Анна Данилова - День без любви Страница 30

Ей показалось, что Николай впал в анабиоз: он не шевелился, даже глаза его не мигая смотрели куда-то мимо нее, в пространство. Он видел то, что увидела там, в том доме, она.

– Потом все было как во сне. Я достала кувшин, открыла крышку… с трудом. Я ужасно нервничала, боялась, что меня там застанут. Первым делом я спрятала кувшин за банки. А уже потом стала прибираться там, смела глину, грязь, дыру заставила большим бидоном. Потом поднялась наверх и, убедившись в том, что никто еще не вернулся, дом пуст, подняла кувшин и спрятала в своих вещах, в дорожной сумке.

– Что, что было в нем? – очнулся Николай. Она видела, что его трясет. Вероятно, сказывалась и выпитая ракия, и перенесенный стресс, и теперь вот этот тяжелый для него разговор.

– Монеты. Крупные, золотые, – честно призналась она.

– А ты не вспомнила тогда обо мне?

– Я постоянно думала о тебе, – и здесь она не солгала. – Знала, как ты обрадовался бы, если бы увидел этот клад деда Райко. Но ты забыл, наверное, как ты поступил со мной, как продал меня Биртану?

Она опустила глаза и с ужасом вновь увидела мертвое тело своего любовника. Сколько еще ей играть эту комедию?

– Согласна, ты потерял разум, просто сошел с ума тогда, в Стамбуле, когда оказался в этом доме. Но пойми и ты: женщины не прощают такого предательства и подлости! Ты совершил по отношению ко мне самое настоящее преступление, на фоне которого благородный поступок Биртана не мог меня не потрясти и не произвести на меня впечатления. Он не воспользовался своей властью, напротив, сделал все возможное, чтобы я избежала стресса: он вернул меня в Болгарию, в Шумен. Он был так обходителен со мной…

Она вдруг, обессилев, сползла на пол и положила голову на грудь Биртана. Слезы душили ее, тело сводило судорогой.

Поздним вечером, после ухода Николая, она положила на холм свежей земли прямо в центре сада букетик ранней розовой примулы и принялась обкладывать захоронение кусками красной битой черепицы – завтра утром это место превратится в густо засаженную примулой, нарциссами и тюльпанами клумбу. Потом вернулась в дом, замыла место, где еще недавно лежало тело Биртана, вытерла насухо пол тряпкой, убрала подальше все вещи погибшего любовника, долго искала его сигареты, зная, что Джаид, обещавший приехать в ближайшие два-три дня, увидев пачку любимых Биртаном «Голуаз», расстроится, подумает еще, что она нарочно оставила ее на видном месте. Но сигареты так и не нашлись. Как не нашелся и золотой браслет Биртана. Неужели Николай снял его с руки мертвеца?

Она достала из тайника несколько монет – золото, которым ей предстояло откупиться от Николая, – и положила их на стол. Какая-то нехорошая, опасная мысль затаилась в ее распаленном злостью и желанием мести сознании, когда она представила вдруг себе не Биртана, а именно Николая с ножом в горле.

24. Шумен. Май 2007 г.

Несибе редко смотрела на себя в зеркало, знала, что прежней Несибе, красивой и яркой, уже нет. Что под платком черные с проседью, ровно подстриженные волосы, да и кожа на некогда белом и гладком лице с черными глазами и несвойственным для турецких женщин аккуратным носом уточкой истончилась и стала красноватой от проступившей паутины сосудов. Хорошо, что хотя бы осанка осталась – фигура сохранилась.

В это утро, однако, она, перед тем как выйти из дома, тщательно вымылась, надела все чистое, даже новую голубую кофточку на пуговицах в форме ромашек, побрызгалась английскими духами «Zo-zo» (подарок сыновей-близнецов, последние пять лет живущих в Германии) и только после этого подошла к зеркалу и внимательно осмотрела себя с головы до ног. Оказалось, что выглядит она довольно-таки неплохо, даже привлекательно. Жаль только, что муж привык к ней и давно не замечает ее красоты, не ценит ее терпения, трудолюбия, все воспринимает как должное.

На печке в кастрюле томилась манджа – густой суп из фасоли с овощами. Несибе по привычке и из экономии продолжала готовить на своей старой любимой печке, топившейся дровами и стоявшей летом во дворе, под навесом, рядом с чешмой[3], хотя в доме стояла современная плита, подключенная к газовому баллону и имевшая электрическую духовку. В холодильнике, прикрытая марлей, охлаждалась свежеприготовленная из козьего молока брынза. Эти козы, Лиза и Эмма, достались ей в наследство от Ирины и за последние годы дали неплохой приплод. Несибе вынула брынзу, положила в пластиковый контейнер и сунула в сумку, в которой уже лежали приготовленные еще с вечера подарки: мешочек с целебными листьями тетры, яйца, домашние консервы из утиного и гусиного мяса, банка с засахаренным кизилом и черной смородиной, маринованные перцы и, конечно же, коробка с ядрами грецких орехов. Сверху положила плоскую миску с баклавой, прикрытой чистой бумагой. Дала курам пшеницы, воды, заперла дом, ворота и вызвала по телефону такси. Крошечный желтый автомобильчик появился на дороге через десять минут. Несибе назвала адрес, села и только тогда почувствовала, что она нервничает, не знает, правильно ли она делает, собираясь встретиться с сестрой Ирины. Она знала, что сестра появится в этом доме рано или поздно – она не может не приехать после смерти Ирины. Знала, но не могла угадать, когда именно это произойдет. Она часто бывала в том районе, специально приходила пешком, чтобы не тратиться на такси, и подолгу стояла в стороне от дома своей любимой «русскини», смотрела, не горит ли в окнах свет, нет ли кого там. Дом долго стоял пустой, мертвый, как и его хозяйка.

Но бессонные ночи не прошли даром. Она много передумала, прежде чем приняла решение действовать. Хотя боялась, конечно. Это в книгах и в кино все такие храбрые и отчаянные. В реальной же жизни все понимают, что жизнь – одна. И если не станет Несибе, тяжело придется всей семье. С другой же стороны, она знала, как ей казалось, так много, что только благодаря ей эта история со смертью Ирины может как-то проясниться и человек, убивший ее, предстанет перед судом. Другими словами, она, как ей думалось, являлась единственным свидетелем, о существовании которого убийца и не подозревал. Можно, конечно, написать анонимное письмо в полицию и все в нем рассказать. Но память об Ирине не позволила ей поступить таким трусливым образом.

Вот поэтому она сейчас и ехала туда, где ее никто не ждал и где тоже, по ее мнению, понятия не имели о ее роли в жизни русской Ирины.

Оказавшись уже перед домом, она и вовсе оробела. Она увидела, как в саду, в плетеном кресле, сидит девушка, читает книгу. Вокруг тихо, если не считать щебета птиц, густого и звонкого, как и всегда в это время года. Птицы перелетают с ветки на ветку, тревожат листву, заставляя опадать лепестки цветущей черешни; стол, за которым сидит, судя по всему, сестра Ирины (помнится, ее зовут Евгения), засыпан белыми нежными лепестками, цветы попали даже в чашку с кофе.

Несибе приблизилась к калитке, позвонила. Когда калитка открылась, вошла и медленно двинулась по дорожке к выложенной фаянсовыми плитками террасе. С каждым шагом ей становилось все тревожнее на душе. Наконец она остановилась, подняла глаза на уже стоявшую перед ней девушку. Милое, подернутое грустью лицо, большие глаза. Что-то неуловимо знакомое она увидела в облике незнакомки.

– Вы – сестра Ирины? – спросила она на плохом русском, доставшемся ей в наследство от советского школьного времени.

– Да. – Девушка слабо улыбнулась. – Здравствуйте.

– Мераба… Ох, извинявайте, добыр дэн, – с турецкого она снова перешла на болгарский вместо желаемого русского. – Можете ли сказать, как вас зовут?

– Женя. Евгения.

Значит, все правильно. Это она. Но не спрашивать же паспорт? Придется рискнуть.

– Меня зовут Несибе. – Она собиралась еще что-то сказать, но тут произошло нечто, удивившее ее. Русскиня буквально подбежала к ней, взяла у нее из рук тяжелую сумку, поставила ее в кресло, после чего обняла Несибе и почему-то заплакала. Теплые слезы потекли по шее и груди турчанки.

– Несибе! Как я рада, что вы пришли! Мне Ирина писала о вас, рассказывала в своих письмах. Вы же ее соседка, да? Несибе, которая живет рядом с домом, тем самым старым домом, принадлежавшим Райко Колеву?

– Райко умря, – вздохнула Несибе, радуясь, что ей не приходится объяснять, кто она. Значит, Ирина писала в своих письмах о своей жизни и упоминала ее, соседку, – как же это приятно и трогательно! Ирина даже после смерти умеет поднять настроение, вызвать светлые мысли и воспоминания.

– Да? Вот этого я не помню, писала мне Ира или нет… Знаете, я на самом деле ужасно рада, что вы пришли. Так хотелось на вас посмотреть. Я знаю, что вы в свое время сильно помогли моей сестре, даже еду ей давали, когда им с Николаем было нечего есть.

– Ништо, – отмахнулась Несибе, разглядывая с интересом Евгению. – Аз обичам Ирену… Люблю… Любила…

И тут она тоже не выдержала, заплакала.