Марина Серова - Пустячок, а приятно Страница 30

Однако я подумала, что со временем у меня сегодня жуткая напряженка. Например, как быть с визитом на фирму «Тайзер» к Петру Николайчуку, слесарю-виртуозу, как его называл покойный зубной техник Перепелкин. Пожалуй, самое время это выяснить. Набрав номер телефона фирмы «Тайзер», я спросила слесаря Петра Николайчука. Мне ответили, что он сейчас на своем рабочем месте в цехе, но если я хочу поговорить с ним, то могу это сделать, приехав на фирму. Узнав, что рабочий день у Николайчука заканчивается в шесть часов вечера, я поблагодарила представителя фирмы и отключила мобильник.

Мне было ужасно тоскливо в тот момент. Из моего расследования пока не выходило ровным счетом ничего. Так можно бесконечно бродить по разным людям, задавать им глупые вопросы, получать на них пустые, ничего не значащие ответы. Но, в конце концов, во всяком деле есть элемент скуки и рутины, и в деле сыщика рутина как раз такого рода. Только зачем мне-то нужно заниматься этой нудной работой? Для рутины существуют оперативники, всякие следователи уголовного розыска низших чинов. Почему я должна бегать по адресам, приставать с вопросами к ничего толком не знающим людям, да еще совершенно задаром? Это я-то, Татьяна Иванова! Самый крутой частный детектив в городе!

Подполковник милиции Кирьянов и в самом деле ждал меня возле проходной областного следственного изолятора. Он тут же провел меня в бюро пропусков, где мне выписали разовый пропуск, после чего мы пошли по длинным и гулким коридорам. Стальные решетки с металлическим грохотом захлопывались за нашими спинами, пока мы не добрались до одной из комнат, предназначенных для допросов подследственных. Это было весьма узкое, сумрачное помещение с низким, давящим потолком и одним-единственным узким и сильно запыленным окном, забранным частой решеткой. Стены камеры для допросов были выкрашены мрачной синей краской, а из мебели в ней имелись один только стол и несколько стульев, если не считать мебелью стальную клетку, где во время допроса должен находиться подследственный.

Когда мы с Кирей вошли, камера была пуста, только на обшарпанном столе лежала какая-то папка, а на одном из стульев форменная милицейская шинель моего ментовского друга.

— Присаживайся, — сказал мне Кирьянов, указывая на свободный стул возле окна. — Пока адвоката нет, допрос все равно не начнется. Придет он, тогда и подследственного приведут. Давай пока потолкуем…

Он уселся за стол следователя, открыл лежавшую на нем папку, стал машинально листать и просматривать имеющиеся в ней бумаги.

— А ты что, еще не передал дело Бортникова в отдел борьбы с экономическими преступлениями? — пропуская мимо ушей Кирино предложение «потолковать», спросила я.

— Передал, — отвечал Кирьянов. — Только сам я от Бортникова пока что отказываться не намерен. Мне ведь убийства Ольховского и Перепелкина расследовать как-то надо. И кроме Николая Пантелеймоновича, у меня никого нет, за кого можно было бы зацепиться. Если не считать тебя, конечно!

— Спасибо, Киря! — не без сарказма в голосе заметила я. — Всегда рада помочь родной милиции!

— Прекрасно, если рада! — Киря поднял голову от бумаг и посмотрел на меня серьезно и даже мрачно. — Тогда не молчи, рассказывай. Какие у тебя отношения с адвокатом Должиковым?

— Дался тебе этот Должиков! — пожала я плечами. — Какие у меня могут быть с ним отношения?

— Не знаю, — Киря с досадой поморщился. — Хорошо, если просто интимные…

— А хуже интимных что?

— Хуже, если деловые! — глядя на меня в упор, весьма агрессивно заявил мой друг, подполковник милиции. — Ты хоть знаешь, какие слухи ходят про Должикова?

— Да откуда!

— А я вот знаю.

— Киря, милый! — воскликнула я патетически. — Не жмотись! Если тебе что-то о нем известно, поделись информацией!

— А ты взамен будешь делиться своей?

— Конечно! Я же обещала!

— Так вот, — Кирьянов нахмурился, собираясь с мыслями. — Про Должикова рассказывают, что адвокатура для него не столько способ зарабатывания себе на жизнь, сколько прикрытие его, скажем так, не совсем законной деятельности. Что дела он ведет редко и стоят его услуги безумно дорого. А если он и ведет в суде чью-нибудь защиту, то подследственным всякий раз оказывается его хороший знакомый.

— Какие-нибудь конкретные доказательства против него есть?

— Да фигушки! — как-то совсем по-детски воскликнул седеющий уже подполковник. — За каких лопухов ты держишь наших местных криминальных авторитетов, если думаешь, что они позволят собрать на них хоть малейшие доказательства!

Я кивнула. Ситуация была понятна.

— И это еще не все, — продолжал Кирьянов. — Я вот пробил Должикова по всяким архивам… Ну, там архив ФСБ, Министерства обороны…

— Подожди, Киря! — перебила я его. — У тебя что, по поводу Должикова какие-то подозрения имеются, что ты стал искать его имя в архивах?

— Подозрение у меня только одно, — преспокойно отвечал мой ментовский друг. — Должиковым заинтересовалась ты. Значит, все не просто так…

— Ясно, — разочарованно кивнула я. — Спасибо за высокое мнение обо мне, конечно…

— Да носи на здоровье… — Кирьянов был, как всегда, ироничен. — Кстати, в архивах я откопал, что у нашего Должикова отменно бурное прошлое. В 90-х годах он служил в спецназе, бывал в «горячих точках», с оружием умеет обращаться… Потому-то я и хочу знать, с какой стати ты им заинтересовалась!

— Да ни с какой… — не слишком ловко попыталась я уклониться от прямого ответа. — Я вообще с ним толком незнакома.

— Допустим, — Киря начал немного раздражаться. — Тогда расскажи, где засветилась его машина, что ты непременно захотела узнать по номерному знаку ее владельца?

— Засветилась? — Я пожала плечами. — В данном случае это сильно сказано. Просто человека, который в нее сел, я видела у Шмуйловича, а так как Евгений Маркович не представил его, мне захотелось узнать, с кем же я имела честь немного побеседовать…

На лице подполковника появилось озадаченное выражение, придававшее его, в общем-то, весьма мужественному облику налет чего-то наивно-детского.

— А кто такой Шмуйлович? — спросил наконец мой ментовский друг. — Подожди, а я ведь уже где-то слышал это имя…

— Вчера от жены Бортникова, — подсказалая.

— Точно! — воскликнул Кирьянов обрадованно. — И она сказала, что этот тип — их хороший знакомый. Ну, и что из того?

— Шмуйлович также хороший знакомый Ольховского, — сказала я.

— И что?

Кирьянов по-прежнему смотрел на меня озадаченно.

— Да ничего, — отвечала я. — Я же тебе объяснила, что у меня куча всяких предположений и подозрений, но практически ни одного конкретного факта. Полный мрак, одним словом.

Кирьянов потер лоб, посмотрел на меня еще более озадаченно.

— Но ведь что-то тебе Шмуйлович про Ольховского наверняка рассказал, — заметил он. — Или нет?

— Вообще ничего, — отвечала я. — Сказал, что знать такого человека не знает. А между прочим, наш Гарик утверждает, что именно через Шмуйловича он и познакомился с Ольховским.

— Ну да! Ведь он же был позавчера на дне рождения у Гарика!

— Вот! — согласилась я. — Кстати, не хочешь расспросить Гарика о Шмуйловиче? И вообще обо всем…

— Пробовали уже, ничего не выходит, — как-то грустно отозвался Киря. — Наш честный Гарик упорно притворяется ничего не знающим.

— Как так? — немного опешила я. Понятно, когда обычные граждане запираются, не хотят рассказывать милиции кой-какие сведения о своих друзьях или знакомых. Но честный мент армянского разлива, каким является наш Гарик Папазян, — с какой стати ему скрывать что-либо от своих коллег, таких же ментов, как и он сам? — Что, Гарик вообще отказывается что-либо отвечать?

— Почти, — пожал плечами Кирьянов. — Говорит, что ничего определенного не знает.

Я была очень удивлена. Гарик вовсе не наивный простак, чтобы ничего не знать о людях, с которыми знаком.

— М-да, с Гариком творится что-то неладное в последние дни, — заметила я. — Я тоже пробовала его расспрашивать про одного типа, с которым мы встречались на его дне рождения. А он заперся, ничего не говорит. Только твердит: «Брось ты это, Татьяна», и все…

— Гарика нашего избили вчера поздно вечером, — вдруг сказал Кирьянов.

— Да ты что! — воскликнула я. — Что ж ты молчал?

Киря только пожал плечами в ответ, как бы говоря, что, по его мнению, это едва ли имеет прямое касательство к интересующим нас событиям.

— И сильно избили? — спросила я.

— Достаточно! — Киря грустно вздохнул, уставился на обшарпанную крышку стола прямо перед собой. — Подробностей я не знаю, Гарик никому ничего толком не рассказывает. Ну, ты же его знаешь! Но только, судя по всему, это не простое хулиганство. В принципе Гарик за себя постоять умеет…