Андрей Кокотюха - Пророчество Страница 3

Малышев, несмотря на критичность ситуации, вдруг уловил в манере говорить и интонациях противника что-то знакомое, однако в такой обстановке никак не мог припомнить, где и когда ему доводилось сталкиваться с чем-то подобным. Причем не однажды, а несколько раз. На его глазах такие переговоры – именно переговоры! – уже велись.

Его мысли и выводы сейчас не поспевали за действиями противника.

– Ну как, договорились, сержант? – Теперь урка говорил уже ласково, как опытный отец уговаривает сына-подростка сказать, где и с кем он накануне надрался до поросячьего визга. – Давай, потихоньку опускай ствол, не играй с огнем. Нормально поговорим, выясним, кто тут прав, а кто – нет.

Мужчина в пуловере, тяжело дыша, оперся о стену, прикрыв окровавленной ладонью разбитый нос.

Женщина шмыгала носом, дрожала и все время хваталась за плечо – очевидно, вывихнутое.

Сержант Малышев покрепче стиснул рукоять дубинки в правой руке. Урка зубы заговаривает, это ясно. И делает это слишком профессионально для простого сидельца, отмотавшего срок за уличное ограбление или нанесение тяжких телесных. По возрасту и ухваткам незнакомец не подходил и под категорию лиц, причастных к наркобизнесу.

Но прежде чем в голове Малышева шевельнулась единственно верная, хотя и невероятная в таких обстоятельствах догадка, все закончилось.

– Ну что, поговорим? – Урка сделал полшага вперед.

– Стоять! – рявкнул Прудник и угрожающе повел стволом.

– Слушай, сержант, говорю тебе – не балуйся! А, ясно – он же у тебя на предохранителе, вот почему ты такой раскованный. Проверь, а?

Взгляд Прудника невольно метнулся туда, где находился предохранитель автомата.

Бдительность он утратил всего на секунду.

Этого вполне хватило противнику.

Он молниеносно прыгнул вперед, правой рукой перехватил ствол, резко отвел его в сторону, а левой наотмашь врезал сержанту, буквально отшвырнув его от автомата. Ремень соскользнул с плеча Прудника. Теперь урка держал калаш за ствол, а затем – р-раз! – мгновенно взял его наперевес.

Женщина не смогла сдержать отчаянный крик.

Сержант Малышев сам удивился тому спокойствию, с каким смотрел в нацелившийся на него черный зрачок ствола.

– Говорю же – салабон, – донеслось до него, как сквозь слой ваты. – Службы ни хрена не знает. С предохранителя не снял, дятел! Понабирают вас…

Затем урка спокойно опустил оружие и бросил его на пол, под ноги Малышеву.

– Вот так-то, господа сержанты. Дайте одеться и ведите куда следует. Вас же за этим вызывали, нет?

С этими словами он взглянул на избитого мужчину в пуловере и на женщину, по щекам которой текли два ручейка слез, но она не спешила их вытирать.

А Малышев обиделся, хотел сказать, что давно служит, вот только наново аттестовали, да слова застряли в горле. Что-то подсказывало: этот тип служил еще дольше.

Обменявшись рукопожатием с дежурным капитаном, оперуполномоченный уголовного розыска Конотопского городского ОВД Андрей Шпола забрал у него рапорты потерпевших сержантов и устроился с ними там же, в дежурной части, на потертом диванчике.

– Ничего не выйдет, – сразу предупредил дежурный.

– А я пока еще ничего и не делаю, – отозвался Шпола подчеркнуто равнодушно, торопливо просматривая исписанные листки.

В дежурной части, кроме капитана, толклись еще какие-то менты в форме и штатском. Однако появление сыщика было замечено только дежурным и усатым старшиной, устроившимся в углу. Остальные то входили, то выходили; в зависимости от настроения и степени знакомства пожимали оперуполномоченному руку или просто кивали. Сегодняшнее происшествие было и в самом деле неординарным, однако же ничего такого, что могло бы привлечь всеобщее внимание, не случилось.

Дочитав рапорты, опер повертел их в руках, словно надеясь узреть между строк что-то еще, возможно, недоступное его разумению, а затем с подчеркнутой аккуратностью уложил исписанные листки себе на колени.

– Ну? – спросил старшина.

– Какое там «ну»! – отмахнулся Шпола. – Молоды еще твои парни, чтобы Серегу Горелого знать. Сколько они у нас – где-то года три, не больше?

– Малышев – с две тысячи двенадцатого. Прудник пришел на год позже, кажется…

– Все равно они против Сереги пацаны, – сказал Шпола. – Он же твоего Прудника на раз сделал. Обезоружил по всем правилам, как в учебнике. Если хочешь, я тебе как-нибудь расскажу, как Горелый в одиночку на крыше Колю Ветра взял, а Колю Ветра не знать – это уже грех.

– Еще бы! – вмешался в разговор оперативник в штатском. – Это ж у него при обыске «муху» нашли, гранатомет то есть. Одноразовая штука, правда, но тот на допросе так сказал: «Что было, то и купил».

– Коля Ветер, когда в девяностых пошли смутные времена, в Чечне год провоевал, – напомнил Шпола. – И черт его разберет, на чьей стороне: не то за федералов, не то за чеченов. Одни так говорили, другие этак. Но ни Москва, ни Грозный нашего Колю в розыск не объявляли. И на такого зверя капитан Горелый в одиночку попер. С табельным «макаром» против, на секундочку, помповика… Так что у сержантов ваших шансов было ноль.

– Если б я Серегу лично не знал, я бы тебе, Андрей, не звонил, – буркнул дежурный. – Закрыли бы мы его тут и оформили по полной программе. Можешь поверить – он бы после этого с большой охотой на зону вернулся. Как на курорт.

– Не-а, – покачал головой сыщик. – Конотоп, Гриша, город небольшой. Поэтому нашего брата мента здесь сравнительно немного. Ну а таких, как Горелый, вообще с десяток… Ладно – два десятка. Было.

– Андрей, он все-таки бывший сотрудник, – напомнил усатый старшина, и в его устах это прозвучало даже как-то торжественно.

– Сотрудник-то он бывший, да, – легко согласился Шпола. – А вот ментов бывших не бывает, как говорят в селе, откуда родом моя жена. Горелый не затеряется, это я тебе говорю. Или из наших его кто-то опознает, или кто-нибудь из контингента. Так или иначе, а до розыска информация дойдет.

– Ты хочешь сказать, что мы его просто так отпустим? – Дежурный капитан удивленно поднял брови. – Слушай, Андрей, на нем вторжение в чужое помещение, драка в нетрезвом виде, нападение на работников полиции, завладение огнестрельным оружием, а ведь он всего десятый день гуляет на воле!

– Его посадили еще при той власти, да и освободили досрочно за образцовое поведение, – напомнил Шпола. – Давайте-ка, мужики, раз уж все мы тут свои люди, начнем с самого начала. Никакого вторжения не было. Это, между прочим, его квартира, из которой бывшая жена Сергея после приговора его по-быстрому выписала. Может, он в гости пришел к ней, к своей бывшей…

– Бывший оперативник, осужденный за превышение служебных полномочий и взяточничество, приходит после освобождения в гости к бывшей жене, – с ухмылкой подытожил старшина. – А она вызывает копов, потому что бывший муж начинает гасить нынешнего. Разумный поступок как для бывшего опера и вчерашнего зэка, разве нет?

– А у тебя на руках заявления потерпевших? Катьки, его бывшей, или этого борова, ее нынешнего? По-моему, претензий к Горелому они не предъявляли.

Не услышав возражений, Шпола продолжил:

– Это, значит, отпадает. Давайте тогда вот об этих цидулках поговорим… – Он потряс в воздухе листками рапортов. – Сержанты Малышев и Прудник действовали непрофессионально. Мало того что Прудник не снял автомат с предохранителя, он допустил, чтобы оружием завладел… ну, скажем, преступник. Если Горелый их обоих сделал, как котят, не факт, что никто больше не сумеет повторить этот его «подвиг». А до какого-нибудь дотошного начальства наверху вся эта история рано или поздно дойдет. И поскольку в этом деле замешан Горелый, поверь, это произойдет очень быстро. Я вам, мужики, сейчас не о Сергее – черт с ним и его выбрыками. Речь об этой парочке сержантов. Одному двадцать пять, другому вообще двадцать два. У обоих жены и дети. У Прудника, как я по ходу выяснил, вот-вот родится второй ребенок. Из полиции их, ясное дело, не попрут – сами знаете, кадровый кризис, но крови пацанам попортят немало. Им это нужно?

Старшина полез в карман форменных брюк за сигаретами, нашарил мятую пачку, метнул сигарету в рот, закурил и отвернулся к окну, за которым темнел сумрачный и сырой ранний март.

– Ну так как? – выдержав внушительную паузу, поинтересовался Шпола.

– Вы там, у себя в розыске, всегда вот так ловко дела закрываете? – наконец буркнул старшина.

– Вернее, не открываете, – уточнил дежурный.

– Зачем дурную работу делать? – легко согласился Шпола. – Давайте по-честному, мужики: у этого происшествия – никаких перспектив. Максимум – оргвыводы для некоторых его участников. А Горелому хуже, чем есть, уж точно не будет.

– И какие предложения? – спросил дежурный.

– Считать все случившееся учением в обстановке, максимально приближенной к реальной. Слушайте, вы что, всерьез считаете, что Серега Горелый мог начать валить всех подряд из калаша? Могу с кем угодно забить на ящик коньяка, что до суда это дело не дойдет! А раз нет судебной перспективы – на фига козе баян?