Юлиан Семенов - Испанский вариант Страница 3

- На одно больше, чем у меня, но все равно красиво... Я бы с радостью увидел вас сегодня вечером.

- Я бы тоже с радостью увидела вас сегодня вечером, если бы у меня не было записи на радио, а вы не уезжали в Вену.

- Да, про Вену я как-то забыл.

- А я никогда не забываю про свои концерты, и мне поэтому трудно жить. Зачем вы едете в Вену?

- Мне нравится, когда стреляют.

- Хотите попрактиковаться в стрельбе?

- Позвольте, кстати, представиться: Ян Пальма, политический обозреватель нашего могучего правительственного официоза. Вот моя карточка, позвоните, если я оттуда вернусь, а?

Бургос, 1938, 6 августа, 8 час. 10 мин. __________________________________________________________________________

Хаген неслышно вошел в комнату. Он вообще умел ходить неслышно и пружинисто, несмотря на свои девяносто килограммов. Пальма почувствовал в комнате второго человека лишь потому, что тонкий, жаркий и колючий луч солнца исчез с его века и в этом глазу наступила звенящая, зеленая темнота - так бывает после хорошего удара на ринге.

<У кого это был рассказ <Солнечный удар>? - подумал он. - Кажется, у кого-то из русских>.

Он открыл глаза и увидел склоненное над собой лицо Хагена.

- Ну как? - спросил тот. - Легче?

- Несколько...

- Доктора мы, к сожалению, пригласить не можем... Пока что...

- Это как <пока что>? - спросил Пальма. - Вы пригласите доктора, когда надо будет зарегистрировать мою смерть?

- Ну, эту формальность соблюдают только в тюрьме, после приговора суда. Мы просто делаем контрольный выстрел за левое ухо.

- Почему именно за левое?

- Не знаю... Между прочим, я сам интересовался: отчего именно за левое? Экий вы цепкий, господин Пальма. Пойдемте, я покажу наше хозяйство. Подняться можете?

- Наверное.

- Ну, вот и прекрасно. Давайте руку...

Они вышли на маленькую галерею, окружавшую дом.

- Забор не обнесен колючей проволокой, но через эту мелкую металлическую сетку пропущен ток. У нас свой генератор. Убить не убьет, но шок будет сильный. Включаем днем, когда у нас только двое дежурных на территории. Ночью мы спускаем собак, и у нас дежурят четыре человека.

- Это вы к тому, чтобы я не думал о побеге?

- Мой долг хозяина - показать вам дом, где вы теперь живете.

- Но если мне этот дом не понравится, я же не смогу отсюда выйти...

- Приятно работать с латышами, - сказал Хаген. - Реакция на юмор у вас боксерская.

- И со многими латышами вы уже успели поработать?

- Вы спрашиваете не просто как журналист, но скорей как цепкий разведчик.

- Разве вы не знаете, что я - шеф латышской разведки?

Хаген рассмеялся:

- Я знаком с шефом латышской разведки, милый Пальма, да и не латышская разведка нас в настоящее время интересует.

- Какая же?

- Этот вопрос вам задаст Гейдрих в Берлине. Лично. Я здесь только провожу предварительный опрос. Так сказать, прелюд в стиле фа-мажор.

Пальма поморщился:

- Никогда не говорите <в стиле фа-мажор>. Вас станут чураться, как верхогляда. Где, кстати, ваш мрачный коллега?

- Он будет работать с вами вечером. Когда я устану.

- Я что-то не очень понимаю: вы меня похитили?

- Похитили.

- И не отпустите?

- Ни в коем случае.

- Но ведь будет скандал, в котором вы не заинтересованы.

- Никакого скандала не будет. Машина-то ваша разбилась... Вот мы вас и похоронили - обезображенного.

- Я забыл ваше имя... Ха... Харен?

- Называйте просто <мой дорогой друг>...

- Хорошо, мой дорогой друг... Разбилась машина британской подданной Мэри-Глорин-Патриции ван Годен Пейдж. Моя машина в полной сохранности. А Мэри Пейдж ждет меня в условленном городе, и, если я там не появлюсь, она будет волноваться вместе с моими друзьями. - Пальма лениво поглядел на сильное лицо Хагена и осторожно притронулся пальцами к марлевой наклейке на лбу. - Так у нас условлено с друзьями...

<Может быть, я зря выложил ему это? - подумал он. - Или нет? Он растерялся. Значит, не зря. Посмотрим, как он будет вертеться дальше. Если я выиграл время, значит, я выиграл себя. А он растерялся. Это точно... А придумал я про Мэри хорошо. Обидно, что мы с ней об этом не сговорились на самом деле>.

...За полчаса перед этим Штирлиц сказал Хагену:

- Приятель, возьмите его в оборот. Пусть он все расскажет про университет, и начните его мотать про Вену. Я в жару не могу работать. Я приеду к вечеру и подменю вас, если устанете. А нет, станем работать вместе. Вдвоем всегда сподручнее. Только чтобы все корректно, ясно?

- Хорошо, штурмбанфюрер.

- Скажите еще, <благодарю, штурмбанфюрер>... Вы что, с ума сошли?! Я ненавижу официальщину в отношениях между товарищами. И вообще стоит этого латыша записать за вами: вы организовали его похищение, вы его доставили сюда. Это ваш первый серьезный иностранец?

- В общем-то да.

- Ну и держите его за собой. Я пошлю рапорт о вашей работе.

- Спасибо... Я, право, не ожидал этого...

- Чего не ожидали?

- Ну... Такой щедрости, что ли...

- Какая там к черту щедрость, Хаген! Во-первых, жара, а во-вторых, вы еще с ним напрыгаетесь - он из крепких, да и, по-моему, Лерст напридумывал, бедняга. Я ведь не очень верил в его версию.

- Я убежден, что в Берлине с ним до конца разберутся.

- Конечно, разберутся. Когда будем отправлять?

- Вы же читали шифровку: там сказано - <в ближайшее время будет переправлен в Берлин>.

- Да, верно. Верно, приятель. Ладно. Я двину в город - отдыхать, а вы с ним начинайте.

- Где вас найти в случае чего?

- А что может случиться? Ничего не может случиться. Ищите меня в отеле или в баре <Кордова>.

С этим Штирлиц и уехал.

Когда Пальма сказал Хагену о своей договоренности с Мэри, тот понял, какую промашку он допустил, начав операцию с захоронением <Пальма, погибшего при автомобильной катастрофе>, - лицо седому старикашке-жулику, мастерски воровавшему из карманов бумажники, изуродовали до полнейшей неузнаваемости, - но совсем забыл про машину латыша, которая стояла в отеле. Хаген, сдав Пальма на попечение своих помощников из охраны, немедленно начал обзванивать отель и бар <Кордову> в надежде найти Штирлица. Но его нигде не было. Штирлиц, естественно, не рассчитывал на звонок Хагена. Он знал честолюбие гауптштурмфюрера. Он был убежден, что Хаген счастлив, оставшись наедине с Яном. Штирлиц никак не мог предположить, что тот станет его разыскивать, - Хаген обожал допросы. Он вел их в провинциальной манере: с большими, многозначительными паузами и зловещими расхаживаниями за спиной арестованного, и Штирлицу было занятно наблюдать несколько мальчишеское самолюбование Хагена. <Видимо, в детстве его здорово лупили приятели, - как-то подумал Штирлиц. - Слабые люди очень дорожат правом стать сильными, которое не завоевано ими, а получено в подарок>.

Как раз потому, что он достаточно хорошо знал Хагена, Штирлиц и решил не обеспечивать себе алиби на случай отсутствия в тех местах, которые он ему назвал перед отъездом в город. Но ни в один из названных адресов он. не поехал. И алиби у него на угу поездку не было.

А ему надо было всегда обеспечивать себе алиби: Максим Исаев лучше других знал, как это трудно - быть все время штурмбанфюрером Штирлицем.

...Командировка Штирлица в Испанию была для него - при том, что он ощущал н е ч т о надвигающееся - неожиданностью. После того как Гитлер ввел свои войска в Рейнскую область, растоптав, таким образом, Версальский договор, и ни Франция, ни Англия не выступили против него, в Германии наметилась определенного рода раздвоенность: министерство иностранных дел, возглавлявшееся старым дипломатом Нейратом, и генеральный штаб, продолжавший считать, что Гитлер служит им, военным, а не они ему, предлагали тактику выжидания. Гитлер, наоборот, вкусив пьянящую сладость первой внешнеполитической победы, подкрепленной силой оружия, закусил удила.

Умение чувствовать - ценное качество разведчика, но еще более ценным его качеством следует считать знание.

Штирлиц еще только начинал по-настоящему свой путь в закордонной разведке Гейдриха; он был, как говорили в имперском управлении безопасности, на <первом этаже>, тогда как кабинет рейхсфюрера помещался на пятом.

Работа в Испании должна была помочь Штирлицу ступить на ту лестницу, которая вела с первого этажа на второй: от о щ у щ е н и я к з н а н и ю.

Центр, получив его шифровку о командировке в Испанию, вменил ему в обязанность заниматься изучением фигуры <сеньора Гулиермо> - под таким именем вместе с Франко работал начальник абвера рейха адмирал Канарис, руководивший агентурной цепью в Испании еще в годы первой мировой войны.

Когда Штирлиц, дав подписку о неразглашении <высшего секрета рейха>, был отправлен в Бургос, он сразу же перешел на <второй этаж>. Здесь, за Пиренеями, он узнал многое из того, что было воистину <высшей тайной рейха>. (Летчики Пунцер и Герст за разглашение того факта, что они сражаются вместе с Франко - написали, дурашки, в письмах домой, - были расстреляны в гестапо <папы> Мюллера без суда и следствия. Тайны, к которым Штирлиц подошел здесь за эти два года, были куда как важней: узнай Гейдрих, куда эти высшие тайны рейха уходят, Штирлица ждали бы пытки перед четвертованием - о расстреле он мог мечтать как об избавлении, благе, милости...)