изготовленные ботинки из кожи своего приятеля, высокомудрого синего крокодила, и плакал, в то время как его жестокосердная жена в соседней комнате занималась любовью с большим колючим кактусом. Роман был единодушно признан шедевром за глубокий философский, метафизический и психологический подтекст, не говоря уже о его социальном и моральном значении. Однако капитан Ласточкин, очевидно, не питал симпатии к синим крокодилам и пишущим о них японцам, потому что не стал слушать очередные славословия в адрес Накося Выкуси и выключил радио. Мой напарник был мрачен и не глядел на меня.

– Значит, ее тоже убили, – проговорил он наконец. – Вот невезуха!

– Ты жену Германа Вострикова имеешь в виду? – на всякий случай уточнила я. – А ты что, ожидал чего-то другого? Они ведь и до этого уже похищали людей два раза и никого не оставляли в живых.

– Не два, а три, – буркнул Ласточкин. – Невнимательно сводки читаешь, Лизавета Владимировна!

– По-моему, мы с самого начала договорились, что ты называешь меня просто Лиза, – заметила я. – А что касается того дела, готовящуюся операцию по задержанию банды держали в большом секрете и информацией о бандитах тоже особо не делились. Зато когда операция провалилась, в СМИ подняли такой хай, что хоть святых выноси. Там ведь не только убитые были – там и раненых была куча. Брат этой Ларисы был тяжело ранен, еле выкарабкался. Полковник ОМОНа получил серьезное ранение, да еще человек пять его подчиненных. Но обо всем этом я узнала из газет, а наши словно воды в рот набрали. Что там произошло все-таки, ты не знаешь?

– Бойня там была, – коротко ответил Ласточкин. На его скулах играли желваки. – А наши молчат, потому что похвастаться им нечем. Я говорил с ребятами, которые занимались этим делом. Засада была поставлена грамотно, все ближайшие дороги перекрыты, Германа Вострикова, который нес деньги, ни на мгновение не выпускали из виду. И несмотря ни на что, похитители убили его, забрали выкуп и скрылись, не получив ни единой царапины. Ты понимаешь, чем это пахнет?

– Понимаю, – уныло ответила я. – У них был осведомитель среди людей, которые знали об операции. Поэтому бандиты и сумели исчезнуть, не оставив «следа».

– Во-во, – кивнул Ласточкин. – А теперь прикинь, сколько народу знало об операции. Человек тридцать, не меньше. Здорово, правда? И что же, всех их проверять? Ну и как это сделать? «Простите, дорогой товарищ, вы случайно не слили секретную информацию о готовящейся засаде неким бандитам за кругленькую сумму денег?» Смешно.

– Но хоть какие-то зацепки у следствия есть? – спросила я.

– Никаких, Лиза, – ответил капитан. – То-то и оно, что никаких.

– Это тебе ребята так сказали? – поинтересовалась я.

– Ничего они мне не сказали, – с досадой отозвался Ласточкин. – Я просто увидел это по их лицам. Когда у опера есть нить, потянув за которую он может распутать весь клубочек, он выглядит совсем иначе, чем тот, у которого нет ничего, кроме догадок и предположений. – Паша поморщился. – Если бы хоть один из похищенных остался в живых… Но эти гады действовали грамотно. Всех возможных свидетелей они убивали, и это одна из основных причин того, почему у следствия до сих пор ничего нет.

В это мгновение рация испустила ужасающий предсмертный хрип, услышав который человек неподготовленный наверняка подскочил бы на месте. Но так как я уже бывалый опер, то я даже ухом не повела.

– Ласточкин, Синеокова, вы где?

– Уже на проспекте, а что?

– Разворачивайтесь. Только что был звонок: убийство возле дома номер пятнадцать по Ландышевому бульвару. Огнестрел. Похоже, работал киллер, так что вы там поосторожней. Жертва Михаил Кликушин, бизнесмен. Как поняли?

– Ландышевый бульвар, дом номер пятнадцать. Убийство с применением огнестрельного оружия.

– Вот и прекрасно. – Рация, пару раз хрипнув напоследок, окончательно издохла.

– Да, в самом деле прекрасно, – буркнул Ласточкин и всю дорогу до дома номер пятнадццать молчал, словно в рот воды набрав.

Человек лежит на асфальте, жалобно всхлипывая. Глаза безумные, налитые болью до краев. По лицу человека текут слезы. Он корчится и хватает себя руками за живот.

– А-а-а… Бо… же… Бо-оже мой…

Ласточкин затормозил так резко, что шины протестующе завизжали.

– Черт! Да он еще живой! «Скорую», «Скорую» вызвал кто-нибудь?

Пыльный двор, затененный липами. Угрюмый дом сталинской постройки – из тех, что считаются первоклассной недвижимостью и привлекают массу покупателей. Таких, как этот Михаил Кликушин, преуспевающий бизнесмен, который корчится сейчас на асфальте.

Любая драма непременно требует зрителей, и поэтому вокруг раненого медленно, но верно, как грозовая туча, сгущается толпа. Покамест она состоит из мальчика с щенком на поводке, накрашенной девицы, которая держится несколько в отдалении, небрежно дымя сигаретой, немолодой женщины с последней моделью айфона, старика с палочкой, парня в форме – вероятно, охранника подъезда – и еще одной женщины, которая мечется вокруг раненого. Ее движения бестолковы и беспомощны, но чувствуется, что из присутствующих только она одна принимает судьбу этого человека близко к сердцу. «Жена», – машинально соображаю я. Щенок мальчика вертит большой головой, отчего его уши смешно мотаются, встает на задние лапы и натягивает поводок.

– О, менты прибыли, – говорит ребенок.

У раненого, похоже, нет больше сил ни кричать, ни плакать. Он только тихо стонет, полузакрыв глаза.

– Полиция, – говорит мой напарник. – Пропустите…

Как-то очень умело он оттирает молодую женщину от тела и, присев на корточки, приподнимает руку Кликушина и смотрит на заляпанный темными пятнами пиджак. Лицо капитана мрачнеет, когда он видит, куда угодили пули.

– «Скорую» вызвали? – спрашивает он очень громко.

– Десять минут назад, – отвечает за всех немолодая женщина с айфоном.

– Но он не может лежать здесь! – вскрикивает жена. По ее лицу текут слезы. – Его надо перенести куда-нибудь!

Ласточкин поднимается на ноги.

– Его нельзя трогать, – тихо и веско произносит он, глядя на обезумевшую от горя женщину сверху вниз.

Не подумайте, что мой напарник такой высокомерный. Просто у него рост метр восемьдесят пять, а у меня, соответственно, только метр шестьдесят три. Жена Кликушина лишь чуть повыше меня, хоть и носит высокие каблуки.

– Но ведь что-нибудь надо сделать! – кричит она. – Пожалуйста!

– Кто-нибудь видел, как это произошло? – спрашивает Ласточкин.

Как это ни странно, первым на его вопрос откликается ребенок.

– Я гулял с собакой поблизости и услышал выстрелы. Три, – уточняет мальчик. – Я сначала даже не понял, что произошло. Потом подошел сюда и увидел… Вот.

Я подхожу ближе. Точно, мальчик не солгал. Кликушин получил три пули в живот. Лицо его на глазах бледнеет, в углах рта пузырится слюна. Ласточкин, что с ним случается довольно редко, срывается:

– Ну где же эта … «Скорая»?

Девица с сигаретой, услышав ругательство, смотрит на капитана с откровенным интересом. Впрочем, и без сильных выражений в Ласточкине есть определенно на что посмотреть. Он высокий и симпатичный, со светлыми непокорными волосами, которые постоянно взъерошены. Если вокруг него не водят хоровод претендентки на его руку и сердце, то исключительно потому, что в наш меркантильный век дамы привыкли из всех достоинств оценивать прежде всего размеры банковского счета, а ум, порядочность, привлекательность и прочее расцениваются разве что как бонусы, приятные, но вовсе не обязательные. И тут мне в голову приходит любопытная мысль – интересно, а сильно бы Паша изменился, будь он богачом? Почему-то мне кажется, что нет, хотя я, разумеется, лицо сугубо пристрастное.