Юлия Шилова - Замки из песка, или Стервам тоже бывает больно! Страница 3

Проревев несколько дней подряд, Нинка взяла самый большой кухонный нож и, узнав адрес судьи, подкараулила его вечером, спрятавшись в подъезде.

Она ударила его ножом в спину, била до тех пор, пока он не упал на пол и не перестал подавать признаков жизни. Тогда Нинка сама плохо понимала, что делает. Она просто хотела, чтобы этот человек никогда больше не ухмылялся, читая несправедливое решение суда.

Посмотрев на мужчину, лежащего в луже крови, Нинка выскочила из подъезда, забежала в соседний скверик и, достав из сумки заранее приготовленное мокрое полотенце, привела себя в порядок. Затем поймала такси и поехала по следующему адресу, который ей тоже удалось узнать.

По этому адресу проживала уволенная сотрудница станции переливания крови. Та самая, из-за которой Нинкина жизнь пошла под откос. Нинка нажала на кнопку звонка и на заданный вопрос: «Кто?» ответила, что хозяйке квартиры пришла срочная телеграмма. Когда женщина открыла дверь, Нинка ударила ее в грудь ножом. После этого приехала домой, поцеловала спящую дочь, попрощалась с родителями, сама пришла в милицию и написала чистосердечное признание в убийстве двух человек.

Сейчас Нинка сидит в соседней «одиночке». Сначала она тоже была в общей камере, но там и у нее случались приступы истерики и даже временного помешательства. Она смотрела на сокамерниц и ненавидела их за то, что те здоровы и, выйдя из тюрьмы, будут жить. «Всех СПИДом перезаражаю!» – вопила в камере Нинка и бросала на своих сокамерниц грозные взгляды. А когда ее водили к следователю, она лукаво ему подмигивала и спрашивала, не хочет ли он попробовать девушку, больную СПИДом.

Нинку посадили в одиночную камеру, и она почувствовала себя значительно легче, потому что никого не хотела видеть и ни с кем не желала разговаривать. В «стакане» она призналась мне, что муж был ее первым мужчиной. До него у нее никого не было.

На душе становится легче, потому что я знаю, что Нинка находится за стеной и она такая же, как я. У нее точно такое же горе, печальные мысли, и впереди такая же безнадежность…

От тюремного окошечка моей камеры тянется целое сплетение различных «дорог». «Дороги» – это веревочки, сплетенные из ниток от распущенных свитеров. Без «дорог» в тюрьме никак нельзя – это единственная связь с внешним миром. В камерах бывает очень холодно, но замерзающие женщины все равно распускают свои свитера, потому что связь с внешним миром в тюрьме ценится намного больше, чем собственное здоровье.

Мы с Нинкой часто общаемся посредством «дорог».

Вчера она поздравила меня с днем рождения: нарисовала роскошный торт со свечами и розы. Нинка вообще потрясающе рисует, ведь она художник-оформитель. Она талантлива от природы. Иногда Нинка рисует по моей просьбе. Она даже не удивилась, когда я попросила ее нарисовать строение моего внутреннего организма, вернее, мою иммунную систему.

Она ее запросто изобразила… Увидев этот рисунок, я застонала от боли и несколько дней была под впечатлением. Ко мне приходит масса записок от других заключенных. В них матерная ругань и проклятия. Мне желают поскорее сдохнуть и ненавидят меня за то, что у меня СПИД.

Здесь, в тюрьме, не важно – болеешь ты СПИДом или только являешься ВИЧ-носителем. В заключении все наши болячки обостряются со страшной силой, ведь здесь нет возможностей для лечения. Точно такие же записки приходили к Нинке. Сначала мы болезненно на них реагировали, не понимая, в чем именно виноваты, а потом привыкли и уже не обращали на них внимания.

Приходили записки и от женщин-коблов. Женщина-кобел – порождение женщин-заключенных. В тюрьме полно лесбиянок. Так вот, кобел играет роль мужчины. Записки были такие: «Видела тебя на прогулке. Ты хорошенькая. Я тоже болею СПИДом. Жаль, что мы не можем создать с тобой семью». Я такие записки выкидывала сразу, хотя, если честно, удивлялась, что могу кому-то нравиться. За время, проведенное в тюрьме, я очень сильно сдала и уже давно не смотрелась в зеркало. Не читала ни газет, ни журналов. Я совершенно сознательно отреклась от внешнего мира.

Нинка же всегда читала прессу, радовалась, если у нее в руках оказывалась интересная книга, и много рисовала. Рисование отвлекало ее от мрачных мыслей. Целыми днями она рисовала оставшуюся дома дочку, мечтала хотя бы на минутку увидеть ее и перед сном напевала колыбельные песни…

Я сильно привязалась к Нинке и иногда пела вместе с ней, стоя у крохотного тюремного окошечка. Однажды она даже угостила меня яблоком, а один раз стала так громко кричать, что, наверное, ее отчаянные крики слышала вся тюрьма. Когда Нинку увели в «стакан», стала кричать и я, чтобы меня бросили в «стакан» тоже. В «стакане» я стала расспрашивать Нинку о том, что случилось. Нинка сказала, что получила письмо из дома. Родители выслали фотографии дочки и написали, что у ее малышки обнаружили ВИЧ. После рождения ребенка все было нормально. Все надеялись на то, что обошлось, но вот вирус всё же перестал прятаться, инкубационный период закончился, и болезнь дала о себе знать.

После этого Нинка потеряла покой, постоянно попадала в «стакан», перестала рисовать и отказалась от чтения газет и книг. А еще она почему-то перестала общаться со мной… Она вообще с кем-либо перестала общаться…

Однажды ночью у меня заболело сердце. Я и подумать не могла, что сердце может болеть так сильно. Я стала корчиться от дикой боли, подумала, что это конец, и приготовилась к смерти. Я хотела только одного: чтобы боль как можно быстрее закончилась. Но она становилась сильнее, и у меня уже просто не было сил ее терпеть. Мне казалось, что грудь разрывается на части.

Не помня себя, я доползла до двери и стала громко стучать, умоляя, чтобы мне сделали обезболивающий укол или дали таблетку. Но сонная дежурная раздраженно крикнула, чтобы я стучала себе по голове, и если я не успокоюсь, то она бросит меня подыхать в «стакан».

Тогда на помощь пришла Нинка. Через окно она передала мне валидол и анальгин. Я проглотила анальгин, рассосала валидол, постепенно приступ прошел и я почувствовала себя лучше. С тех пор мы опять с Нинкой стали общаться, только уже не так часто, как раньше.

Целыми днями моя соседка была занята своими мыслями. Она так же, как и я, перестала за собой следить. Зачем? Мы же все равно не дотянем до свободы и нас никто не увидит. А что хорошего на свободе? Презрительные взгляды окружающих… Ненависть к нам за то, что мы еще живы. Не жизнь, а сплошной траур.

Родственники виновато прячут глаза, а если изредка и зайдут в гости, то со своей одноразовой посудой, стараясь ни до чего в доме не дотрагиваться. Отец вообще переехал на дачу, чтобы быть от меня подальше. А в спальне матери я обнаружила тарелку, она прятала ее в своей тумбочке. Когда я спросила ее, почему она прячет тарелку, ведь ВИЧ не передается через посуду, мать виновато отвела глаза в сторону и пробурчала, что это так, на всякий случай.

А сегодня в одной из камер девушка вскрыла себе вены. Несчастная оставила предсмертную записку, в которой призналась, что устала чувствовать себя зверьком, запертым в клетке.

Я подхожу к крошечному тюремному окну и кричу Нинке:

– Нина, ты новость слышала?!

– Слышала, – отвечает она. – Везет же некоторым! Одного не пойму, чем она это сделала?

– Если сделала, значит, было чем. Смотри, сегодня полнолуние. Скажи, луна красивая?

– Красивая, – вздохнула Нинка. – А звезд-то сколько на небе! Раньше, когда я смотрела на звезды, я искала самую яркую и загадывала желание.

– Я тоже. Ты обычно что загадывала?

– Встретить принца.

– Встретила?

– Угу. В моей жизни был только один принц – это мой муж. Мы с ним любили смотреть на ночное небо. У нас дома даже телескоп был. Интересно, как он сейчас?

– Кто? Телескоп?

– Да нет, муж.

– Он тебе не пишет?

– Нет, и даже на суде не был. Я слышала, что он вроде с бабой сошелся.

– Он не болеет?

– Здоров как бык.

– Как же ты его не заразила?

– Я рожала тяжело, порвалась сильно. Ждала, пока все заживет. Мы с ним после родильного дома так ни разу и не были близки. А потом я узнала о своей болезни, и он сбежал.

– Что, сразу взял и сбежал? Даже не попытался тебя поддержать морально?

– Конечно нет. Сквозанул в неизвестном направлении, и все. Пропал. Правда, после того как меня посадили, к дочке пару раз приходил, а как узнал про ее диагноз, так написал от нее отказ.

– Козел!

– Знаешь, я не злюсь, что он меня бросил. Он просто струсил, а вот за отказ от дочери…

– Не злишься на человека, который предал тебя в самый трудный момент жизни?

– Я просто люблю…

– До сих пор?

– До сих пор. Он же мне ничего плохого не сделал. Не он же меня заразил. Он просто слабак.

– Тогда найди самую яркую и большую звезду и загадай, чтобы он к тебе на свиданку приехал.

– Не хочу. Все равно не приедет.

– А если приедет?

– Скажешь тоже! Он меня боится, как прокаженную. Даже если бы приехал, я бы с ним встречаться не стала. Не хочу, чтобы он меня такой запомнил. Я же всегда на высоте была и выглядела «на все сто». Пусть запомнит меня здоровой, красивой, модной. А ты кого-нибудь ждешь?