Дарья Донцова - Подарок небес Страница 3

Последний концерт мы давали в детском доме. Я впервые ехал в интернат и всю дорогу проводил аутотренинг, мысленно твердил:

– Ваня, сейчас ты увидишь бледных, плохо одетых, полуголодных детей, которые войдут в зал шеренгами под окрики злых воспитателей. Не нервничай, сиротам лучше в социальном учреждении, чем на улице, по крайней мере, у каждого из них есть кровать и крыша над головой.

Представьте мое изумление, когда я попал в безукоризненно чистое здание, увидел опрятные спальни на двух человек, игрушки, книги, ковры и веселых ребятишек, кое-кому из коих не помешала бы низкокалорийная диета, на питании здесь явно не экономят. И одеты дети были хорошо и нарядно, никаких одинаковых линялых платьиц из байки, застиранных рубашек и треников с «пузырями» на коленях. Воспитательницы, женщины лет по сорок пять, похоже, искренне любили сирот, не раздражались на шум и гам, замечания делали справедливые и вместе с ребятишками пришли в полный восторг при виде Деда Мороза и Снегурочки. В роли старика с бородой выступал я, а мою внучку изображала Мими, чье появление произвело фурор, все хотели обнять обезьяну, потрогать ее, поцеловать. Ваш покорный слуга, наряженный в красную шубу, не вызвал ни малейшего интереса. Я решил подождать, пока буря восторга, бушевавшая вокруг Мими, уляжется, сел в укромном месте, убрал с лица колючую, пахнущую мочалкой бороду. Нельзя выпадать из роли на детском празднике и лишать малышей иллюзий, но я очень устал, на меня никто не обращал внимания, успею вернуть на место «бороду», и я сильно сомневаюсь, что современные семилетки еще верят в сказки.

Я тупо сидел на стуле, изредка поглядывая на часы. Солдат спит, а служба идет, нам заплатили за три часа работы, и, если все они уйдут на объятия с Мими, я не стану возражать. Пусть обезьяна отдувается за двоих, так ей и надо, во вторник она обдурила меня в бридж, прикинулась, что не знает эту игру, и обогатилась на сто долларов. Воспоминания о потерянной сумме мешали мне пожалеть Мими, которую трепали малыши.

– Вас прислал младенец Иисус? – спросил звонкий голосок.

Я вздрогнул, увидел чуть поодаль очаровательную кудрявую блондиночку лет семи и судорожно схватился за бороду.

– Вас прислал младенец Иисус? – повторила девочка.

– Можно и так считать, – обтекаемо ответил я, – вероятно, Иисус знаком с Дедом Морозом, они оба готовят подарки примерным детям. Ты любишь конфеты? Сегодня непременно их получишь.

– Мне не нужны шоколадки, – серьезно ответила девочка. – Младенец Иисус пообещал, что скоро сюда придет человек, который отведет меня к мамочке.

Я на секунду потерял дар речи, а потом осторожно спросил:

– А где же твоя мама?

Девочка вздернула подбородок и прищурилась:

– Они с папой погибли в автокатастрофе, поехали в магазин, а меня за плохое поведение оставили дома. Бабушек и дедушек у меня нет, поэтому я живу здесь. Есть только опекун, Семен Михайлович, он распоряжается деньгами, которые остались после смерти родителей. Когда мне исполнится восемнадцать, я сама буду владеть капиталом. Я не прочь стать богатой, но готова отдать все за встречу с мамой. Знаю, она меня ищет.

– Тебе об этом тоже младенец Иисус сказал? – брякнул я глупость от растерянности.

– Нет, Дева Мария, – с достоинством ответила девочка. – Она мне тоже снилась, улыбалась и говорила: «Мама всегда думает о ребенке, пусть сейчас вы в разлуке, это не умаляет ее любви». К нам редко приходят посторонние, вот я и решила, что вы тот самый человек, мой проводник к маме.

Серьезная взрослая речь девочки удивляла, но еще больше удивляла уверенность, с которой малышка говорила. Наверное, я выглядел обескураженным, потому что одна из воспитательниц быстро подошла к нам и сказала крошке:

– Иди к елке!

Та нахмурилась, но послушалась.

Я с шумом выдохнул.

– Девочка вас чем-то расстроила? – участливо спросила женщина.

Я сдвинул бороду набок.

– Точнее сказать – обескуражила. Честно признаюсь, я практически не имел дела с детьми, не умею с ними обращаться, а уж если сирота просит отвести ее к маме, окончательно теряю способность здраво мыслить.

Воспитательница села на соседний стул.

– Меня зовут Валентина Сергеевна, я работаю здесь двадцатый год, но девочки, подобной Юле, никогда не встречала. Очень странный ребенок. Она из обеспеченной семьи, отец и мать были владельцами фирмы по прокату автомобилей. И вот вам гримаса судьбы, оба погибли на шоссе. Юля круглая сирота, у нее есть опекун, Семен Михайлович, хороший, порядочный человек, но он не женат и занимается исключительно финансовым обеспечением девочки. Юлия умна, видно, что ее обучали языкам, танцам, рисованию. Девочке семь лет с небольшим, она ходит во второй класс, учится на одни пятерки, выгодно отличается даже от домашних детей, но нас беспокоит ее эмоциональное состояние. Юля не горюет о родителях, она говорит, что они были очень строгими и не родными ей. Якобы к ней во сне, уже после аварии, явилась Дева Мария и открыла тайну: Юлечку в младенчестве удочерили, отняли ее обманом у родной мамы и отдали на воспитание в другую семью. Настоящая мать жива, она очень тоскует по дочке и скоро ее найдет.

– Понятно, – пробормотал я, – детская психика ищет способа справиться со стрессом. Подчас одинокие мальчики и девочки выдумывают несуществующих друзей, об этом написана замечательная книга «Малыш и Карлсон, который живет на крыше».

– У Юли все зашло слишком далеко, – удрученно сказала Валентина Сергеевна, – она просит звать ее Катей, на родное имя не откликается даже в школе. Вызовет ее учительница к доске, а Юля и не шелохнется, преподаватель скажет: «Катюша, дай тетрадь», – и та с охотой подчинится. Мы даже водили ее к детскому психологу.

– И каков вердикт? – поинтересовался я, наблюдая за Юлей.

– Интеллект выше среднего, творческая личность, эмоционально обостренно воспринимает действительность, обладает очень развитой фантазией, – старательно перечислила Валентина Сергеевна. – Специалист посоветовал не одергивать Юлю, через какое-то время она перестанет рассказывать о Деве Марии и придумывать «родную маму». Но пока что проблема не снята. Фантазия у Юли феерическая. Как-то раз я спросила у нее: «Солнышко, ну чем тебе не угодило имя Юлечка? Оно красивое, сочетается с отчеством и не такое распространенное, как Катя». Знаете, что она ответила?

Я покачал головой, не отрывая взгляда от девочки, которая стояла в профиль ко мне, демонстрируя сильный изгиб позвоночника в районе поясницы.

Валентина Сергеевна вздохнула:

– Обычному ребенку такое на ум не взбредет. Якобы родная мама во время беременности постоянно разговаривала с дочкой и называла ее Катей. Скажите, подобное может быть?

Я почувствовал, как по спине потек пот.

– Ваня, – заорал Энди, – то есть Дедушка Мороз, расправь старые кости, встряхни бороду и поторопись зажечь елку.

Дети весело засмеялись, а я поспешил к розетке, куда следовало, не привлекая внимания, вставить «вилку» от гирлянды.

Когда наше время истекло и дети, получив по мешочку со сладостями, стали разбегаться, я подошел к Юле и спросил:

– У тебя есть телефон опекуна Семена Михайловича?

Девочка вздернула подбородок и прищурилась:

– Конечно.

Я вынул мобильник.

– Продиктуй мне цифры.

Юлечка не проявила любопытства, спокойно назвала номер. Я ее поблагодарил, пошел к выходу и уже на пороге, повинуясь необъяснимому чувству, обернулся. Девочка, демонстрируя прогиб в пояснице, стояла ко мне боком, потом она повернулась, вздернула подбородок, прищурила голубые глаза и, потряхивая белокурыми кудрявыми волосами, заспешила к двери, чуть выдвинув одно плечо вперед. Мне захотелось перекреститься и прошептать стишок, который частенько говорила крохотному Ванечке няня:

– Иисус, защитник детей, будет всегда с тобой, за руку возьмет, через беды проведет, даст надежду и слезки утрет.

Семену Михайловичу я позвонил сразу, как только вышел из детского дома. Он оказался приветливым и согласился принять меня прямо сейчас, несмотря на то что часы показывали полдевятого вечера. Опекун жил в центре, и я, испугавшись предпраздничных пробок, поехал на метро.

В годы моего детства и юности подземка напоминала сказочный дворец. Маленький Ванечка восхищался мраморными полами, мозаикой на потолке «Маяковской», бронзовыми фигурами на «Площади Революции», заглядывался на витражи «Новослободской», побаивался строгих дежурных в черных шинелях, которые, взмахивая флажками, разрешали составу отъехать от перрона, и обожал кататься на эскалаторах. В метро тех времен было тепло зимой и прохладно летом, в нем ничем не воняло, пьяных тормозили суровые контролеры, а о нищих, бомжах и дворовых собаках в вагонах никто и подумать не мог. Окончив институт, я спустя некоторое время стал обладателем личного автомобиля и перестал спускаться под землю. Конечно, я пользуюсь метрополитеном время от времени, но не испытываю при этом, как в детстве удовольствия.