Евгений Габуния - По обе стороны Днестра Страница 3

- Кури, браток.

Тот зажег папиросу, глубоко, жадно затянулся.

- Давненько не курил "Казбек", совсем другое дело, не то что ихние сигареты, - он снял полушубок, оторвал подкладку, извлек исписанный цифрами листок папиросной бумаги и отдал его начальнику. - От Ионела.

Начальник осторожно взял испещренный цифрами тонкий листок шифровки и бережно положил в карман гимнастерки*.

_______________

* Из источников, близких к контрабандистам: в ночь на 15 февраля

через погранпункт "Спиру Харет" на совсторону перешел агент центра

"Б" разведотдела III корпуса Марчел вместе с человеком, личность

которого установить пока не удалось. Имеются данные о переходе

агентами границы на пункте "Чаир". Цель пока установить не удалось,

соответствующая работа ведется. Ионел.

- Ну я, пожалуй, пойду. - Курьер встал, надел полушубок; белый маскировочный балахон он держал в руках.

- Куда торопишься? Посидел бы еще, отдохнул. Чаю попьем, согреешься на дорогу. - Он встал, чтобы распорядиться насчет чая.

- Спасибо, - отрицательно мотнул головой курьер. - Надо идти. Некогда мне чаи распивать. Пора мне обратно на тот берег, пока не сменился мой грэничэр*.

_______________

* Г р э н и ч э р - пограничник (рум.).

Курьер закурил еще одну папиросу и сделал шаг к двери.

- Да возьми ты всю пачку, - начальнику не хотелось просто так отпускать его.

- Взял бы, да нельзя. С этим "Казбеком" там провалиться можно, а это, сам понимаешь, нам ни к чему.

- Извини, не подумал. Я же на границе недавно, - пробормотал начальник. - Молодой, исправлюсь.

- Это я вижу, - курьер улыбнулся. - А где Воскобойников?

Начальник ответил, что того перевели в другой пограничный округ с повышением, потом вызвал Калюжного и приказал ему сопровождать курьера до берега. Лицо молодого пограничника разочарованно вытянулось. Еще несколько минут назад он живо представлял себе, как ему будут завидовать ребята с заставы, как с гордостью будет рассказывать односельчанам о подвиге своего сына отец, прошедший две войны, и, наконец, как его Галина, та, что ждет в родном селе, тихим таинственным шепотом поведает подружкам, какой он, ее Ваня, отважный герой. И вот теперь ничего этого, оказывается, не будет.

Начальник догадался о чувствах, которые обуревали молодого пограничника.

- За хорошую службу объявляю вам, товарищ Калюжный, благодарность. Действовали правильно. А тот, кого вы, скажем так, задержали, пожалуй, поважнее нарушителя. Это, понимаешь, совсем из другой оперы. В общем, проводи его на берег в лучшем виде. Потом доложишь лично мне.

По дороге Калюжный, порядком озадаченный словами командира, ни о чем не расспрашивал своего спутника, а тот тоже молчал. На берегу он надел свой балахон, шагнул на лед и будто растворился в белом пространстве ночи.

III

Гости пришли, как было условлено, поздним вечером, когда и без того пустынные сельские улицы совсем опустели. Василий Мугурел открыл им дверь и проводил в каса маре*, где сидел мужчина, которого они видели впервые, и все с откровенным любопытством разглядывали незнакомца. Василий пояснил, что Марчел - его дальний родственник, давно переехал в Россию, да так и застрял в городе, название которого Василий не помнит, и вот теперь приехал погостить. Марчел при знакомстве крепко жал руку, улыбался, говорил, что счастлив снова оказаться среди своих братьев-молдаван. Он свободно говорил по-молдавски, но с русским акцентом. Марчел, видимо, это знал и пояснил, что сказываются годы, проведенные в России.

_______________

* К а с а м а р е - горница, парадная комната дома.

Гости степенно расселись на длинные, покрытые коврами скамьи и переглянулись. Первым нарушил молчание плотный, крепко сбитый пожилой крестьянин.

- Мэй, Василе, глазам своим не верю, - с веселым недоумением пробормотал он, широко разводя руками. - Неужели старые времена вернулись? Или мне все это, - он рукой показал на стол, - приснилось? Эй, люди, разбудите меня... Нет, не надо, давно не видел такого чудесного сна.

Непритязательная шутка пришлась кстати, все заулыбались в предвкушении щедрого угощения.

- Видать, важный родственник у Василия, если он его так встречает, сказал кто-то вполголоса, однако хозяин дома услышал.

- Да вы не меня, люди добрые, благодарите. Это все он, Марчел, затеял. Давно, говорит, мечтал посидеть со своими по-братски за стаканом вина, да все не приходилось. Он и денег ради такого случая не пожалел.

Гости слушали, одобрительно кивали, Марчел же, поочередно оглядев всех цепким, оценивающим взглядом, торжественно, с приветливой улыбкой провозгласил:

- Пофтэ бунэ!*

_______________

* П о ф т э б у н э - приятного аппетита (молд.).

Первый стакан выпили за хозяина дома и его щедрого гостя. Марчел оказался веселым, общительным человеком, не строил из себя важную птицу, пил наравне со всеми. Пользуясь отсутствием за столом женщин, отпускал соленые шуточки и незаметно завладел всеобщим вниманием. Василий то и дело наполнял пустевшие кувшины с вином, приговаривая:

- Пейте и ешьте, гости дорогие, всего хватит.

Те не заставляли себя упрашивать, и вскоре за столом воцарилась непринужденная обстановка мужской пирушки. Языки развязывались. Гости, которые поначалу стеснялись незнакомого человека, говорили уже не таясь обо всем, что наболело: как жить, что будет дальше, куда она повернется, крестьянская судьба. Получалось, что ничего хорошего новая власть им не сулит. Крепко взялась за работящих, рачительных хозяев новая власть. Оно и понятно: завидует голытьба, норовит все отобрать и загнать их в колхоз, будь он проклят во веки веков. Сколько лет и деды, и отцы жили без этих колхозов, и хорошо жили, да еще таким, как нынешние колхозные главари, помогали зерном до нового урожая. Ничего не помнят, лодыри. Немудрено, коротка человеческая память на добро. Бездельники, сами в бедности жили из-за своей лени и пьянства, а нынче и всех хотят по миру пустить. Конечно, и среди них есть порядочные люди, которые добро не забыли, еще помнят. Подкулачники, по-ихнему, по-большевистски. Одна надежда - конец скоро придет коммунистической власти, и колхозам ихним. Снова заживем по-людски.

Здесь-то и вступил в общий разговор до того сидевший молча родственник хозяина.

- А откуда у вас, уважаемый, такие сведения? - он повернулся к пожилому крестьянину, который высказывался особенно горячо и яростно.

- Отец Георгий сказывал. Он грамотный. Все знает... И другие умные люди то же самое говорят: недолго уже осталось мучиться под коммунистической властью.

Марчел ответил не сразу.

- С вашим священником, к сожалению, не знаком, хотя и очень бы хотелось познакомиться с этим достойным человеком. Однако он не совсем прав. Конечно, их власть обречена. Все дело в том - когда? - он снова глубокомысленно замолчал. - Друзья, братья: смотрю я на вас, слушаю горестные речи, и сердце кровью обливается. Я вот что вам скажу - долго еще придется терпеть лишения, и чем дольше, тем хуже будет. Слышали, верно, задумали большевики ликвидировать кулаков как класс?

- Я слышал, - раздался неуверенный голос. - Костаке Гонца, председатель ихний грозился. А что это - никто не знает.

- Ликвидировать как класс - значит сослать всех работящих хозяев в Сибирь, детей отберут, сдадут в приютские дома, заставят отречься от отца-матери.

Марчел говорил складно, как по-писаному, сразу видно - городской.

- Конечно, мы люди простые, - раздался в тишине голос, - не все понимаем. Но откуда ты все это знаешь?

- Пока сказать не могу, - Марчел сделал многозначительную паузу. Есть у меня верные люди там, - он показал рукой наверх, к потолку. - Среди начальства большевистского.

Заговорили все разом. Особенно горячился усатый, с длинным унылым носом и маленькими припухшими глазами мужчина, которого все уважительно называли по имени и отчеству - Федор Пантелеевич. Он вскочил на ноги и громко, перекрикивая остальных, сказал:

- Не будет нам жизни под большевиками. Пока еще живы, надо за Днестр подаваться.

- Легко сказать - за Днестр. Это еще как следует обдумать надо, неуверенно возразил Лаврентий Постолаки. - Петря Круду, все его знаете, давно ушел на ту сторону, еще колхозов и в помине не было. И что же? Бедствует, люди сказывают, в батраках ходит, а здесь был справный мужик.

- Лодырь твой Петря, - зло бросил усатый. - Там кто не ленится, живет себе припеваючи, хлеба, мануфактуры - всего полно. Пока думать будем, недолго и ноги протянуть. Подчистую метут активисты, последнее забирают. Ты о детях своих подумал? У тебя их трое, чем кормить будешь?

- Я согласен с Федором Пантелеевичем, - вступил в разговор изрядно подвыпивший парень. - Мне терять нечего - дома своего нет, земли тоже, авось на новом месте повезет. Хоть сейчас готов. - Он пьяно рассмеялся.

- Тебе, Симион, лишь бы вино было, - усмехнулся Лаврентий. - Понятное дело - ни кола, ни двора, а нам каково хозяйство бросать, в чужую сторону подаваться? Все обдумать надобно, со всех сторон.