Непогрешимый предводитель - Эван Хантер Страница 3

пальцев с трупа (одетого пли раздетого) ничуть не труднее, чем с живого человека. После того как удастся разогнуть пальцы, остальное просто. Фотографирование трупа — совсем другое дело. Дело в том, что мёртвые склонны и выглядеть мёртвыми. Если глаза открыты (а ничего нет ужаснее, чем войти в комнату и увидеть мертвеца, глядящего в потолок), они западают в глазницы, а на роговице образуется сероватая плёнка. Если глаза закрыты и труп фотографируют в таком виде, лицо принимает совершенно непривычный вид, так что опознание женой или деловым партнёром становится почти невозможным. Кроме того, губы обычно совершенно бескровны и имеют такой же цвет, как и лицо. И лицо, лишённое выражения, кажется совершенной маской, а не тем, каким оно было живым и тёплым. Когда полицейскому фотографу предстоит снимать труп для его дальнейшего опознания, ему приходится использовать все уловки косметологии. Прежде чем приподнять закрытые веки, он должен налить глицерина с водой в глазницы, чтобы в мёртвых глазах появился блеск, имитирующий и в смерти искру жизни, чтобы они могли сойти за обманчивые зеркала души. Фотограф коснётся мёртвых губ спиртовым красителем, возвращая им румянец, который не придаст им очарования, но позволит удачнее сфотографировать. Он использует пудру и грим, коллодий и воск, чтобы добиться желанного результата — заставить мёртвого выглядеть на фотографии так, как он мог бы выглядеть живым. (И в девяти случаях из десяти, увидев это фото, люди сразу говорят: «Он тут как мёртвый!»).

Отпечатки пальцев и фото не идентифицируют мёртвого человека. Они только дают средства к опознанию, если исходить из того, что несчастный мертвец имел судимость, или служил в вооружённых силах, или работал в муниципальных или федеральных органах, или же участвовал в антивоенных демонстрациях протеста, или исходя из надежды, что его друг или родственник, увидев фотографию, хлопнет себя по лбу и закричит: «Эврика! Это Гарри!». Хорошо, когда труп имеет татуировку на правом бицепсе — какой-нибудь вид Золотых ворот на закате, например, да ещё с красно-синей надписью под ним: «Меня зовут Гарри Льюис». Однако так предупредительны бывают очень редкие трупы, хотя иногда татуировка позволяет узнать кое-что о прошлом мертвеца или даже о его профессии. Не секрет, например, что многие люди с татуировкой в какой-то период своей жизни были моряками. Но опять-таки, если человек и служил на флоте, в его личном деле и без этого будут отпечатки пальцев, поэтому отпадает и нужда в разгадывании его татуировок. Кроме того, есть и лучшие способы определения профессии человека.

Во многих отношениях мёртвое и раздетое человеческое существо поддаётся опознанию не легче, чем мясной окорок на крюке у мясника. Однако человеческое существо всё же имеет кое-какие физические признаки, которые отличают его от скота. Например, руки и ногти. У быка нет ни рук, ни ногтей. Более того, бык не пользуется своими руками и ногтями (которых он и не имеет) для выполнения определённых обязанностей, проистекающих из усложнённой общественной структуры. Человеческое существо пользуется. Поэтому опытный судебный медик может сделать достаточно точные заключения о профессии человека, опираясь на данные о форме, длине, состоянии и ухоженности ногтей, а также мозолях или их отсутствии на пальцах или других частях руки.

Ногти рабочего могут быть обломаны или в них может въесться определённое вещество, характерное для его профессии, — кирпичная пыль, штукатурка, земля, краска. Следы ухода за ногтями очень редки. У машинистки, пианиста, судебного стенографиста или массажистки никогда не бывает длинных ногтей. У сапожника, чинящего обувь, будет характерная мозоль на левом большом пальце. У гравёра на правом большом пальце тоже бывает особая мозоль. Иногда у быков на копытах тоже бывают мозоли, но они образуются от привычки рыть землю копытом и никак не могут служить средством установления занятия убиенного животного.

Но, по совести, ни одна великолепная догадка медэксперта не может быть большим, чем условным ориентиром для детектива при расследовании; если у фармацевта бывают характерно ломкие ногти, вам может попасться труп с ломкими ногтями, оказавшийся сутенёром. Или кинооператором. Или пилотом авиалайнера. Или чревовещателем. Но двое детективов с шестью трупами на руках ухватились бы за любой намёк, могущий помочь опознанию, и были бы рады любым заключениям криминологов и медэкспертов.

Которых в данном случае не было.

Среди шести тел в траншее соблюдалось отличное расовое и этническое равновесие. Трое были чёрные, двое были латиноамериканцами и один белый. Ни один из них не имел каких-либо приметных шрамов или татуировок. Ни один из них не имел на руках и ногтях признаков, позволяющих определить их как ткачей-гардинщиков или гаражных механиков. Ни у одного под ногтями не оказалось грязи, характерной для какой-то профессии. И что хуже всего, ни у одного не было зарегистрированных отпечатков пальцев. Несмотря на все старания, они все оставались такими же безымянными, как и их фотографии, и у детективов по-прежнему не было никакой зацепки, позволяющей выяснить, кто их убил и почему.

Заявление Рэндола М. Нэзбита, сделанное 14 января сего года в 10.55 в помещении розыскного отдела 87-го полицейского участка на Гровер-авеню в Изоле: Рэндол Нэзбит добровольно, без всякого принуждения, показал следующее в присутствии детектива 2-го класса Стивена Луиса Кареллы, детектива 3-го класса Бертрама А. Клинга и адвоката вышеуказанного Рэндола Нэзбита — Харольда Финча из юридической фирмы «Финч, Голден и Горовиц», по адресу: Изола, Кэбот стрит, 119. Будучи надлежащим образом информирован о своих правах и отказавшись воспользоваться своим правом не давать показаний против себя, Рэндол Нэзбит дал следующий ответ на вопрос детектива Кареллы: «Почему ты это сделал, Рэнди?».

— Почему? Что вы подразумеваете под своим «почему»? Я — президент, вот почему. Я избранный вождь, я могу делать, что хочу. Я могу приказать осуществить атаку, когда я хочу, и, если этот приказ не выполнят, будет беда. Я не обязан ни с кем обсуждать нападение. Я знаю, что хорошо для моих людей, и я делаю это хорошее, и они меня слушают, и они выполняют мои приказы. Решения, которые я принимаю, не всегда популярны, но я не гляжу на это, я за популярностью не гоняюсь. Я делаю то, что нужно, и только я один могу решить, что нужно, потому что только я располагаю всеми данными. Эти люди были враги. Я приказал напасть на них, потому что я хотел мира.

В нашей клике полно ребят, которые думают, что вот как здорово быть президентом. Мол, одно удовольствие. Но это не так. На этой должности ты в одиночестве, и это такая должность, где нужно принимать решения,