Ангел ходит голым - Измайлов Андрей Страница 3

К слову, потому-то среди адептов Ордена — сплошь мужчины. За редким исключением, очень редким. И роль подобным исключениям отведена… служебная, назовём. Ну, там… ласточки, если на профессиональном арго. Почему? Да потому-то и!

См. критерий пригодности. Или не см., а просто включи голову.

Когда врёт мужчина, то каждую минуту знает, что врёт, помнит, что врёт. Долгосрочно. Месяцами, годами, десятилетиями. Задача — переиграть. Сверхзадача — всех переиграть. Двойная жизнь без каких-то метафор. Постоянный самоконтроль: не перепутать, ничего не перепутать — что, где, когда в той жизни… или уже в этой? Без разницы. И там, и там — врать, нельзя не врать. Адепт Ордена — обязывает. Сложно, трудно, изнуряюще. Э-э, когнитивный диссонанс. Потому и живут меньше. А кто сказал, что будет легко?! Зато — адепт! Не каждому дано, только избранным. Именно потому, что сложно, трудно, изнуряюще. (Поверили?)

Когда же врёт женщина, то врёт краткосрочно. И сразу (не сразу, но уже назавтра) верит себе, что говорит чистую правду. Месяцами, годами, десятилетиями. Задача переиграть не ставится. Живёт она так. Она так живёт. По правде. А сила в чём? Во-о-от… Откуда и пошла древняя легенда о загадочной женской логике. Никакой загадки. Просто верят они во всё то, что врут. И значит? И значит, для Ордена женщина промыслового значения не имеет. Зашлёшь такую (да любую!) к потенциальному противнику с целью охмурить, влюбить и влюбиться, выведать сокровенное, доложиться нашим. Всё сделает. По правде. Которая враньё. В которое сама и верит теперь. И наши для неё уже — империя зла, фигушки им, а не «доложиться». И здешним СМИ раззвонит про бывших наших: коварные! заслали! врут! А вот её бойфренд, тот самый носитель секретов. Они любят друг друга! Помолвка, ура! Шампанского!

Ах, да! Шампанского. Немецкого. Понравилось.

— Где брал, Виталь? Я так просто, себе на будущее.

— Лиль! Завтра моргну своим «цепным» — ящик приволокут.

— Или так. Варум бы и нихьт.

— Или, хочешь, не «Henkel», а «Вдову Клико»?

— Н-нет. Слово «вдова» не нравится.

— Что так?

— Виталь! Я же сказала: не на-до.

— Ради бога, ради бога!

— И потом. Брэнд брэндом, но мне нравится то, что мне нравится. Независимо от брэнда. «Henkel» — понравилось.

— Ящик! Завтра же!

— Ка-акой ты добрый, Виталь!

О, я — добрый. Могло случиться и с точностью до наоборот. Я — злой, Макс — добрый. Всего лишь распределение ролей.

— Чур, я добрый!

— Старина, добрый — я, ты — злой.

— Да почему ж я злой?!

— По жизни.

— Это я-то по жизни злой? Когда?

— Тебе Йемен припомнить? Карабах?

— Запрещённый приём, старина.

— И кто сказал, что запрещённые приёмы запрещены?

— Тоже верно.

— Так что? Не, прикинь, старина, у злого ведь даже больше шансов.

— Не, старина, так-то оно так, но снасильничать каждый может (ну, не каждый!). Вот по обоюдному согласию — поди добейся!

— Да я и злой добьюсь! Делов-то!

— Тогда о чём спорим?

— Мы спорим?

— Какие у нас могут быть споры!

— Тогда… Тогда что?

— А давай просто кинем на спичках. Длинная-короткая.

— А… давай! В конце концов!

И вот я — добрый. Кинули на спичках. Ключевое — кинули.

Ничего личного. Далее — строго по методичке. Я — добрый. Макс — злой. Работаем!

Однако работать надо на перспективу. Мы же не менты какие-нибудь. Им-то что! Раскрутил фигуранта на чистуху, потом следствие, улики, потом суд. Палку срубил. С глаз долой — из сердца вон.

Только в случае с фигурантом Данияловой — полный облом у вас, менты. Во всех случаях. Как фигурант она, да, проходила, но и только. Проходила и прошла — мимо. Следствие. Улики. А она-то, с какого перепугу она вдруг фигурант? Ей сейчас и так непросто, горе-горе, и вдобавок — вы! Фигурант, выдумали!

Да уж, выдумали! Фигурант — вообще ментовское словцо. У нас — объект. Фигурант — здесь и сейчас. Объект — на перспективу.

Объект Лилит взят в разработку, ещё когда Лев Воркуль. Нет-нет, ещё он здравствовал, и весьма насыщенно. И объект Лилит вёлся ни шатко ни валко, в полуспящем режиме. А после нежданного-негаданного успения Лёвушки — проснулся уже интерес. Живой такой, весёлый.

К ментам за информацией — не по чину. Менты, может, чем-могут-помогут, но осадочек останется. Ну, не по чину! И потом, нужен официальный запрос от одного руководства другому руководству. И, если честно, какое к тому времени руководство! Девяносто третий. Или девяносто четвёртый? Нет, девяносто третий. Куалонкуизмо форевер! Кулон Кузьмы в натуральную величину! Наш ближний круг выведен за штат, дальний круг — соответственно. Потому с ментами общение лишь по старым связям, неформально, вась-вась.

— О-о, сколько лет, сколько зим! Как насчёт пивасика, Вась-вась?

— Никогда! Никогда… не откажусь!

— Давай тогда, что ли, на Конюшенной пересечёмся. Там отельчик такой «Все флаги». При нём такой кабачок типа японский. Пивасик бочковой и любой — всегда. Креветки в кляре с васаби — р-рекомендую! Чего замялся?

Конюшенная, «Все флаги», японский. Заманчиво, заманчиво.

— Понимаешь, у меня с бабосиками полная жопа. То есть пустая.

— Дом-два вопрос! Банкую! Столько лет, столько зим!

— Ну, тогда за встречу!

— За неё!.. А помнишь, Вась-вась, такая у вас в ментовке была забавная херня? Девяносто третий? Вы там все матерились весь год, как дети малые!

— А-а! Девяносто четвёртый. Июнь. Во падла!

— Почему ж падла? Красивая женщина!

— Красивая, падла! Устроить бы ей тогда субботник! Всем отделом! По-другому б запела!

— А так что пела?

— Да ну! Мы с ней и так и сяк! Не колется, ведьма! И внагляк: «Ведьма я. Записывай, старлей. Ведьма. Подпишу. Мною прочитано и с моих слов записано верно». Надо, надо было ей тогда субботник! Красивая, падла! Хоть оттянулись бы!

— Напоследок, угу! Потом по одному — в ямку, всем отделом. Через промежутки времени.

— Ай, перестань! Что мы, дети малые?!

— Большие, большие! — И вдруг, закинув руки за голову, мечтательно: — До чего же мне хочется побывать сейчас на партийном собрании, на самом обыкновенном собрании, где обсуждаются самые обыкновенные вопросы.

Даже старый волчара Вась-вась на секундочку, но собьётся после такого пассажа. Что за чушь собачья!

В принципе она и есть — чушь собачья. Точная цитата. «Медная пуговица». Лев Овалов. Майор Пронин и всё такое.

А вообще-то давняя и простенькая мулька от Макса. (Мулька — так нынче говорят?) Вдруг вставить в устную речь цитатку-другую из книжного источника — без интонирования кавычек.

Сразу двух зайцев, а то и трёх, а то и четырёх:

Опознавание собеседника по вербальной/невербальной реакции: «свой — чужой».

Резкий увод собеседника от темы. После внезапной оторопи «а при чём тут?!» — закономерная амнезия «так про что мы?»

Уничижение собеседника. Под занавес озвучка (в случае надобности): это же Салтыков-Щедрин (Сомерсет Моэм, Стругацкие, да хоть Овалов), не узнали? У-у, как всё запущено!

Гимнастика ума. Блюдение церебральной формы, тренинг. Макс не такой уж книгочей, чтобы любой абзац из любой книги — в подходящий момент. Но дюжина-другая цитат — всегда при нём. Дюжина-другая — на все случаи жизни достаточно. Что удручает отчасти, но зато упрощает.

Так про что мы? (Во-от! См. «закономерная амнезия».)

Про креветок. По пивасику ещё?

— У меня вообще-то почки… А-а, живём однова!

(Прим. Креветки в кляре с васаби в японских заведениях — нонсенс. Скорее для эклектичной Средиземноморщины. Но хозяин — барин. А Вась-вась пристрастен к тем креветкам в кляре с незапамятной поры. Вкусил когда-то и пропал: а-а, живём однова!)