Майнет Уолтерс - Охота на лис Страница 3

— О Господи! — Лис отбросил ребенка в сторону. — Ты же ничего не способен запомнить! Мне… меня… мной, а не мине! Как надо правильно произносить слова? — Он больно схватил мальчишку за волосы.

— Г-г-грамматика?

— Произношение, ты, невежественное маленькое дерьмо! Произношение и склонение местоимений.

Вулфи на шаг отступил от отца, пытаясь пальцами зажать ранку на подбородке.

— Зачем так заводиться, Лис? — проговорил он, изо всех сил стараясь доказать, что вовсе не так глуп, как считает его отец. — Мы с мамой смотрели «волосы» в Интернете, когда последний раз были в библиотеке. Я запомнил слово, которым называется болезнь, — он действительно заучил произношение того слова, которое они с матерью отыскали в Сети, — «ол-о-пек-ия». И так много всякого про нее написано… и много можно сделать, если бы ты захотел.

Глаза Лиса снова угрожающе сузились.

— Алопеция, ты, идиот! Греческое слово, которое означает лисью чесотку. Ты омерзительно необразованный. Неужели эта сучка не способна научить тебя хоть чему-нибудь? Как ты думаешь, почему у меня прозвище «Проклятый Лис»?

У Вулфи имелось собственное детское объяснение обоих слов. По его мнению, «Лис» означало мудрость, а «Проклятие» значило жестокость. И такое прозвище очень подходило отцу. Глаза Вулфи снова наполнились слезами.

— Я только хотел помочь. На свете много лысых. В лысине нет ничего особенного. Часто, — он сделал усилие, чтобы воспроизвести сложное слово возможно точнее, — айопекия проходит, и волосы отрастают снова. Может, и с тобой случится то же самое. Тебе просто не нужно волноваться. Там сказано, что волосы могут выпадать из-за переживаний.

— А что бывает редко?

Мальчик схватился за спинку стула, так как колени у него дрожали от страха. Он чувствовал, что зашел слишком далеко, запутавшись в словах, которые не мог толком выговорить, и в информации, которая все больше и больше злила Лиса.

— Там было что-то написано о раке… — он сделал глубокий вдох, — диабете, артрите, из-за которых такое может случиться. — И затем быстро затараторил, чтобы успеть высказать все, пока отец снова не выйдет из себя: — Мы с мамой думаем, что ты должен пойти к врачу, ведь если ты на самом деле болен, какой смысл притворяться, что ты здоров. Нетрудно же пойти и записаться на прием к врачу. По закону, странники и цыгане имеют такое же право на медицинское обслуживание, как и все остальные люди.

— И сучка на самом деле сказала, что я болен?

Ужас Вулфи отразился у него на лице.

— Н-н-нет. Она н-н-ничего не говорила о тебе.

Лис сунул бритву на деревянную полку рядом с умывальником.

— Ты лжешь! — рявкнул он, вновь повернувшись к мальчику. — Говори мне, что она сказала, или я прямо сейчас все дерьмо из тебя выпотрошу.

«У твоего отца не в порядке с головой… Болезнь твоего отца…»

— Ничего не говорила, — с трудом выдавил из себя Вулфи. — Она ничего мне про тебя не говорила.

Лис вглядывался в перепуганные глаза сына.

— Тебе бы лучше сказать правду, Вулфи, иначе я сейчас же выверну твою миленькую мамочку наизнанку. Ну, еще одна попытка. Что она говорила обо мне?

Нервы у ребенка не выдержали, и он бросился к заднему выходу, нырнул под фургон и закрыл лицо руками. Он все сделал не так. Теперь отец убьет маму, а социальные работники обнаружат синяки. Он бы помолился Богу, если бы умел молиться, но Бог оставался для него какой-то непостижимой туманной сущностью. Как-то однажды мать сказала ему, что, если бы Бог был женщиной, он бы помог им. Иногда Бог представлялся Вулфи чем-то вроде полицейского. Если ты повинуешься его правилам, он к тебе хорошо относится, если нет — отправляет тебя в ад.

Единственной абсолютной истиной, казавшейся Вулфи совершенно ясной и неоспоримой, было то, что не существовало ни малейшей надежды найти выход из нестерпимого ужаса его мучительной жизни.

Лис произвел на Беллу Престон такое впечатление, какое на нее производили совсем немногие мужчины. Она сразу же догадалась, что он выглядит моложе своих лет и что ему, наверное, уже за сорок. Его отличало то особое непроницаемое выражение лица, которое свидетельствовало о том, что он умеет держать эмоции в узде. Лис был неразговорчив, предпочитая скрывать свои мысли и чувства под плотным покровом молчания. Но стоило ему заговорить, и его речь моментально выдавала принадлежность к высокому общественному слою и неплохое образование.

В том, что джентльмен вдруг становится бродягой, нет ничего исключительного. На протяжении всей истории бывали случаи, когда аристократические семейства изгоняли из своей среды «паршивую овцу». Но Белла с самого начала поняла, что у Лиса, по-видимому, какие-то весьма необычные и дорогие странности, стоившие ему репутации и положения. Наркоманы — самая типичная разновидность «паршивых овец» в XXI столетии, к какому бы классу они ни принадлежали. Однако Лис даже марихуану не употреблял, что было загадочно и наводило на нехорошие мысли.

Женщина менее самоуверенная, чем Белла, рано или поздно задалась бы вопросом: почему именно она стала предметом его внимания? Массивная и довольно тучная, с коротко остриженными осветленными волосами, она явно не относилась к числу тех, кто мог бы привлечь этого худощавого мужчину с бледно-голубыми глазами и странными полосками, выбритыми на голове, мужчину, обладавшего несомненной харизмой. А он никогда не отвечал ни на какие вопросы. Кто он, откуда и почему его раньше никто здесь не видел — на эти вопросы не было ответа. Белла, не в первый раз сталкивавшаяся с подобной скрытностью, считала, что и он имеет право на личные тайны — у них же у всех есть какие-то секреты! — и позволила ему посещать ее фургон так же свободно, как и остальным визитерам.

За время своих странствий по стране с тремя маленькими дочерьми и мужем, крепко подсевшим на героин, а к этому времени уже отдавшим концы, Белла научилась внимательно присматриваться к людям, прежде чем заводить более близкое знакомство. Она разузнала, что в фургоне самого Лиса есть женщина с двумя детьми, хотя он никогда не признавал их за свою семью. Они производили впечатление бездомных, которых кто-то вышвырнул на улицу, а Лис как-то из простого минутного сострадания подобрал и взял к себе. Но Белла видела, как при приближении Лиса оба ребенка в ужасе прятались за мамину юбку. И начала кое-что понимать в нем. Каким бы обаятельным он ни казался чужим людям — а он действительно мог быть просто обворожительным, — Белла готова была поспорить на последний цент, что за закрытыми дверями своего дома Лис превращался совсем в другого человека.

Впрочем, это ее совсем не удивляло. Какого мужчину не утомили бы придурковатая, сидевшая на транквилизаторах тощая тетка и ее ублюдки? Тем не менее подобный расклад заставил Беллу держаться настороже. Дети представляли собой забитых маленьких клонов своей матери — белокурые, голубоглазые, постоянно копошащиеся в грязи под фургоном Лиса, пока мать бесцельно бродит от автобуса к автобусу с протянутой рукой и просит чего-нибудь такого, что позволит ей отключиться. Белла частенько задавалась вопросом, а не угощает ли она и своих деток таблетками, чтобы они были послушнее, и делала вывод, что подобное, видимо, случается нередко, так как дети были какие-то неестественно тихие.

Ну конечно, ей было их жалко. Белла иногда называла себя социальным работником, так как они с дочерьми привлекали бродяг и бездомных повсюду, где бы ни остановились. Одной из причин такой притягательности для бродяг был телевизор, работавший на батарейках, да и хлебосольный разбитной характер самой Беллы. Но когда она в первый раз отправила своих девчонок знакомиться с ребятами Лиса, те тут же нырнули под фургон и были таковы.

Как-то она попыталась разговорить женщину, предложив ей вместе покурить, однако и эта попытка завязать общение потерпела неудачу. Ответом на все вопросы было молчание и полнейшее отсутствие интереса, за исключением тоскливого согласия, высказанного по поводу слов Беллы о сложностях, возникающих с обучением детей во время путешествий.

— Вулфи очень нравятся библиотеки, — сказала тощая баба так, словно Белле следовало догадаться, о ком она ведет речь.

— А кто из них Вулфи?

— Тот, который похож на отца… который поумнее… — ответила она и отправилась на поиски спасительных таблеток.

Проблема образования и воспитания возникла вновь вечером в понедельник, когда на полянке перед розово-лиловым автофургоном Беллы расположились многие участники празднества.

— Я завязала бы со всем этим завтра же, — произнесла она мечтательно, глядя на усеянное звездами небо и на луну над водой. — Нужно только, чтобы кто-то дал мне домик с садиком, и не посреди какого-нибудь чертового зачумленного города, полного всяких кретинов. Где-нибудь неподалеку отсюда вполне подойдет… миленькое местечко, где мои дочурки могли бы ходить в школу и где бы им не дурили головы будущие уголовники… Вот и все, что мне надо.