Сергей Донской - В Россию с любовью Страница 3

— Есть, как не быть, — откликнулся Шадура, нырнув с головой в бар. — У нас в Думе, как в той Греции… Тебе лед положить?

Его выпяченный зад вопросительно уставился на гостя. Если бы к этим голым ягодицам приладить глаза, получилось бы нечто, отдаленно смахивающее на щекастое лицо депутата. А в темноте определенное сходство улавливалось и без всяких дополнительных штрихов.

Усмехнувшись, Эдичка закинул ногу за ногу.

— Никакого льда, — предупредил он. — Напиток должен сохранять комнатную температуру. В этом весь кайф.

— Кайф вовсе не в этом, — игриво шепнул ему на ухо возвратившийся Шадура, выставляя на стол два бокала.

— Закрой глаза, — так же тихо предложил ему Эдичка. — И протяни руку сюда… Ниже… ниже… Теперь сожми пальцы.

Сглотнув слюну, Шадура стиснул в ладони предмет, оказавшийся значительно более тонким и твердым, чем он ожидал. Тогда он открыл глаза и с разочарованием обнаружил в своей руке узорчатую квадратную бутылку, которую держал за длинное горлышко.

— «Те-ку-и-ла кас-ка-ху-ин», — по слогам прочел он, поднеся этикетку к самому носу. Остальные буквы в темноте разобрать не удалось. — Что за каскахуина такая? — недовольно буркнул Шадура, вертя бутылку перед глазами. — Название, как у какой-нибудь подозрительной отравы.

— Это самая лучшая текила, какую можно найти у нас, — обиделся Эдичка. — Очищенная, выдержанная. Из настоящей голубой агавы.

— А что за мешочек на шнурке к горлышку присобачен? — продолжал привередничать Шадура.

— Червячная соль.

— Какая-какая соль?

— Червячная, — невозмутимо пояснил Эдичка, забирая у Шадуры бутылку и свинчивая пробку. — На агавовых плантациях живет червячок гусано, он на шелкопряда похож. Его высушивают и перетирают вместе с солью и чили. Получается порошок. Выпил — лизнул.

— Выпил — лизнул? — Шадура смешливо хрюкнул.

Эдичка покосился на него с неодобрением:

— Именно. Вообще-то мексиканцы так никогда не поступают, но в ночных клубах, где я бываю, это уже стало традицией… Сейчас дам тебе попробовать.

— И не подумаю пробовать это червячное дерьмо! — строптиво заявил Шадура. Похоже, реплика про ночные клубы, где пропадает его дружок, пришлась ему не по душе.

— Сядь, — сказал Эдичка, похлопав ладонью по крышке стола перед собой. Тон его сделался повелительным. — Пей. — Он протянул депутату наполненный до краев бокал. — А потом… — Эдичка сноровисто надорвал пакетик и высыпал половину порошка себе на плечо, матово поблескивающее в темноте. — А потом попробуешь гусано. Тебе понравится, обещаю.

— Ну, раз обещаешь, го… ух-х!

Шадура резко выдохнул воздух и запрокинул стакан. Гульк… гульк… гульк… Некоторое время в кабинете раздавались только эти звуки, а потом словно заработал насос: это громко засопевший Шадура наклонился и потянулся губами к приманке.

— О! — изумленно воскликнул он, пробуя необычный вкус на языке.

— Ну как? — поинтересовался Эдичка с тревогой в голосе. — Понравилось?

— О, — повторил Шадура уже не так бодро, как в первый раз.

Как бы обдумывая ответ, он поднял взгляд к потолку, да так и застыл. Зрачки на его глазах отсутствовали напрочь. Два слепых бельма, которыми ни потолка толком не разглядишь, ни собутыльника.

Закончилась дегустация беспорядочным грохотом, которое устроило грузное Шадурино тело при падении с письменного стола. Сначала он ударился об пол головой, потом боком, а завершили перестук разбросанные как попало ноги. Словно барабанщик беспорядочную дробь выдал и тут же затаился в темноте, испугавшись шума, который наделал.

А сам депутат Шадура при этом даже не пикнул. Ничто его не волновало, ничто не беспокоило. В таком бесчувственном состоянии он не смог бы придумать даже самую простенькую поправку к Конституции, хотя в трезвом уме и здравой памяти был способен выдавать их десятками, манипулируя словами и знаками препинания с бойкостью заправского борзописца.

Эдичка наступил Шадуре на обслюнявленную щеку и подвигал обтянутой эластичным носком ногой, заставляя упавшую голову мотаться из стороны в сторону.

— Эй!.. Эй, очнись!.. Что с тобой?

Никакой реакции. Выждав еще пару минут, Эдичка брезгливо вытер подошву о подол депутатской рубахи, спрятал бутылку в портфель и принялся смахивать таинственную пыльцу на пол. Когда он перестал энергично дуть на свое голое плечо, у него потемнело в глазах и немного закружилась голова, но он не стал дожидаться, пока слабость пройдет, а деловито оделся и опять уселся в кресло. Экран включенного «Пентиума» высветил его лицо и растопыренные пальцы, выжидательно зависшие над клавиатурой. Чем-то Эдичка напоминал в этот момент вдохновенного композитора, приготовившегося взять вступительный аккорд своего нового опуса. Но тревожить клавиши не пришлось — нужный файл оказался подвешенным на «рабочем столе» компьютера. Убедившись в том, что файл содержит интересующие его сведения, Эдичка скачал его на специальную дискету с расширенной памятью и занялся составлением послания для Шадуры.

Очнувшийся депутат должен будет списать свою внезапную сонливость на злоупотребление спиртным, а не на подсунутый ему порошок. Сначала он баловался водочкой без закуски, потом хватил стакан крепчайшей текилы. Вот и результат — на полу валяется. Просто бесчувственное бревно какое-то, а не лидер парламентской фракции.

Эдичка насмешливо искривил губы. «Надо меньше пить, — нацарапал он на свободном пространстве бланка депутатского запроса. Подумав, добавил для убедительности: — Пить надо меньше». Получилось суховато. Что-то вроде черновика законопроекта, который никогда не будет принят на рассмотрение в Государственной думе. Эдичка дописал еще несколько фраз, бросил взгляд на часы и поспешно встал. Действие снотворного могло закончиться с минуты на минуту, а объясняться с очухавшимся Шадурой не было ни малейшего желания.

Шагая по длинному коридору к лифту, Эдичка заблаговременно приготовил для предъявления удостоверение помощника депутата. Оно было подлинным и обошлось в тысячу долларов. Высчитать чистый доход от этого приобретения не составляло ни малейшего труда. 100 000 — 1000 = 99 000.

Где еще, как не в политике, можно обеспечить себе прибыль в почти стократном размере?

ГЛАВА 2

ШИЛО НА МЫЛО

Спустя час с небольшим уже заметно устаревший «Форд» Эдички притормозил на правом берегу Москвы-реки в районе Крылатского.

Здесь было темно и безлюдно. Чересчур темно и чересчур безлюдно, чтобы чувствовать себя уверенно. За оградой лодочной станции простуженно брехал невидимый пес, которому даже подгавкать желающих не находилось. Высвеченная фарами вывеска гласила, что здесь размещается водноспортивное общество «Нептун», но доверия она у Эдички не вызывала, как и пришвартованный чуть ниже по течению насквозь проржавевший буксир. Во мраке он смахивал на какого-то подводного монстра, выбравшегося на берег явно не для того, чтобы просто подышать свежим воздухом.

Эдичка поежился. Ему показалось, что все это — дурной сон, который не очень-то хочется досматривать до конца.

Из включенного радиоприемника доносился развязный голос ведущего, который с пристрастием допрашивал писклявую девочку, сдуру дозвонившуюся ему в студию. Он желал выяснить, чем она любит заниматься в свободное время, а она использовала каждую паузу для того, чтобы передать очередной привет каким-то Толикам и Лёликам. Наконец сошлись на том, что неплохо бы послушать музыку, и в динамиках заухало, заверещало. От этого идиотского балагана у Эдички разболелась голова, однако выключить приемник он не решался, потому что слушать тишину ему хотелось еще меньше, чем скрипучий голосок Бритни Спирс. Ее страстные покряхтывания у Эдички уже давно в печенках сидели, но что поделаешь — приходилось терпеть. Ожидание сродни болезни. Пока не помучаешься как следует, облегчение не наступит.

Марку машины, вырулившей на берег за две минуты до назначенного срока, определить в темноте не удалось, но она трижды мигнула фарами, как было условлено, и Эдичка с готовностью пощелкал тумблером света в ответ.

Из машины выбралась мужская фигура с плоским чемоданчиком и неспешно зашагала к «Форду». Это означало, что очень скоро удастся пощупать деньги, ради которых Эдичка затеял рискованную игру с депутатом. Он заволновался так, что успел несколько раз сменить позу, пока дожидался человека с чемоданчиком. Ему еще никогда не приходилось видеть сто тысяч долларов сразу. Вести дела в столь пустынных и зловещих местах — тоже.

Эдичка выключил зажигание «Форда» не раньше, чем окончательно признал в приближающемся человеке Артура Задова. По происхождению русский, по паспорту американец, он возникал в Москве внезапно и так же неожиданно исчезал. С этим типом Эдичку связывали далеко не столь нежные и доверительные отношения, как с большей частью знакомых ему мужчин. Секса — самая малость, на первом месте бизнес без всяких сантиментов. Мани-мани-мани.