Михаил Петров - Гончаров подозревается в убийстве Страница 3

- Я тоже на это надеялась, - невесело усмехнулась Ирина, - только он что, подонок, затеял... Есть у него сын, который раньше ему был абсолютно до фени, впрочем, как и наоборот, а недавно у него вдруг проснулись отцовские чувства, писать друг дружке стали. Одно письмо маманя тайком прочитала. Вы представляете, он зовет своего сыночка на постоянное местожительство. И где вы думаете? В нашем доме, причем обещая ему прописку! Ну не сволочь ли? Хочет на чужом горбу в рай попасть. А что отсюда следует?

- То, что и сынку достанется кусочек вашего дома, если, конечно, согласится мать.

- А она согласится, я не сомневаюсь, эта шкура убалтывать может. Теперь вы понимаете, в какое безвыходное положение он нас поставил? От отчаяния я думала пойти на последний шаг, даже киллера хотела нанять. Меня остановило только одно обстоятельство - мать. Она первая меня заложит и будет мстить за своего мучителя. Вот такая наша безрадостная судьба. Да что это я все о себе да о себе. Как у вас-то дела?

- А, спасибо, хорошо, положите на комод, как говорится. В гости вот приехал, да, кажется, не вовремя, у вас и без меня забот полон рот.

- Ну, это вы оставьте, для нас вы всегда гость желанный, если там не уживетесь, что-нибудь придумаем здесь. Пойдемте, Сережка уже приготовил стол.

Приготовить стол Сергею труда не составило, для этого он просто с кастрюлями сходил в столовую, выставил банку рубинового вина да открыл бутылку водки. Назвать еду изысканной можно было только с большой натяжкой, зато местное вино оказалось просто восхитительным. Терпкое, пахучее и тягучее, оно само просилось вовнутрь моей изможденной души. Сам того не замечая, я удегустировал добрый литр. Видя, что благодарный зритель созрел, Сергей принялся демонстрировать творения своих рук. Сначала меня представили двум милым девчушкам, а уж потом хозяин показал многочисленные иконы, писанные им в часы особых откровений. Мне понравилось и то и другое.

Близилось время ужина. Ирина ушла на работу мыть тарелки и скоблить столы, а я, распрощавшись с иконописцем, забрел в магазин, где накупил массу вкусных вещей, дабы мое появление в доме "немки" прошло празднично и торжественно. Хотелось надеяться, что обеденный хмель уже покинул ее голову.

Я оказался прав, в сумерках одно из окошек дома мерцало, кто-то смотрел телевизор. Изможденная сука, узнав меня, впустила молча и без эксцессов. Пирожник, теперь уже вместе с женой, замешивал тесто на утро. Кивнув мне как старому знакомому, он показал на дверь хозяев:

- Вроде проснулись, молчат, наверное, с похмелья маются.

- Ты говорил обо мне?

- Нет, чем меньше болтаешь, тем дольше проживешь. Старая истина.

- И мудрая, все бы ее придерживались.

- Хм, интересно, а как бы вы тогда работали?

- Кто?

- Ну вы, менты?

- Ас чего ты решил, что я мент?

- Я милого узнаю по походке.

- Много говоришь, куль мучной.

В состоянии крайнего раздражения я зашел на веранду. Ну почему так? Уже больше пяти лет я не работаю в органах, а какой-то мельник меня учуял сразу.

На веранде никого не оказалось, и я двинулся к комнате с работающим телевизором. Две фигуры сидели в креслах и были настолько увлечены киношной стрельбой и большущей винной бутылкой, что меня и не заметили. Протянув руку, я повернул выключатель. Пыльная хрустальная люстра осветила немую сцену. Мужчина и женщина с глубоким недоумением, приоткрыв рты и вытаращив глаза, взирали на меня как на инопланетянина.

- Гутен абенд, майн либен Зоя Федоровна! Их хабен заген... Заген... Э-э-э...

На этом мой языковый багаж был исчерпан, и я стоял полнейшим истуканом, явственно вспомнив былые мучительные уроки иностранного.

- Господи, Коська! Коська! Валерка, ты посмотри, это же Костя Гончаров! - завопила моя "немка" и, выпрыгнув из кресла, повисла на моей несчастной шее.

Только теперь я заметил, какая она маленькая - от силы полтора метра. Почему-то в школе она казалось куда как выше.

- Здорово, Константин, - сбоку на меня навалился Климов. - Вот уж не ждали. Какими судьбами? Проходи, милок, будь у меня в доме, как у себя.

С трудом стряхнув с себя экзальтированных супругов, я повалился в кресло.

- Ну, рассказывайте, как вы тут без меня живете.

- Хорошо, но об этом после, - деловито захлопотал Шмара. - Зайчик, подсуетись, собери на стол, видишь, Костя с дороги.

- Сейчас я, Лерик, дай только на него посмотрю, сто лет ведь не видела.

- Ты покушать сначала приготовь, а потом и смотри на здоровье.

- Да не беспокойтесь вы, не хлопочите, я у Ирины поужинал, а закуска в пакетах, ничего готовить не нужно.

- Как? - немного смутился Шмара. - Ты уже у нее успел побывать? Нехорошо, надо было сначала к нам, мы с зайчиком обижаемся. Нехорошо.

- Пардон, конечно же я первым делом явился сюда, но у вас был сонный час. Я оставил вещи на веранде и пошел к морю.

- Оставил вещи? - удивилась Федоровна. - Интересно. Лерик, ты видел вещи?

- Раз оставил, значит, они там, - глубокомысленно заключил Шмара, никуда они не денутся, садимся за стол.

После первой рюмки помолчали, после второй начались воспоминания и слезы о былых прошедших днях, на третьей Лерик сломался, и мы остались одни.

- Ну как вы? - задал я обязательный вопрос.

- Плохо, лиман поднялся, подвал вот затопило, воду надо откачивать, а что толку - откачаешь, а его опять зальет.

- Ну а в житейском смысле?

- Плохо, Костик, если бы ты знал, как мне плохо, - заревела наша железная леди, державшая когда-то в страхе всю школу. - Он же настоящий изверг. Как он меня мучает, как мучает, если бы ты только знал. Уже двенадцать лет...

- Не мамка велела, сама захотела, вам все ведь говорили, каков он есть.

- А я не верила, не верила, дура. Это Бог меня карает за все мои грехи.

- Какие там, к черту, грехи, мало ли баб от мужей гуляют, и ничего, живут...

- Ты не знаешь, Костик, ты ведь ничего не знаешь... Налей мне еще... Размазав под очками слезы, моя "немка" решительно выпила рюмку и повторила: - Ты ведь ничегошеньки не знаешь. Да этого и никто не знает... А Бог меня карает на старости-то лет. И поделом мне, стерве беспросветной, заслужила я... Заслужила и теперь расплачиваюсь... Не могу, налей чуть-чуть...

- Да полно вам, Зоя Федоровна, все давно прошло, и незачем сокрушаться о долгах наших. У каждого есть свой грех, о котором и самому-то вспоминать тошно, все мы люди, все человеки, успокойтесь.

- Нет, Костик, ты не знаешь... не знаешь, что я наделала... Я должна кому-нибудь об этом рассказать... И лучше тебе... Ты ведь уедешь... Так легче... Я помню, все помню, как сейчас... Зимний Томск. Я студентка второго курса... Я вот-вот должна родить... От кого? Какая разница. Он бросил меня, как только узнал, что я беременна. Куда было деваться, поехала к маме, а она... она... она меня взашей, ты понимаешь, взашей! Хотела на себя руки наложить, да только не смогла. Ночью у бабки-повитухи родила девочку, назвала Надей... Неделю я у нее прожила, все дитя свое нянчила, а потом... Потом, под утро, снесла я ее в дом ребенка... положила под дверь, позвонила и спряталась в кустах... Вот и все...

Она выдохнула, словно свалила непомерную ношу, и вновь потянулась к рюмке.

- А почему вы ее не оставили?

- Как я смогла бы ее поставить на ноги на копеечную стипендию, а если бы узнали, то, вполне вероятно, вообще бы выперли из института. Господи, да черт бы с ним, с институтом, - это я теперь так думаю. Теперь-то я понимаю, какая я дрянь. А поезд-то ушел. Я потому и Ирку удочерила, чтобы как-то очиститься, только ничего не помогает. Извини, Коська, что вылила на тебя ушат своей грязной воды. Тяжело мне, одна я осталась. Никому не верю, даже Ирке своей не верю. Трудно. Давай выпьем.

Удивительно, пила она наравне со мной, но была гораздо трезвее. Все-таки странно устроен женский организм. Меня уже клонило ко сну, я с трудом сдерживал зевоту. Видимо, она это поняла.

- Господи, совсем я заболталась, иди спать, постель я тебе приготовила, вся правая сторона с тремя комнатами в твоем распоряжении. Если проснешься ночью, вино и вода в холодильнике, ауфидерзейн, двоечник.

* * .*

Проснулся я с первыми лучами в полной уверенности, что дом еще спит, но глубоко заблуждался. Моя "немка" безо всяких признаков похмелья уже потчевала куриц зерном и арбузными корками.

- А, проснулся, великий сыщик Пуаро, как головка? Бо-бо?

- У меня голова никогда не болит, я же дятел.

- Вот и у меня тоже, а то в холодильнике есть, можно полечиться.

- Потом, сперва я совершу утренний променад на море.

- Смотри, только долго не загорай, а то обгоришь и весь отпуск испортишь.

- Вас понял, к обеду буду.

- Что приготовить? Отбивные любишь?

- Конечно, если с кровью.

Когда я уже уходил, то на веранде столкнулся с дрожащим похмельным синдромом по кличке Шмара. Когда он наливал вино в пиалу, рука его дрожала, как сердце девственницы перед первым абортом.

- Здорово, Костя, - прохрипел он немыслимым профундо. - Отличное вино, холодненькое, будешь?