Патриция Вентворт - Часы бьют двенадцать Страница 3

— Жаль, что она испортилась с возрастом! — смеясь, добавил Дики.

Дверь открылась, и Лейн доложил о прибытии мистера и миссис Эмброуз, мисс Эмброуз и мисс Пеннингтон. Они вошли одновременно — Фрэнк Эмброуз, высокий, широкоплечий блондин, с массивным бледным лицом; его темноволосая жена Айрин, выглядевшая так, словно одевалась в спешке; его сестра Бренда, мужеподобная, с густыми, но коротко стриженными волосами, такими же светлыми, как у брата, и с такими же светло-голубыми глазами. Одна из самых жутких ссор, периодически потрясавших семейство Пеннингтон, была вызвана предположением Айрин и ее сестры Лидии Пеннингтон, что внешность Бренды значительно улучшилась бы, если бы она покрасила свои почти белые ресницы. Лидия любезно предложила свои компетентные услуги, но вся идея закончилась ничем.

Ресницы самой Лидии носили печать ее опыта. Природа создала их такими же рыжими, как ее волосы, но она не стала безропотно это терпеть. Ныне ее серо-зеленые глаза ярко поблескивали между ресницами, не менее черными, чем у Филлиды. Что до остального, то эта миниатюрная женщина всегда умудрялась выглядеть так, словно собиралась принять участие в параде моделей. Одежда, обувь, прическа, губная помада, лак для ногтей — все соответствовало последнему крику моды. Где бы ни оказывалась Лидия, она заставляла говорить о себе. Мужчины вились вокруг нее стаями, но ни разу не добились успеха. Дик Парадайн делал ей предложение при каждой встрече. Сейчас ей удалось ловко увернуться от его поцелуя.

— Привет, Дики! Здравствуй, Фил! Вижу, ты здорово выросла. Мне придется раздобыть туфли с еще более высокими каблуками. У вас вся семья рослая. Достаточно поглядеть на мистера Парадайна, тетю Грейс, Фрэнка и тебя. Вы все словно тянетесь к небу — до вас так далеко.

Дики обнял ее за плечи.

— Только не до меня, дорогая. Может быть, ты не заметила, но до меня всегда рукой подать.

— Я никогда тебя не замечаю, — рассмеялась Лидия. — Поэтому я и люблю тебя так страстно. — Повернув голову, которая при этом оказалась прижатой к плечу Дики, она посмотрела на Марка. — Счастливого Нового года, дорогой.

Не ответив, он отвернулся и пошарил ногой в камине. Полено треснуло, и вверх взметнулся шквал искр.

— Я получила отповедь, — печально вздохнула Лидия. Высвободившись из объятий Дики, она подбежала к мисс Парадайн. — Я выгляжу как надо, тетя Грейс? Или дядя будет шокирован, как обычно? Я хотела явиться в новых парчовых брюках — шикарная вещь и без всякого промтоварного талона, — но Фрэнк и Айрин читали мне лекцию, пока я не упала духом и согласилась прийти в юбке, как jeune fille[2].

— Ты выглядишь прекрасно, дорогая, — успокоила ее Грейс Парадайн и, улыбнувшись, добавила: — Как всегда.

Короткая и широкая юбка из плотного кремового атласа едва ли ассоциировалась с jeune fille. Пару к ней составляла кофта из кремово-золотой парчи, с высоким воротником и длинными рукавами. Рыжие волосы были уложены так высоко, как позволяли непокорные локоны.

Рядом с сестрой Айрин выглядела невзрачно. Она рассказывала Грейс Парадайн, насколько ее Джимми умнее других детей в детском саду, и как только Лидия отвернулась, возобновила повествование.

Лидия поймала Филлиду за руку и повернула лицом к сестре.

— Посмотри на Айрин в этом старом черном тряпье! Она служит для меня предупреждением. Если я когда-нибудь начну опускаться, то мне будет достаточно взглянуть на нее, чтобы сразу подтянуться. Айрин все еще миловидная, но это долго не продлится — домашние дела ее доведут. Ладно, расскажи мне обо всем. Господи, я с моими волосами, наверное, жутко выгляжу в этой комнате, где все темно-красное! Жаль, что я не пришла в зеленых брюках. Все равно семь бед — один ответ.

— Дядю Джеймса хватил бы удар, — отозвалась Филлида, Потянув вниз бархатную подушку с золотыми кисточками, лежащую на спинке дивана, она грациозно откинулась на нее. — В этом доме нельзя носить ничего, кроме черного или белого, — я уже давно это поняла.

Комната была большой и просторной. Три высоких окна были задрапированы красными бархатными портьерами. Между окнами и над каминной полкой из белого мрамора висели зеркала в тяжелых позолоченных рамах. Пол покрывал красный ковер. Подушки, стулья и табуреты пламенели красной парчой. Два больших канделябра распространяли яркий свет, который переливался всеми цветами радуги, благодаря игре резного стекла на люстрах и подвесках. До вульгарности оставался всего один шаг, однако его удалось избежать. Комната казалась старомодно-тяжеловесной — как в сцене из средневикторианского романа, — но при этом цвета, мрамор и позолота воспроизводили чопорное достоинство упомянутого периода. В этой комнате могла бы давать аудиенции королева Виктория[3], А принц Альберт[4] мог бы сидеть за фортепиано, играя «Песни без слов» Мендельсона[5].

Лидия склонилась к Филлиде с другого края дивана.

— Ну, рассказывай скорее, пока нас не растащили! Чем ты занимаешься? Я думала, ты вырвалась на свободу и отправилась на поиски удачи.

— Я не добралась дальше Берлтона, — ответила Филлида. — Работаю секретарем в тамошней лечебнице.

Она не смотрела на Лидию, но та не сводила с нее упорного взгляда зеленых глаз.

— Почему ты не уехала отсюда — не поступила в какую-нибудь армейскую организацию? Я чуть не расплакалась от злости, когда Айрин написала мне, что ты угодила в эту богадельню и мотаешься туда на велосипеде.

Филлида уставилась в пол.

— Это оказалось слишком далеко, — безразлично сказала она. — Тетя Грейс хотела, чтобы я попробовала ездить отсюда, но при затемнении я не смогла. Так что живу в лечебнице. Я могла бы пробыть здесь неделю, но думаю, что завтра или послезавтра вернусь в Берлтон. Предпочитаю что-нибудь делать.

— Тете Грейс это не нравится, да? — допытывалась Лидия.

Филлида молча кивнула.

— И сколько раз в неделю она приезжает к тебе и ходит с тобой на ленч?

Вопрос был абсолютно безобидным, но в голосе Лидии слышался вызов. Филлида сразу помрачнела.

— Тетя Грейс скучает по мне — она не может с этим справиться. Ты ведь знаешь, Лидия, что она для меня сделала.

— Ну и что такого она сделала? Грейс тебя удочерила, но ты ведь не думаешь, что она сделала это ради тебя? Люди берут приемных детей по той же причине, по которой заводят щенка или котенка — потому что им хочется кого-то баловать. Никто не спрашивает — ни щенка, ни котенка, ли ребенка, — хотят ли они, чтобы их баловали.

Филлида подняла руку.

— Пожалуйста, Лидия, не надо! Тетя Грейс любила моих родителей. Они были ее лучшими друзьями — и к тому же дальними родственниками. Не знаю, что бы случилось, если бы она меня не удочерила. У меня ведь не было ни пенни, и никому я не была нужна. Я обязана ей всем.

Лидия сжала руку девушки.

— Ладно, цыпленок. Только не переплачивай свои долги.

Филлида открыла рот, словно собираясь что-то сказать, но тут же его закрыла.

— Почему тебе не нравится тетя Грейс? — спросила она после паузы. — Она всегда так добра к тебе.

Глаза Лидии возмущенно сверкнули.

— Дорогая, я ее обожаю — точно так же, как обожаю пуховую перину, шампанское и болтовню по душам с человеком, который заставляет меня ощущать себя единственным камешком на пляже. Все это хорошо в небольших дозах и с длительными промежутками, но только не каждый день.

Филлида вскочила с кушетки. Ей не хотелось ссориться с Лидией, по она чувствовала, что если продолжит разговор, то будет вынуждена с ней поссориться — или согласиться. Она подошла туда, где Айрин сообщала мисс Парадайн все подробности о пятнышке на груди маленькой Рены.

— Оно появилось только сегодня утром, но я сразу же измерила ей температуру, которая оказалась нормальной. Я послала за доктором Холтоном, и он сказал, что это пустяки. У него нет своих детей, поэтому я не думаю, что он воспринимает такие вещи достаточно серьезно. Я не хотела приезжать сюда. Правда, пятнышко исчезло, но кто знает… Однако Фрэнк так сердился, что мне пришлось согласиться. По-моему, он ведет себя с детьми очень неразумно. Франк первым стал бы жаловаться, если бы я ими пренебрегала, но при этом он считает, что я могу всюду с ним бывать, как раньше, когда у нас не было детей. Я бы хотела, чтобы ты с ним поговорила.

Грейс Парадайн ласково погладила ее руку.

— Ты очень любящая мать, дорогая, — сказала она.

Когда подошла Филлида, Айрин повернулась к ней.

— О Фил, я весь день так беспокоилась! У Рены на груди появилось пятнышко, и я сразу же измерила ей температуру…

Грейс отошла, и к ней присоединился Фрэнк Эмброуз.

— Айрин наверняка тебе надоедала с детскими болезнями. У нас абсолютно здоровые дети, но она постоянно из-за них вольется. Если не одно, так другое. У нас превосходная няня, но Айрин ей не доверяет. Не могла бы ты поговорить с ней, тетя Грейс? Она больше никого не станет слушать.