Екатерина Лесина - Маска короля Страница 3

Мало кто знал, что после пожара, едва не уничтожившего весь квартал, Мастер прожил еще два часа. Вполне достаточно, чтобы рассказать правду о том, как вино медленным ядом растеклось по его жилам, парализуя все тело, как огонь, будто прирученный зверь, повинующийся своему хозяину, выбрался из камина на зов Короля крыс, как тот подкармливал слабенькое пламя бумажной крошкой и как ушел, плотно прикрыв за собой дверь. А Мастеру оставалось лишь смотреть, как медленно, но верно подбирается к нему огонь. Дрессировщик ушел, и зверь получил долгожданную свободу. Но Король крыс совершил ошибку – жар уничтожил яд, и, вместо того, чтобы умереть, Мастер заговорил.

Расскажи обо всем сыну. У графа Ягузовского не было детей, а у Мастера был. Сын. Сын отвечает за отца. Сын отомстит за отца!

– Я отомщу, – пообещал Сергей.

Он обещал отомстить – за дом, от которого остались одни головешки, за обман, за украденную душу, за мучительную смерть, за этот запах паленой человеческой плоти, который въелся в его одежду, волосы, кожу. Сергей знал, что отныне, пока жив Король крыс, другие запахи для него недоступны. В конце концов, у него только и осталось, что жажда мести да странный крестик, найденный в кармане у отца. Несмотря на жар, серебро не то что не расплавилось, но даже не оплыло.

Сергей похоронил отца сам, на неосвященной земле и без отпевания в церкви. Соседи неодобрительно шептались: так ведь поступают только с самоубийцами, а старик заслуживал, чтобы его похоронили по-человечески. Сын же даже поминок не устроил, воротившись с погоста он собрал вещи и уехал незнамо куда.

Спустя месяц в столице открылся новый клуб. Новость так себе, никто даже ухом не повел, подумаешь, клуб какой-то. Да и учредители не стремились рекламировать свое заведение. Наоборот, они постарались, чтобы о клубе знало как можно меньше людей, ибо странные дела творились в черном доме, окруженном высоким забором. Таинственные дела…

Поговаривали, будто каждый из членов «Круга вечности» в этом доме был… богом. Но разве можно верить слухам?

Лия

Вся эта история началась с переезда. Переезжала я из родительской пятикомнатной квартиры, в которой в последнее время стало как-то очень уж тесно, в свою однокомнатную. Подобная рокировка, признаться, не слишком радовала, но… но жить под аккомпанемент бесконечного Славкиного брюзжания я больше не смогу.

Славка – муж моей сестры. Ну и угораздило же Лариску выйти замуж за подобного типа: наглый, рассчетливый и до невозможности занудный. Славка любил себя, деньги и жену, меня же он считал существом бесполезным и бестолковым. Ссорились мы постоянно и по любому поводу, и в конце концов дошли до той стадии, на которой деверь неожиданно вспомнил, что у меня имеется собственная квартира, куда я могу убраться, если меня здесь что-то не устраивает. И вообще непонятно, почему я до сих пор этого не сделала.

Вышеупомянутая квартира была подарена дядей Захаром на мое восемнадцатилетие, помню, дядя Захар тогда еще сказал, что у каждого человека должно быть место, куда он при необходимости сможет уйти. Знаю, что ничего такого дядя Захар не имел в виду, он вообще замечательный и не делает разницы между Лариской и мной, хотя Лариса – его родная дочь, а я – приемная, но дядя Захар искренне любит нас обеих. И если бы не Ларискин супруг с его непомерным самомнением, я бы в жизни не решилась уйти из дому.

Хотя «уйти» – слишком громко сказано, в конце концов, я ведь не перебираюсь на постоянное место жительства в другой город или, паче того, другую страну. Но все равно, переезд – штука неприятная, вот и Рафинад со мной согласен. Рафинад – это мой кот. Огромная зверюга шести лет от роду и весом килограммов в восемь. У него длинная шерсть снежно-белого цвета, голубые глаза прирожденной блондинки, манеры джентльмена и врожденная глухота. Как мне объяснили, все белые голубоглазые коты страдают этим недугом. Ну и пусть, нам с Рафинадом его глухота совершенно не мешает общаться. Вот, например, в данный момент Рафинад, осмотрев свое новое жилище, высказывал собственное мнение, не слишком лестное, надо заметить. Шерсть дыбом, на лице, точнее, на морде – глубокая тоска пополам с безнадежностью, как у аристократа, проигравшего в карты все свое состояние с родовым поместьем в придачу и теперь вынужденного переехать в крестьянскую избу. «Может, передумаешь? „– умоляли голубые глаза. Не передумаю. Кот это понял и тяжко вздохнул: здесь ему не нравилось. Мне, кстати, тоже. После шикарных апартаментов, в которых я провела бо#льшую часть своей сознательной жизни, собственная квартира казалась мне крошечной каморкой, в которой обитал папа Карло до того, как Буратино раздобыл ключик из драгоценного металла. Одна комната. Коридор, где никак не развернуться. Кухня, которую и кухней-то назвать язык не поворачивается, так, кухонька. Ванна непередаваемого оттенка слоновой кости. Унитаз с трещиной. Выцветшие обои. Продавленный диван. Колченогий стол. Правильно, а чего я хотела? Девять лет без ремонта. Девять лет, с момента покупки, я сюда не заглядывала. Зачем? Жить здесь я не собиралась, а семья, которой я сдавала помещение, предпочитала привозить деньги мне на дом, я была только «за“. За…

– Придется делать ремонт, – произнесла я в никуда.

Рафинад жалобно мяукнул и попятился – огромный рыжий таракан привел моего кота в состояние, близкое к обмороку.

– И тараканов травить.

И работу искать… Ремонт поглощал денежные ресурсы с потрясающей скоростью, и с каждым днем вопрос о трудоустройстве становился все более и более актуальным. Нет, конечно, можно попросить денег у мамы или дяди Захара, но… неудобно как-то.

Работу я нашла, когда ремонт подходил к своему логическому завершению. Конечно, не совсем то, что я хотела, вернее, совершенно не то, но выбирать не приходилось. Отыскать подходящее место оказалось не так-то просто: должности уборщицы, продавщицы и дворника меня, понятное дело, не устраивали, а чтобы претендовать на место менеджера или хотя бы секретаря, требовался не только опыт работы и умение обращаться с компьютером, но и знание хотя бы одного иностранного языка. И если с опытом работы и компьютером все было более-менее в порядке, то с иностранными языками у меня, как у многих математиков, большие проблемы.

Я не сказала? По образованию я – математик, точнее, преподаватель математики и разного рода околоматематических дисциплин, правда, в школе я проработала всего ничего – около года, потом сбежала. Дети – это еще те цветы жизни, они кого хочешь доведут. И вот теперь мне предстояло вернуться, и не в обыкновенную среднестатистическую школу, а в интернат для трудных подростков: спасибо дяде Захару, посодействовал. Уже послезавтра, в понедельник, мне предстояло переступить порог этого мрачного, хорошо известного на весь город заведения. Интернат… Больше всего сие учебное заведение напоминало тюрьму: высокий забор с колючей проволокой, металлические ворота и пункт охраны. Даже вспомнить страшно, не то, что о работе думать, но отказаться я не могла. Во-первых, деньги – зарплату мне предложили просто великолепную, раза в три больше, чем в обычной школе. Во-вторых, за меня замолвил слово дядя Захар, а он очень не любил кого-то о чем-то просить, он поручился за меня, и я не имела права его подвести. Поэтому оставалось лишь пожалеть себя, любимую, и тщательно подготовиться к дебюту.

– Вот здесь у нас столовая. Там – административный корпус. – Светлана Игнатьевна махнула рукой в сторону приземистого здания с голубыми стенами. – Ну, в нем вы уже были…

Я старательно кивала. Экскурсия по территории школы-интерната была, возможно, и полезной, но ужасно утомительной. Два жилых корпуса – один для мальчиков, второй для девочек. Учебный – опять же, классы раздельные. Столовая. Администрация. Церковь – в отдельном здании, которое по внешнему виду совершенно не отличается от остальных построек. Плюс к этому – свое хозяйство с курятником, приличных размеров огородом и садом. Здесь даже кузница имелась. Пожалуй, я слишком поторопилась, сравнивая это место с тюрьмой. В какой тюрьме имеется собственный бассейн с джакузи, спортзал с новеньким тренажерами, в какой тюрьме заключенных развлекают верховыми прогулками на старом, но таком ухоженном мерине с грозной кличкой Громобой? Здесь было бы очень даже ничего, если бы не… дети. Именно они портили все впечатление. Одинаковая одежда, чистая, опрятная, но из-за этой своей одинаковости неуловимо смахивающая на униформу. Одинаковые коротко стриженные головы и пустые дикие глаза – другого слова не подберешь. Они смотрели на меня, как тигры на дрессировщика, и чувствовала я себя соответственно.

После экскурсии Светлана предложила попить чаю а заодно и познакомиться с остальным персоналом. Пока я знала лишь Игната Владимировича, директора этого милого заведения, и Светлану, которая, как я поняла, являлась его первой помощницей. Всего учителей было двенадцать, включая нас со Светланой. Альберт Эдуардович, высокий господин с изможденным лицом и обширной лысиной. Андрей Николаевич – полная противоположность своему коллеге, низенький, полноватый, подвижный, словно наполненный гелием воздушный шарик. Виктор Петрович, импозантный седой джентльмен, чем-то неуловимо похожий на моего Рафинада. Существовал еще некий Иван Иванович, но в настоящий момент он вместе с Александрой Егоровной и Анной Александровной дежурил в столовой.