Джон Макдональд - Цена убийства Страница 3

Ли Бронсону исполнилось тогда двадцать шесть. Свою работу он полюбил. Правда, жалованье было невелико, но зато вышла его книжка. Станут появляться другие сочинения, и наступит день, когда можно выбирать: учительствовать дальше или нет. У него жена, на которую оглядываются все мужчины. Тогда в декабре жизнь казалась ему сказочной.

Дэнни снова арестовали в марте, как раз когда они с Люсиль сняли дом на Аркадия-стрит и убрались из комнаты тестя, забитой старой мебелью. Ли навестил брата до начала судебного процесса. Дэнни был непривычно угрюм и мрачен. Неделю назад ему минуло тридцать лет, и он с горечью жаловался на жизнь.

— Уже третий раз меня сцапали, и ни разу, Ли, я не сделал того, в чем меня обвиняют. А теперь хуже некуда. Ты только представь: приехал в город — к Сонни. Сижу в баре, слегка под мухой, но никого не трогаю. Было часа четыре. У меня в баре свидание назначено на пять. Народу никого, пусто, только у стойки сидит парочка — ругаются. Я на них вообще ноль внимания, тяну помаленьку свое пойло. Та бабенка из себя не уродина, вот уж нет. Пьют и грызутся между собой. Вдруг она подходит ко мне, садится, хватает за руку — вроде чтоб я заказал ей выпивку. Мне-то что — заказал. Ты же знаешь, заведение приличное, обслуживание вежливое, никаких скандалов. А тут слезает с табуретки и мужик. Она его в упор не видит, говорить отказывается. А он прямо бандит — моего веса, может, лет на пятнадцать старше. Начинает ее хватать, пожалуй, слишком грубо. Я ему говорю — полегче, приятель, бармен тоже его успокаивает. А ему хоть бы что: трясет меня за плечи, потом как размахнется. Головой я дернул, но он мне врезал прямо по макушке. Черт возьми, не повезло: на черепушке никаких следов от удара. И сейчас больно, но ничего не заметно. С меня хватило. Загнал я его в угол — бац, бац! Сунул раза четыре или пять. После последнего пришлось его поддержать. Но никаких ударов ниже пояса, никаких финтов коленями. Отхлестал его по-джентльменски, надавал затрещин только по морде, вот он кровью и умылся. Оставил я его валяться, забрал шляпу, прибавил доллар на чай и отвалил. Меня там не очень знают. Но, понимаешь, вернулся к пяти на свидание. Стоило сунуть нос, меня и зацапали. Говорю — недоразумение, где там… Оказывается, нападение. Того индюка зовут Фитч, личность известная — банкир из Детройта, когда приезжает, всегда торчит в этом баре. Говорят, время от времени дает Сонни в долг. Так вот все завязалось, и верят только им троим, они единственные свидетели. Пришел я, оказывается, пьяный, стал приставать к его жене. Он начал возмущаться, и бармен велел мне убираться. Тогда я, значит, избил банкира и смылся. Ну, подпортил я ему циферблат, задал работы дантисту, но ничего больше ведь. Передал все Кеннеди, а тот отступился, говорит, слишком горячо. Может, решили — не стою таких хлопот. И теперь я опять за решеткой. Господи, Ли!

Вот что с ним тогда стряслось. Заработал год плюс десять. Есть такой чудной приговор — после года каталажки выпускают условно под надзор. И все зависит от доброй воли его надзирателя и всего отдела по надзору: легче легкого засунуть его обратно на полных десять лет.

Дэниел Бронсон пробыл в заключении два с половиной года без одного месяца. Сразу после освобождения он приехал к Ли. Теперь это был замкнутый, полный горечи человек. Еще в тюрьме он нашел себе место в транспортной фирме, владелец которой сам в юности отбыл срок и теперь охотно брал на службу бывших заключенных или поднадзорных. Ли поинтересовался: может, он просто хочет одурачить служащих отдела по надзору, подыскал себе ширму, а сам возьмется за старое?

— Ну нет. С меня достаточно, братишка.

— В самом деле?

Дэнни зло усмехнулся:

— Вероятно, по-твоему, поздно? Что ж, жилось мне прекрасно. Но вряд ли теперь захочу снова сесть на хлеб и воду.

Ли помнил, как удивили его новый словарь и безупречное произношение Дэнни, помнил также, что от брата не ускользнуло его удивление. Все еще усмехаясь, он сказал:

— Не удивляйся, братик. Никогда, надеюсь, я не был слюнтяем. А теперь выучился и правильно говорить, и прилично одеваться. Раньше все было о'кэй, пока я не разевал свой глупый рот. На этот раз в Элтоне я времени не терял. Пусть у меня нет твоих званий и титулов, но теперь меня нелегко одурачить. Занимался английским языком, читал, братишка. Наверно, книжек сто прочел.

— Мне все еще не понятно, что ты задумал.

— Мне тоже — пока. Только на побегушках у Кеннеди я не останусь. Рано или поздно меня посадили бы в четвертый раз и стал бы рецидивистом. Семь с половиной лет из тридцати двух я провел за решеткой. А теперь стану подыскивать что-нибудь приличное, осмотрюсь, пока же буду тянуть лямку у Грэнуолта, получать жалованье. Если Кеннеди вздумается затянуть меня снова, пусть себя не утруждает. Я от их организации, кроме, неприятностей, ничего не имел. Попробую жить своим умом.

Это происходило в мае. Потом он заезжал в июне — все еще работал у Грэнуолта. Но когда они виделись последний раз в июле, положение Дэнни явно изменилось: прибыл в «седане» последнего выпуска — весьма дорогом, благородного серого цвета. Одет был в костюм из искусственной замши, с узким вязаным галстуком, в дорогой рубашке. Ли только что вернулся с занятий на летних курсах, когда Дэнни появился на дорожке, ведущей к дому, с нарядно упакованным свертком под мышкой. Ли еще подумал тогда: если не знать прошлого Дэнни, его можно принять за молодого преуспевающего коммерсанта. Ростом немного ниже младшего брата, более коренастый, волосы светло-русые, волнистые.

При близком рассмотрении иллюзия рассеивалась. Бросались в глаза и мелкие шрамы на лице, и острый, холодный, жесткий взгляд — от него исходило то ощущение тревоги, которое распространяют вокруг себя опасные личности. Испугавшись,что Дэнни опять попал в историю, Ли засыпал его вопросами. Брат с улыбкой уклонялся от ответов, и Ли с удивлением отметил: он упорно отказывался говорить о своих делах, словно они не отвечали тому образу, который он создавал.

Значит, он все-таки что-то затеял — именно поэтому Кифли явился сюда в такой жаркий день. Посетитель казался спокойным и рассудительным. Однако он упорно пытался объединить Ли и Дэнни в одно целое.

— Послушайте, мистер Кифли. Дэнни пошел по кривой дорожке. И начал очень рано. Может, ему уже и не поможешь — не знаю. Но я-то не ступил на такой путь, и вы не пошли. Мы ведь из Синка выбрались.

Кифли приподнял одну бровь:

— Мы?

— Мы с вами, мистер Кифли.

— Ну-ка, посмотрим. — Он ткнул пальцем в сторону Ли, потом — в свою грудь. — Валите нас в одну кучу? Не выйдет!

— Почему?

— А потому, что я оттуда выбрался сам. Вас же из Синка выкупили. За вонючие деньги вашего двуличного брата и такие же доллары его преступного босса. Если хотите с кем-то сравняться, так скорее с Дэнни — не со мной.

Ли, прежде чем его охватил гнев, был потрясен, ошеломлен страшной, необъяснимой горечью и злобой, прозвучавшей в словах Кифли. Стараясь сдержать возмущение, он произнес:

— У меня создалось странное впечатление, мистер Кифли, что мы занялись воспоминаниями. Сидите у меня на веранде, в купленном мною кресле, стряхивая пыль на пол, который я сам натирал. Вы — служащий из отдела по надзору. Я — учитель в педагогическом заведении штата. Ради Дэнни я держался с вами вежливо. Если у вас есть еще вопросы — спрашивайте. Однако с этой минуты выбирайте выражения и помните, как себя вести.

Кифли долгие секунды молча мерил его тяжелым взглядом. Затем, ухмыльнувшись, сказал:

— С этой минуты… иначе — что?

— Спрашивайте!

— Конечно, только сначала кое-что вам скажу. Мне без конца твердят, что это свободная страна. Меня совершенно не трогает, когда вы тычете мне в нос свою образованность. Абсолютно не трогает. Но в этом мире есть раздел. Забор, понимаете? Я с одной его стороны. А парни Бронсоны — с другой. На вас обоих заведены досье. У него похуже. Буду говорить с вами, как с любым по ту сторону забора. У меня есть право говорить, с кем хочу. И вы будете плясать под мою дудку. А если не затанцуете и я почую — от меня что-то скрываете, зайду в эту вашу школу, сниму шляпу и очень вежливо и очень нудно стану допрашивать о вас. И если после моего ухода там останется хоть кто-то, не знающий, что ваш брат трижды сидел за решеткой, что он оплатил ваше учение ворованными деньгами, — для нас обоих это будет дьявольской неожиданностью. Узнают и то, что брат нарушил условия надзора, скрывается неизвестно где, подкупая вас роскошными подарками. Узнают, что и вас таскали в полицию, подозревали в ограблении и обвинение сняли потому только, что за дело взялся пронырливый адвокат, работавший у Ника Бухарда. Если после этого от вас не избавятся, будете ходить на допросы, и я позабочусь, чтоб вас вызывали как можно чаще и как раз в часы уроков. Жалованье, полагаю, вам платят за них. Если надеетесь за такое учение по-прежнему получать денежки, что ж, можете дальше болтать о моих выражениях и поведении. Для Джонни Кифли вы — один из парней Бронсонов, а оба они — вонючки. Все!