Андрей Константинов - Дело о воскресшем мертвеце Страница 3

— Проклятье! — выдохнул я. Устало привалился к косяку.

Витя Восьмеренко избавился от прямой и явной угрозы и повернулся ко мне:

— Князь, ты чего?

— Володя Соболин мне нужен. Давно он ушел?

— Часа полтора назад. — Витя снова весь был в игре. — Ты ему домой или на пейджер позвони.

— Конечно. — Я присел на край ближайшего к двери стола, вроде бы Шаховского. Придвинул к себе телефон. — Витя, ты же у нас пожарами занимаешься?

— Да, а что? — спросил Восьмеренко, не отвлекаясь от экрана.

Я положил трубку на место, позвонить Соболину можно и позже.

— Недели три-четыре назад был пожар на Есенина?

— Ну ты, Зураб, даешь!

— Это важно.

Витя вздохнул и полез в свой компьютерный архив.

— А подробности?

— Например?

— Кто погиб-то? Мужчина? Женщина?

— Мужчина. Лет тридцати. Его Юрием Сметаниным звали.

— Сметанин? — Витя бросил на меня через плечо удивленный взгляд. — Было такое. — Он пощелкал мышкой, удовлетворенно откинулся на спинку стула. — Вот смотри. Обычный был пожар.

Я наклонился к экрану:

«7/02/2000 ТЕЛОХРАНИТЕЛЯ УБИЛА СИГАРЕТА?

32-летний мужчина стал жертвой пожара, который вечером в субботу, 5 февраля, случился на улице Есенина.

Пожар начался в комнате однокомнатной квартиры примерно в 22.30. Кто-то из соседей заметил дым и вызвал пожарных. Практически полностью выгорела комната, пострадала часть коридора. Пожарным потребовалось около 30 минут, чтобы справиться с огнем.

В прихожей, у самой двери, был обнаружен обгоревший труп хозяина. По всей видимости, мужчина заснул с непотушенной сигаретой. Проснулся, когда огонь уже разгорался. Он пытался выбраться из квартиры, но потерял сознание и погиб.

Как сегодня стало известно корреспонденту агентства, уже установлена личность погибшего. Это Юрий Сметанин, он работал в одной из охранных фирм Петербурга. Погибшего по остаткам одежды и часам опознала мать. (Виктор Восьмеренко, 10.20.)»

— Это все? — спросил я.

— Да. Обычный бытовой пожар. Курить вредно.

— Курить вредно, — пробормотал я. Вернулся к столу Шаховского и снял трубку телефона.

— Соболина нет, Зурабик, — ответил Аня, жена Володи. Мне нравился ее мягкий голос. Он словно звал к чему-то высокому и далекому. — Он звонил час назад, сказал, что задерживается. Какая-то там тема по наркотикам.

— Спасибо, Анечка. Извини, что побеспокоил.

— Ничего страшного. — Мне показалось, Аня не много расстроилась от того, что мы проговорили так мало. Я попытался представить, что она делает сейчас, после того как положила трубку.

Наверное, вздохнула, с тоской посмотрела на телефон, потом, проходя в комнату сына, — на входную дверь. У кровати сына улыбнулась, коснулась рукой светлых непокорных волос.

Проклятье! Нет женщины прекраснее, чем та, кто смотрит на свое дитя. Уж я-то знаю: у меня четверо детей от трех жен.

Я скинул сообщение Соболину на пейджер

(Володя! Это Зураб! Позвони мне в агентство!)

и отправился в нашу комнату. Здесь было тихо и пусто. Выключенные компьютеры слепо пялились в полумрак. В столе у Зудинцева я отыскал нашу полулегальную пепельницу (Спозаранник не курил и не любил, когда курят другие). В столе Нонны Железняк мне удалось найти пакетик кофе с просроченной датой. Я немного поколебался и решил рискнуть. Кофе все-таки не консервы, может храниться и подольше.

Телефон зазвонил, когда я наливал воду в чашку. Мне ее предпоследняя — третья — жена подарила еще до того, как мы разошлись. Значит, между моим сообщением и ответным звонком Соболина прошло ровно столько времени, чтобы сходить-набрать из-под крана медленно текущей воды, поставить чайник. И еще малость, чтобы этот чайник нагрелся. Много что можно сделать за это время. Очень много. Например…

Я не спеша налил воду, с нарочитой аккуратностью поставил чайник. Телефон надрывался. Наконец я снял трубку:

— Слушаю.

— Князь, это Соболин. — Откуда-то издалека доносилась приятная, интимная музыка. Я почему-то представил, что Соболин звонит мне из какой-нибудь отделанной в восточном стиле спальни, а рядом с ним — не менее восточная красавица. — Что стряслось? Что за пожар?

— Пожар был…

— Не понял? — вскинулся Соболин.

— …почти месяц назад.

— Что за дурацкие шутки, Зураб? — Володя, похоже, обиделся.

— Помнишь, в начале февраля на Есенина на пожаре погиб парень-охранник?

— Конечно. У нас тогда совсем пусто было. После убийства Ратнера вообще все и вся затихли. Пришлось бытовой пожар на ленту новостей ставить. А что случилось?

— Может быть, и ничего. Володя, на убийство Ратнера не ты ездил?

— Было дело.

— Ты не помнишь, вроде бы дня за три до убийства… По заявлению госпожи Ратнер никого не задерживали?

— Мать твою! — рявкнул Володя. — Точно! Я-то думаю, фамилия знакомая. Именно — Юрий Сметанин!

— Это задержание тоже ты отрабатывал?

— На него Витя Шаховской ездил. Меня тогда Обнорский в Выборг посылал. Связи с местными органами налаживать.

Я обреченно вздохнул:

— Какой у Шаха пейджер?

Похоже, только одно порцией кофе не отделаешься.

Убийство Игоря Ратнера — коммерческого директора пивзавода «Нерпа» — открыло новый год. Как тогда, на следующее утро после убийства, мрачно пошутил Коля Повзло: «С открытием сезона… охоты».

Убийца действовал дерзко, но наверняка.

Ратнер с женой, детьми и матерью жил на третьем этаже престижного «доходного» дома на Вознесенском проспекте. Окна его кухни — единственные — выходили во двор-колодец.

Стрелок знал, что если финансист дома, то около полуночи обязательно выходит на кухню — перехватить что-нибудь. Убийца выбрал место: «черная лестница» через двор от подъезда Ратнера, окно между четвертым и пятым этажами.

Отсюда кухня в квартире финансиста просматривалась, как на ладони.

Поздно вечером в воскресенье, 23 января, во дворе-колодце прогремели выстрелы. Хотя «прогремели» — громко сказано: никто выстрелов не слышал.

Игорь Ратнер умер на месте.

Его жена Полина, прежде, чем свалиться в обморок, вызвала «скорую» и милицию.

Расследование взяли под особый контроль.

И так далее.

А вот за три или четыре дня до убийства Ратнера...

Шах отзвонился сразу. Наверное, это у него привычка еще из прошлой жизни: раз звонят на пейджер, значит, дело срочное.

— Витя, ты далеко? — спросил я.

— Не очень.

— Ты можешь подъехать в агентство? Разговор есть. Не телефонный. Это очень важно.

Шаховской вопросов не задавал, что-то быстро прикинул:

— Буду минут через пятнадцать. Готовь кофе.

— Легко, — бодро отозвался я.

— Еду.

Кофе… Я отправился на промысел в репортерский отдел. Восьмеренко немного, для порядку, поворчал, но на кофе все же раскололся.

Минут через десять я услышал, как во дворе, прямо под окнами, заскрипели тормоза «лохматки» Шаховского: «жигуленок» давно пора было отогнать на свалку и приплатить мусорщикам, а то ведь могли и не взять.

Кто-то, наверное Зудинцев, рассказывал мне, что еще года четыре назад Шах был вполне преуспевающим бандитом. Ездил на «мерсе» и жил на широкую ногу. Имел свой небольшой, но более-менее надежный бизнес. Потом начались какие-то проблемы, и Витя подался в журналистику.

Честно скажу, писать у него получалось много лучше, чем у меня. Мое военно-десантное образование не шло ни в какое сравнение с его филологическим: по неподтвержденным слухам, Витек закончил филфак университета чуть ли не с красным дипломом. По крайней мере, на английском он говорил с хорошим лондонским произношением. Хотя временами.

Когда мы только взялись за «Кантату», я впервые увидел Шаха «в деле». Профессионал!

Витя вошел в кабинет, скинул промокшую под снежно-дождевой моросью куртку.

— Что стряслось? — Он опустился в кресло, сразу же закурил.

Я налил ему кофе, придвинул пепельницу, и сел напротив.

— Помнишь, дня за три-четыре до убийства Ратнера… По заявлению его жены задержали двух мальчиков-топтунов?

— Это было в среду, 19 января… — Витя тщательно стряхнул с сигареты пепел. — Вечером…

19 января в 20.34 в дежурной части 1-го отдела Адмиралтейского РУВД раздался звонок: — Дежурный Васильев слушает!

— Это милиция? — спросил женский голос.

— 1-й отдел.

— Мне нужна помощь. Помогите… — голос женщины сорвался.

— Успокойтесь, пожалуйста. — Дежурный придвинул к себе сигареты, щелкнул зажигалкой. — Что случилось?

— За моей… за нашей квартирой следят.

«Еще одна…» — со вздохом подумал дежурный. После Нового года и Рождества часто бывает.

— Кто?

— Двое молодых людей. Они уже несколько дней следят. Скоро муж вернется, я за него боюсь.