Кваздапил. История одной любви. Начало - Петр Ингвин Страница 3

– На медленный танец пригласишь?

– Обязательно.

В их семье сильны традиции, а мы уже не дети, поэтому я добавил:

– Если брат разрешит.

Глава 2

Не верилось, но встретившая меня в дверях чеканная красавица оказалась мелкозадиристой Мадей, которая мешала нам с Гаруном строить баррикады из стульев и вечным нытьем доводила до каления. Хорошо, что в то время она в основном сидела со второй сестричкой – Хадижат. Других братьев и сестер у Гаруна не было. Трое детей для городской семьи их национальности считалось нормальным, зато двоюродной и прочей родни – замучаешься считать. Для нас, маленьких, не знавших слова «национальность», мир отдельно живущих родственников представлялся параллельной вселенной, она отвлекала от серьезности детских игр. У нас текла своя жизнь и были свои, неизвестные взрослым, ежедневные приключения.

Теперь Мадина выросла… очень. Повторяюсь, конечно, но впечатление она произвела такое, что повториться не можно, а нужно.

– Против тебя Гарун возражать не будет. – Вееры изогнутых ресниц чувственно опустились. – Буду ждать.

Ладная фигурка в обтягивающем зеленом платье удалилась в сумбур людей и звуков.

Сегодня не разувались, и я, сбросив куртку, тоже влился в домашний сабантуй, кивая девушкам, а с парнями здороваясь за руку. Из мужской половины русским был только я, остальные – приехавшие на учебу земляки друга и его местные друзья-родственники схожего с нами возраста. С девушками дело обстояло наоборот, с двумя исключениями – в лице Мадины и ее мелькнувшей среди расфуфыренных девиц младшей сестры, которая ютилась где-то в углу, скромно одетая и отрешенная от окружавшего веселья. Музыка гремела, заполненная народом комната ходила ходуном, кто-то танцевал, кто-то пил за длинным столом или около него, кто-то общался, перекрикивая остальных.

– Гвоздопил пришел! – разнеслось поверх общего гвалта, и, как носорог через джунгли, сквозь толпу ко мне ринулся хозяин квартиры.

Я даже не поморщился. Гвозди не пилю и никогда не пилил, а насмерть присосавшееся в детстве прозвище звучало по-иному. Кваздапил. Отсюда сокращение «Кваздик». Замордованный смешным обращением, в давние времена я пробовал сменить кличку, требовал называть по имени, обижался… Не помогло. Лучшее, что делают люди в таком случае – смиряются. Стоило принять как данность, что отныне я Кваздапил, и все стало нормально. К тому же, настоящее имя, которым по настоянию бабушки меня назвали в честь геройски погибшего прадеда, звучало не менее затейливо. Алексантий. С прозвищем – два сапога пара. А когда посторонние слышали ласковое родительское «Ксаня», на слух оно воспринималось как «Саня», и позже некоторые обращались ко мне как к Шурику. Чтоб избежать путаницы, я выбрал быть Кваздапилом. Было в этом что-то хулигански-задиристое. В конце концов, не имя красит человека, а человек имя. Перефразируя древнюю мудрость, лучше быть львом Кваздапилом, чем, скажем, цепным псом Цезарем.

– Молодец, что пришел. – Гарун по-дружески обнял, его ладонь несильно похлопала меня по спине.

Невысокий, среднего телосложения, он не выделялся какими-то особенностями, но несмотря на то, что Гарун был предельно обычным, не принять его всерьез или случайно задеть – значило обрести неприятности всерьез и надолго. Накачанный торс вкупе с ищущим приключений взглядом намекали на тренировки в качалке и на матах, черная щетина на щеках и нос с горбинкой придавали лицу схожесть с брутальными персонажами из рекламы. На губах висела вечная улыбка в тридцать два крупных зуба, которым позавидовали бы негры и недареные кони. Наши сокурсницы и подруги сокурсников находили Гаруна завидным кавалером, хотя сами сокурсники частенько его сторонились.

– Располагайся. – Гарун обвел рукой комнату, указав сразу везде. – Многих знаешь, кого не знаешь – подходи, знакомься, у нас с этим просто. Наливай-накладывай себе сам, приглашения не жди, чувствуй себя как дома. Много внимания уделить, извини, не смогу, сам видишь за скольким слежу, в этом дурдоме я за главного. Будут проблемы – находи меня или Мадину. Прости, я побежал. Отдыхай!

Он умчался по очередному зову, что больше напоминавшему слоновий рев.

Меня удивило, что в качестве заместителя Гарун избрал разбитную Мадину, а не Хадижат. Младшая по-прежнему избегала досужего внимания и пряталась в углу накрытого стола, подальше от всех и всего, что нарушало покой. Похожая на старшую сестру чертами, младшая была противоположностью в остальном: вместо дерзкой худобы – обволакивающая мягкость, вместо жгучего взгляда в упор – быстрый взмах обычно кротко опущенными ресницами в моменты, когда собеседник отвлекся. Одна активно радовалась суете, вторая смиренно принимала ее, как в свое время я свое прозвище. В разговорах со мной Гарун часто восторгался малышкой Хадижат, а Мадина такой чести не удостаивалась, вести о ней сопровождались кривлением губ. Потому, наверное, и вызвал удивление возникший в дверях образ. Есть поговорка, что чужие дети растут быстро. Это касалось и чужих сестер.

Под неусыпным приглядом брата Мадина училась в институте два года, а Хадижат – один год, они втроем жили на съемной квартире, и если младшая сестра беспокойства не причиняла, то старшая оказалась шилом в, вообще-то, и без того бурной жизни приятеля. Гарун признавался, что устал следить за ней и периодически выпутывать из щекотливых историй. Дорвавшаяся до свободы, Мадина совершенно не жаждала соответствовать стереотипу горской женщины – покорной, скромной и домашней. Мадине понравилось блистать. Ее влекло к шуму, людям и приключениям. В результате мечтой Гаруна стало как можно быстрее выдать сестрицу замуж.

Вторую сестру, Хадижат, называли просто Хадей, именовать длинно и строго столь милое создание, не умевшее мухи обидеть, было невозможно. Случайно пересекшись с ней взглядом, я подмигнул, показывая, что узнал и рад встрече. Хадя смущенно кивнула, на щеках вспыхнул румянец.

Что ж, приличия соблюдены, я перевел взор сначала на ожесточенно споривших на своем языке Гаруновых приятелей, потом на цветник из плюшевых блондинок, раскинувшийся вдоль ближней ко мне стороны стола. Рядом с ними оставалось место на придвинутом к яствам диване, и я направился туда.

Едва я плюхнулся на диван, соседка – одна из звезд потока, пухленькая златокудрая красавица – уставилась на меня в упор в ожидании банального словоблудия на тему ее достоинств и моего ими восхищения.

– Привет, Настя, – кратко поздоровался я. Остальное – не по моей части.

Знойная пухленькая ручка придвинула ко мне стакан:

– Нальешь?

Почему не налить, это моя обязанность как кавалера. Стол просто ломился от алкоголя всех видов и форм. Делать все с размахом и пускать пыль в глаза – особенность каждого из организуемых кавказцами праздников, а предполагаемое присутствие прекрасного пола ликвидировало барьеры как понятие. Сегодня в девушках недостатка не было, потому в выборе и