Владимир Гоник - Стойкий запах лосьона Страница 3

Сестра окончила фармакологический факультет и заочно химфак университета, в тридцать четыре года защитила кандидатскую, вела одну из лабораторий в НИИ экспериментальной фармакологии. Костюкович знал, что за сестрой приударивает другой завлаб, очень способный химик-фармаколог толстяк Баграт Погосов. Но она не принимала эти ухаживания всерьез, посмеивалась: "Погос шалопай, выпивоха, трепач, любитель вкусно и много есть. По нынешним временам это главный порок..."

2

На ночное дежурство доктор Костюкович приехал в больницу загодя, чтоб застать знакомого санитара из морга: тот обещал пластмассовую ручку для стеклоподъемника "Жигулей", которую Костюкович случайно обломал.

Дверь в ординаторскую была заперта. Открыв своим ключом, он переоделся в белый халат, легкие белые сабо, поставил кейс под свой стол и вышел. Спустился на цокольный этаж, переходивший в тоннель, прошагал его темный, сырой, гулкий - и очутился в большом больничном дворе. Вдали находилось здание патологоанатомического отделения и морга, за ним, еще дальше - подстанция "скорой помощи", ее бензоколонки и диспетчерская.

Санитар уже переодевался, собираясь домой.

- Сами поставить сможете, доктор? - спросил он, достав из портфеля черную пластмассовую ручку.

- Смогу. Спасибо... Много сегодня было?

- Четыре вскрытия. Это по понедельникам у нас завал, а сегодня терпимо...

Костюкович знал, что патологоанатомическое отделение их больницы в сущности - городская прозектура, куда свозят умерших почти из всех больниц. После суббот и воскресений вскрытий особенно много...

Костюкович вернулся в ординаторскую. Врач, которого он сменял, пил перед уходом кофе.

- Как дела? - спросил Костюкович.

- Три свежих инсульта. Два мужика и женщина.

- Куда положил? - поинтересовался Костюкович, помня, что в его палатах мест не было.

- Мужиков к себе, а женщину в первую неврологию, у нас все женские забиты.

Когда коллега ушел, Костюкович выложил из кейса пакет с едой, стетоскоп и тонометр, сунул молоточек в карман халата и мысленно попросил Бога, чтоб ночь прошла спокойно, никто не умер. Ночное дежурство - самое удобное время, чтобы привести в порядок истории болезней, тем более сегодня четверг, канун выписок, а у него завтра выписывалось четверо постинсультных.

Заперев ординаторскую, он отправился на вечерний обход.

Больница их - гигант на тысячу коек. Девятиэтажные корпуса соединялись застекленными переходами. И называлась она "Городская клиническая больница скорой помощи", куда везли круглосуточно. Этот пронизанный пассажирскими и грузовыми лифтами комбинат жизни и смерти находился на высоком плато, фасадом корпуса были обращены к раскинувшемуся внизу городу...

Закончив обход, дав распоряжения дежурившей с ним сестре, Костюкович вернулся в ординаторскую и сел приводить в порядок истории болезней.

Время шло незаметно, около двенадцати ночи вошла сестра.

- Марк Григорьевич, кофе? - предложила.

- Не прочь.

Она налила ему из своего термоса полную чашку и вышла. Он ел принесенные из дому бутерброды, запивал горячим кофе. Затем снова принялся за работу. В начале второго по внутреннему телефону вызвали в приемный покой. Слава Богу, оказалось только на консультацию. В два он прилег в маленькой комнатке, тут же, при ординаторской. И сразу заснул. Поднял его звонок - опять из приемного покоя, и опять консультация. Затем стало плохо трем больным, отправился к ним в палаты. Около четырех утра снова прилег, заснул глубоко, безмятежно, как дома...

В пять утра уже светало, небо над лесом порозовело, там всходило солнце, серпок луны поблек, словно истощился за ночь, и стал похож на кусочек оторвавшегося облачка. В эту пору шоссе было пустынным. Белая машина - "Жигули-шестерка" - замигала указателем левого поворота - там, ответвляясь от магистрали, в сохранившуюся ночную прохладу уходила дорога, затененная лесом. Проехав несколько метров, машина вдруг странно начала замедлять движение, сползла к кювету, и почти нависнув над ним правым передним колесом, остановилась. Водитель упал грудью на руль, бессильно уронив голову. Через какое-то время пассажир, сидевший рядом, выскочил из автомобиля и побежал к шоссе.

Так началось утро этой пятницы...

Очередной звонок-вызов пробудил Костюковича. Он вскочил, глянул на часы: десять минут седьмого, кончалось ночное дежурство, начинался новый день. Разгладив ладонями лицо и приведя в порядок волосы, Костюкович пошел к лифту. Внизу, в приемном покое, его уже ждал вызванный дежурный нейрохирург. На носилках лежал с закрытыми глазами молодой парень. Костюкович сразу отметил автоматизированные движения его левой руки, и приглядевшись, понял: коматозное состояние. И тут же нейрохирург как бы подтвердил:

- Кома. Артериальное 220 на 120. Полагаю, инсульт. Забирайте, коллега, он ваш, - сказал нейрохирург Костюковичу.

- Все-таки была автоавария, - заметил Костюкович. - Так что мой он или ваш...

- ...Давайте в реанимацию, там и решим, чей он, - сказал нейрохирург.

Костюкович повернулся и только сейчас заметил стоявшего в стороне молодого человека с кровоточащей ссадиной на щеке.

- Что с вами? - спросил Костюкович.

- Мы были вместе в машине.

- Подождите здесь, не уходите, - и обратившись к медсестре, сказал: Промойте ему ссадину перекисью...

- Ну что, мужики? - спросил дежурный реаниматолог, когда вместе с больным грузовой лифт поднял их на четвертый этаж.

- Автоавария, - сказал Костюкович.

- Давайте его на томограф, - по-командирски произнес нейрохирург.

Через пятнадцать минут рентгенолог бесстрастно изрек:

- Геморрагический инсульт.

- Я пошел, - победно произнес нейрохирург и удалился.

"Куда же я его положу? - гадал Костюкович, помня, что ни в 1-ом, ни во 2-ом неврологических отделениях мест нет. - Хотя бы часов до двенадцати дня, сегодня выписка, места будут... Разве что в чуланчик возле манипуляционной?.. Кровать, кажется, там есть..."

Он шел по длинному коридору своего отделения, давая на ходу указания дежурной сестре:

- Готовь набор для пункции... Заправь капельницу...

Впереди них пожилой санитар двигал каталку с больным, время от времени продолжались все те же автоматизированные движения его левой руки, на локте ее Костюкович заметил небольшую, размером с пятак наклейку из лейкопластыря...

Закончив осмотр парня, сделав все необходимое, Костюкович вернулся в ординаторскую и взял еще свеженькую, незатрепанную историю болезни; в приемном покое заполнены были лишь строчки паспортных данных: Зимин Юрий Павлович... 20 лет... студент института физкультуры... улица Волынская, 17, квартира 4... Прежде чем начать подробные записи, Костюкович вспомнил, что внизу остался молодой человек, который был с Зиминым в машине. Он позвонил в приемный покой и попросил: если тот еще не ушел, пусть поднимется...

- Болит? - спросил Костюкович, взглянув на лицо вошедшего. - Как вас зовут?

- Покатило Володя... Это пустяк, - прикоснулся он к ссадине.

- Садитесь, Володя. Как это произошло?

- Мы были в гостях на даче, там заночевали. К восьми должны были вернуться на спортбазу в город. Ехали нормально, вдруг Юра ойкнул и повалился на руль, машину понесло в кювет, я рванул ручник, а потом через его ногу - по тормозам. Минут через сорок я поймал на трассе патрульную машину ГАИ. Они нас отволокли к посту, оттуда вызвали "скорую".

- Зимин не был выпивши?

- Да ну! Не пьем мы. Мы "сборники". Мастера спорта.

- По какому виду?

- По плаванию. Сейчас Юра готовился на Европу, а я в Будапешт - на Кубок Дуная. Так что насчет спиртного вы не думайте.

- Вы оба студенты инфиза?

- Ну... так... числимся...

- Скажите, Володя, а Зимин накануне не жаловался, что плохо себя чувствует?

- Как-то говорил, что затылок болит, вроде отлежал шею или во сне неудобно повернулся.

- Вы его родителям сообщили?

- У него только мать... Сейчас поеду к ней... А что сказать ей, доктор?

- Пусть приедет.

- А что у него доктор, опасное?

- Опасное.

- Так я больше не нужен?

- Да, идите...

Была уже половина восьмого утра. До конца дежурства оставалось полтора часа. Костюкович принялся заполнять историю болезни Зимина.

В начале десятого отделение ожило: санитарка протирала вогкой тряпкой полы, покрытые линолеумом, нянечка катила тележку с грязной посудой в раздаточную, ходячие больные возвращались из столовой в свои палаты, ординаторская заполнилась голосами врачей - началась короткая отделенческая пятиминутка. Когда она закончилась, Костюкович отдал старшей сестре истории болезней тех, кто сегодня выписывался:

- Наталья Петровна, у меня четверо: из шестой, восьмой и девятой. Как только в двухместной освободится койка, переведите туда немедленно Зимина, он в чуланчике, очень тяжелый...

Перед самым уходом он еще раз заглянул к Зимину. Тот лежал под капельницей. Почти ничего в его состоянии не изменилось, разве что чуть спокойней дышал, и несколько упало давление. Костюкович вернулся в ординаторскую, она была уже пуста, врачи отправились на обход. Он снял халат, открыл кейс, чтоб положить стетоскоп, тонометр и молоточек, когда вошел офицер милиции.