Александр Грич - Вилла мертвого доктора Страница 3

Увы, малой кровью и формальным отчетом здесь дело не обойдется.

Придется поработать.

Вон Хопкинс звонит по мобильному и наверняка затребует срочный отчет.

Олег так привык к Хопкинсу, что иногда ему самому казалось, что он знал его всегда. Между тем трудно было найти двух людей со столь несхожим жизненным опытом, привычками, взглядами. Можно сколько угодно говорить о том, что противоположности сходятся. Говорить можно вообще что угодно и о чем угодно – всегда найдутся люди, которые вашу точку зрения примут. Точно так же можно ручаться, что найдутся и другие, которые с ней категорически не согласятся. Впрочем, о дружбе Олега и Хопкинса знали немногие – не то чтобы они свои отношения скрывали, они их просто не афишировали, и в этом стремлении вносить в свои жизни как можно меньше гласности и публичности они были совершенно едины.

А началась эта странная дружба лет за десять до описываемых событий, в осенней Москве 1997 года. Страна с трудом начинала приходить в себя после передела и кровавых разборок начала девяностых. Новые реалии уже приживались, хотя и с трудом. Новоиспеченные олигархи и просто разбогатевшие люди начинали привыкать к своему богатству и осознавать свою новую социальную роль. Передел власти в столице был в основном завершен, но то тут, то там еще вспыхивали огни раздора. Конфликты решались – чаще всего еще кроваво и жестоко, но решались.

Криминальные разборки, стрелки и терки перестали быть ежедневными. Одним словом, жизнь понемногу входила в нормальную колею. Завершался этап первоначального накопления и все ужасы, с ним связанные.

Работать в правоохранительных органах в те годы было еще очень трудно. Старые кадры были разогнаны или сами перешли на службу в частный сектор – в корпорации или охранные агентства, где их профессионализм ценили и оплачивали соответственно. Те, кто остался, на нищенскую зарплату выживали с трудом. Но милицейское начальство старалось делать все что можно, чтобы органы работали и в существующих тяжких условиях. Платили премии, материальные стимулы придумывали, организовывали приезды в Москву представителей полицейских служб разных стран для «обмена опытом» – так это называлось.

Вот тогда Олега и вызвал генерал Федченко – он в главке отвечал за подготовку кадров, поэтому по работе они не сталкивались, и Олег видел его впервые. В небольшом генеральском кабинете господствовал привычно-советский стиль: зеленые скатерти, панели мореного дуба, батарея телефонов на столе, в том числе два цвета слоновой кости, с гербами СССР на дисках. Словом, все как обычно, только привычный красный флаг за спиной хозяина кабинета заменен на триколор, да двуглавый орел прилепился к стенке над ним, да вместо портрета генерального секретаря – портрет Ельцина.

Федченко выглядел усталым. Время в Москве было трудное – как раз в эти дни давняя кровавая вражда между двумя крупными соперничающими бандитскими группировками перешла в стадию вооруженного конфликта, и милицейские руководители не уходили с работы сутками.

– Мне вас рекомендовали, – сказал генерал без предисловий. – На вас возлагается ответственное поручение. Приказать я вам не могу, но, не скрою, я ваш отказ буду расценивать как неподчинение. И выводы сделаю соответственные.

Олег слушал, не открывая рта. Кто и как рекомендовал его Федченко – он не знал, так же как не знал пока, для чего его, собственно, вызвали и какое дело хотят поручить. Но худший зачин для разговора найти было трудно… Олег, как любой, наверное, человек, больше всего ценил личную свободу и уважение его прав как личности. Когда служишь в системе, где необходимо четкое подчинение, во многом приходится смиряться с неизбежным. Но при этом уговариваешь себя, что это необходимая специфика работы… Собственно, поэтому Олег ухитрялся в любые времена числиться не оперативником, а консультантом-аналитиком. Так что зря вы, товарищ генерал, сделали такое вступление… Этого внутреннего монолога Федченко, естественно, не услышал, но продолжал так, как будто Олег говорил вслух.

– Вы, я вижу, напряглись… – Федченко порылся в бумагах на столе. – Это нормально. Сейчас попробую пояснить, о чем речь. К нам сюда приезжает специалист-криминолог из США. Из калифорнийского департамента, аналитик. По отзывам их начальства – один из лучших их специалистов и самых светлых умов. Фамилия его – Хопкинс. Тут для меня посмотрели ребята, что о нем известно, – он несколько крупных дел раскрыл. Самое крупное – помните, в девяностом было дело колумбийской наркомафии с массовыми арестами? Вот там он, говорят, здорово поработал. Сенатора Перкинса тоже он прищучил… Переговоры о приезде к нам их представителя шли уже год. Месяц назад согласовали сроки его приезда – но месяц назад у нас было тихо. А вот теперь он приехал, так сказать, делиться опытом. Момент – хуже некуда. Про нашу ситуацию говорить не буду. Но мы просто не имеем права, чтобы этот визит был бесплодным или чтобы этот Хопкинс уехал с превратными впечатлениями о том, что у нас тут происходит и как мы работаем. Руководство главка решило прикрепить вас к нему на две недели, пока он у нас будет. Мы понимаем, что это не ваша специфика, а с другой стороны – никто не сумеет выполнить эту работу лучше вас.

– А люберецкое дело?

– Все дела, которые на руках, передайте Васину. Вам предстоит ввести этого Хопкинса в курс дела в Москве. Скрывать от него ничего не надо, но и в детали вдаваться особо, как вы понимаете, не следует. Одним словом…

Конечно, Олег был слегка обескуражен разговором, но понимал, что деваться некуда. И кроме того, было ясное осознание факта, что этот благополучный американец приехал в Россию, которую они считают дикой, и, кроме преступного беспредела и плохой работы полиции, не увидит ничего – а вот этого Олег допустить не хотел.

Хопкинс оказался смуглым, короткие черные волосы, дорогие очки, скромный костюм и галстук.

– Послушайте, – попросил он Олега сразу при встрече. – Я так понял, что меня повесили вам на шею в качестве детской игрушки к празднику и, наверное, долго рассказывали, как вы за это должны быть благодарны мне и вашему руководству. Так вот – знаете, что такое «булл шит»? Давайте с вами этой субстанцией не заниматься. Мне сказали, что вы – отличный профессионал. Я тоже в своем деле вроде неплох. Вот на это и будем ориентироваться.

– А чтобы лучше ориентироваться, давайте поужинаем сегодня вместе, – предложил Олег, которому такое начало общения, безусловно, понравилось… – В «Национале», идет?

– Вы – мой босс на эти дни, – коротко улыбнулся Хопкинс. И они разошлись, неожиданно довольные началом получившегося знакомства. Так родилась их дружба, которая за десять лет прошла многие испытания. Они хорошо взаимодействовали. И высоко ценили друг друга как профи. А потому в нынешний приезд Олега по обмену опытом Хопкинс, как всегда, постарался найти ему дело поинтереснее…

А тут как раз случилось убийство Фелпса.

В этот приезд у Олега были помощники.

И когда ровно без трех минут пять они зашли к нему в кабинет, он смотрел на них с удовольствием.

Лайон Гринвальд – курчавый смуглый крепыш, внешне совершенно левантинско-ближневосточного типа, но на деле коренной ирландец, чья семья переехала в Штаты уже добрых полтора века назад. Он не только внешностью был необычен. Редкое сочетание высокого, около ста шестидесяти, IQ, энциклопедических знаний – и закваски профессионального спортсмена. Лайон был отличный велогонщик, выигрывал не раз в крупных состязаниях. Но в группу пришел после работы в частной юридической компании, отказавшись, как говорили, от блестящих карьерных возможностей.

К Олегу относился почтительно и почти не по-американски трогательно. Олег не раз спрашивал себя, откуда у этого парня, который по всем параметрам должен бы быть представителем американской «золотой молодежи», такая чистота и традиционное отношение к работе и семейным ценностям, в современном обществе почти утраченное.

В работе был педантичен, четок во всем, отслеживал любую мелочь. Про себя Олег называл его бульдогом – если Лайон вцеплялся во что-то, то разнять его мертвую хватку было почти невозможно.

Лайон задержался в дверях, пропуская вперед Сандру. Тоже нечасто, увы, в наш век эмансипации. Подойти и открыть женщине дверцу автомобиля, подержать ей пальто, пропустить вперед – часто ли мы это видим? Бывает, особенно в Штатах, женщины недовольны проявлением такой заботы. Она, эта забота, подчеркивает, видите ли, что они – «слабый пол», а они не хотят быть слабыми.

Для борьбы с этим явлением изобретен специальный термин, «сексизм» – дискриминация по сексуальному признаку.

Но нет, к Сандре это не относится. Яркая брюнетка, тонкая и стройная – вот она целиком соответствовала своему испанскому типу. Она и была испанского происхождения, и испанский язык был у нее ничуть не хуже английского, кроме того, она знала еще три языка, отлично танцевала, а когда на выезде в полицейских участках начинала давать собравшимся сотрудникам инструкции, мужчины невольно переглядывались – такой у Сандры был низкий завораживающий голос, что трудно было полицейским перейти к сути – этот голос хотелось просто слушать… Впрочем, Сандра, прекрасно знавшая свои достоинства, умела просто и ненавязчиво возвращать офицеров к реальности, причем так, чтобы никто не обижался.