Ольга Лаврова - Естественная убыль Страница 3

И все ресторанные стояли за Кудряшова, и с ним вместе надеялись, и показания против него Знаменский выжимал по капле, если уж бесспорными уликами тесЁнил в угол. А Маслова... Маслову Кудряшов не способен был понять.

-- И чего мы с тобой не поделили, Ирина? Скамью подсудимых? Чего тебе вздумалось на меня капать?

-- Прекрасно знаешь, что я сказала правду!

-- При чем тут правда-неправда? На кой ляд ты стрипЁтиз устраиваешь?! Вы записали, что я не признаю, что вовлек Маслову?

-- Запишу, бумага -- вещь терпеливая. Но вы себе противоречите. То не вовлекали, то загодя совали деньги.

-- Так совал просто для проверки: можно с ней раЁботать или нельзя. Вы, гражданин следователь, не делайте из меня паровоза. Статья у всех будет одна, и срок -- извините. Я шестью годами обойдусь, мне пятЁнадцать ни к чему! Все было на равных. Начальники, подчиненные -- это по официальной линии, а наше деЁлопроизводство простое: мне моргнули, я кивнул, и вся бухгалтерия.

-- Но подпольные деньги распределяли вы.

-- Ну, черная касса была у меня, верно. Только касЁсир -- это ж не директор.

-- Малоубедительно.

-- А я настаиваю, что никто ее не обольщал и не совращал! Вот вы задайте Масловой вопрос: если она такая хорошая, что ж она мне, негодяю, поддалась? Чего ж не отказалась, не сбегала в органы?

-- Так я тебе сразу и поддалась? А ты забыл мои заявления об уходе? Я три раза писала, и ты три раза рвал! Забыл, как грозился уволить с волчьим билетом? С такой характеристикой, что никуда не возьмут?

-- Сказать все можно, сколько угодно!

-- А почему вы ее, собственно, удерживали? Нашли бы кого другого, кто охотней помогал воровать.

-- Да она же редкий человек -- с огоньком, с творЁческой жилкой! Где бы я вторую такую нашел?

-- Вам непременно с творческой жилкой?

-- Даже, извините, глупый вопрос!

Все-таки занятный мужик. Не хочешь, да улыбЁнешься.

-- Зря смеетесь. Чтобы -- как вы грубо выражаетесь -- воровать, в нашем деле надо прежде работать уметь. Кто не умеет -- мигом в трубу вылетит, будь он хоть честный, хоть какой. Если хотите знать, мы всегда шли с перевыполнением плана. Вся наша прибыль -- сверхплановый товар!

-- Но за счет чего?

-- А я вам скажу. За счет умения работать без потерь -- раз. За счет высокого профессионального мастерства -- два. И за счет постоянной заботы о вкусовых качествах -- три. Это ж не секрет: у плохой хозяйки какая-нибудь котлета -- хоть выброси, а у хорошей -- пальчики облиЁжешь. Маслова -хозяйка хорошая.

-- Выходит, Ирина Сергеевна, мы вас тягаем за проЁфессиональное мастерство и заботу о качестве. Как забота осуществлялась на практике?

-- В крем доливали воду... Вместо сливочного масла клали маргарин... В некоторое тесто полагается коньяк -- лили водку... Искусственно увеличивали припек... Много способов.

Неловко ей, потупилась. Удивительное дело -- пройдя кудряшовскую школу, сохранить стыд.

Когда опять осталась со Знаменским вдвоем, передоЁхнула с облегчением, и все тянуло выговориться. Что ж, долго молчала -- перед мужем, перед матерью, знакомыЁми. Знаменский ей не мешал.

-- Наверно, был какой-то выход. Но связал он меня этими "премиями", имей, говорит, в виду, ты за них расписывалась!.. И, бывало, все разжигал. Приведет свою девицу и велит показывать, какая на ней шубка, какое белье... Я не оправдываюсь, хочу, чтобы вы поняли, до чего постепенно...

Выход у нее был один: найти другую совсем работу, где волчий билет Кудряшова не имел бы значения. Но на это нужна решительность, воля. И готовность расстаться с даровыми деньгами. Между прочим, мать у нее была продавщица. Правда, в иные времена, когда не обязаЁтельно липло к рукам, да и липли-то сравнительно крохи. И все же она ее растила, она выводила в люди, отцом не пахло.

-- Вы не представляете, как сначала все незаметно! Вот, например, прибегают: "Ирина Сергеевна, какао-порошок высшего сорта кончился, можно класть первый сорт?" Ладно, говорю, кладите, только побольше, чтобы мне калькуляцию не переделывать. А разве есть время проверить, сколько положат? Снова бегут: "За нами сто "эклеров", подпишите вместо них "наполеоны", на "эклеры" крема не хватает!" Одного недостача, другого совсем нет, а третьего вдруг излишек вылез. И не разберешь, когда правда, когда для отвода глаз. Понимаете?

-- Я -- да. А муж что-нибудь понимал?

-- Ну, Коля... -- улыбнулась нежно. -- Вы же его видели -- не от мира сего...

-- Не сказал бы.

-- Да что вы! Большой ребенок, -- она мысли не допускала, что муж может кому-то не нравиться. -- Я когда второе заявление об уходе подала, то немножко дома объяснила осторожненько. Коля и говорит: ты стала мнительная, издергалась, надо больше доверять людям... И как раз день его рождения, побежала в комиссионку -- такой лежит свитер французский! А Кудряшов будто учуял: приносит двести рублей, прогрессивка, говорит, за полгода... и в мое заявление обернуты... Не устояла. До того привыкаешь покупать -- это страшно!.. Ночью чего не передумаешь, а придешь на работу -- все, как у людей, совещание об увеличении выпуска, в интересах потребителя, наш покупатель, борьба с ненормированными потерями, ваши соображения, товарищ Маслова. Все вроде воюем за правильные лозунги во главе с товарищем Кудряшовым...

Знаменский отключился. Он предвкушал то, что собирался сообщить. Глянул на часы и прервал:

-- Ирина Сергеевна, подследственного не обязательно держать в заключении до суда. И я думаю...

Она прижала руки к груди, боясь поверить.

-- Господи, неужели возможно?!

Знал, понятно, что обрадуется, но она так рассиялась, таким светом озарилась, что он и сам согрелся в ее счастливых слезах.

-- Пожить дома... с Колей, с девочками... наглядеться...

Но это пока было в прожекте. Еще предстояло протаЁщить через Скопина. И закавыка была не в нем, а в Смолокурове, который к Масловой не благоволил. Он увязался вместе идти по начальству и станет, разумеется, гнуть свою линию.

-- Только быстро, -- сказал Скопин. -- Через двадцать минут ко мне пожалует делегация польской милиции.

-- Вот справка по Масловой. Я думаю, можно измеЁнить меру пресечения.

Скопин отодвинул записку.

-- Вообще-то, арест был необходим?

-- Необходим и обоснован.

-- Что же изменилось?

-- Маслова все рассказала. Если я что-то понимаю в людях, искренне раскаивается. Сердце у нее неважное, часто приступы. На воле следствию не помешает.

-- Разрешите, товарищ полковник? -- заскрипел сбоЁку Смолокуров.

-- Да?

-- Я -- против.

-- Возражения?

-- Маслова -- не заштатная фигура. Без нее хищения в "Ангаре" не имели бы половины того размаха. РасхитиЁтель ведь не карманник: украл и убежал.

-- Михаил Константинович, обойдемся без прописЁных истин.

Но Смолокуров упрям.

-- Разрешите, закончу мысль. Расхитителю бежать неЁкуда. Надо, значит, воровать так, чтобы воруемое как бы не уменьшалось. Вот это и обеспечивала Маслова. Вагон изобретательности! Ее прозвали "наш Эдисон". МаленьЁкий пример. Она разработала рецептуру фирменных булоЁчек, на которые шло все то же самое, что на пирожные. А разница в цене -- сами понимаете. Со склада продукты выписывали на булочки, отсчитывались выручкой за буЁлочки, а выпускали пирожные!

Скопин прищурился на Знаменского, в прищуре юморок.

-- Однако Смолокуров нарисовал выразительный порЁтрет вашей подследственной.

-- У нее двое детей, Вадим Александрович, а муж... словом, он уже осведомлялся, при каком сроке заключеЁния дают развод.

-- Они не ладили?

-- Да нет, по-своему он очень к ней привязан. Но трясется за собственную репутацию. Карьера -- прежде всего! Если Маслова проживет дома несколько месяцев, может быть, все уладится, в колонии он будет ее навещать, сохранится семья, ей будет куда вернуться.

У Смолокурова любая эмоция грозит пиджачным пуЁговицам. Чуть что -- он нещадно крутит пуговицу. Ну, так и есть, открутил, зажал в кулаке:

-- У нас не благотворительная организация!

-- Тоже верно, -- вежливо согласился Скопин, стараЁясь не видеть измочаленного пучка ниток на животе оперативника. -- Но я за то, чтобы следователь мог своЁбодно принимать решения. Кроме неправильных, безусЁловно. Готовьте документы на освобождение, Пал Палыч. Засим желаю здравствовать.

Он, кажется, нарочно протянул руку Смолокурову, и тому пришлось перекладывать пуговицу в левый кулак.

Вечером того же дня (казенное время истекло) ЗнаЁменского ждал сюрприз. У двери своего кабинета он застал старшего следователя горпрокуратуры по кличке Фрайер. Меняя одну букву фамилии, кличка удачно выЁявляла его пижонское нутро. Кроме пижонства, Сема Фрайер отличался самонадеянностью и высокомерием. Сталкивался с ним Знаменский и сцеплялся уже не раз -- но до сих пор по мелочи.

-- Добрый вечер, Пал Палыч, я вот тебя караулю, -- с подозрительной любезностью произнес Фрайер.

Они были на "ты", поскольку Сема мог говорить "вы" исключительно вышестоящим. Уселся на стул ЗнаменсЁкого, вынул из портфеля бумагу с печатями.