Александр Рыскин - Страж вишен Страница 30

Разгром региональной бизнес-элиты был впечатляющим. Никулин не скоро поднимется теперь, даже если и избежит тюрьмы, думал Казарьянц. В крайнем случае, уйдет в депутаты, но, по-любому, уберется из области. Леон Ованесович невольно поежился, представив себе, что было бы, если б Никулин вдруг узнал, кто стоит за всеми неудачами, свалившимися на его голову. Такого врага не желал себе даже он, высший офицер одной из самых влиятельных силовых структур в стране.

«Надо бы подстраховаться, – решил Казарьянц. – Подкину-ка я идейку Геннадию Яковлевичу – насчет того, чтобы Козырь оказался в одной камере с Павлом Игнатьевичем…»

Загремели тяжелые железные засовы. Дверь отворилась, впуская в камеру второго человека – худощавого, бледного, лет сорока– сорока пяти. Он сразу же занял нижние нары – напротив Никулина. Павел Игнатьевич скользнул по нему равнодушным взглядом и снова прикрыл глаза, откинулся на стену – так легче думалось.

– Закурить есть? – невежливо, на блатной манер спросил вновь прибывший.

– Здороваться надо, когда в «хату» входишь, – не открывая глаз, процедил Никулин.

– Чего-о-о?! Ты меня понятиям учить будешь, фрайер?

– Заткнись, – тихо, усталым голосом попросил Никулин.

– Да ты знаешь, кто я такой?! Я – Козырь! Ты другана моего, Сыча, замочить велел. Я тебя урою, пёс!..

Сокамерник бросился на Павла Игнатьевича, намереваясь схватить его за горло. Но у него это не вышло – Никулин успел согнуть ногу в колене, уперся подошвой Козырю в грудь и с силой отпихнул его от себя. Бандит отлетел назад и ударился затылком о стену.

– Паску-уда!!! – завопил он, держась за голову. – На куски порву!!.

На крик явился конвоир.

– В чем дело? Почему шумим?

– Я прошу вас удалить отсюда этого человека, – бесстрастным тоном заявил Никулин. – Если он ненормальный, то пусть его держат в отдельной камере.

Конвоир несколько секунд тупо смотрел на двух заключенных, соображая, как поступить. Затем сказал:

– Хорошо, я доложу руководству, – и снова запер дверь камеры.

– Успокоился? – обратился к Козырю Никулин. Тот смотрел на него с нескрываемой ненавистью, все еще массируя ушибленный затылок.

– Дурак ты, Козырь. Законченный глупец. Впрочем, среди вас, отморозков, это нормальное явление.

– Фильтруй базар, падла…, – ответил Козырь, не проявляя, однако, попытки напасть на соседа по камере повторно.

– Пойми, что тот, кто убрал Сыча, оказал тебе большую услугу. Ты теперь – номер первый. Как выйдешь – город будет твой. А я, когда выберусь отсюда, тоже тебя не забуду. Так что ты подумай, прежде чем с кулаками на меня бросаться.

Козырь действительно задумался, изредка бросая на Никулина неприязненные взгляды. С ходу понять, что имеет в виду его сокамерник, было явно ему не по силам.

Петю Сычева мучили сомнения. Правильно ли он поступил, отдав материалы этому вежливому капитану из ФСБ? И что скажет дедушка? Неужели осудит за то, что внук отказался от убийства? Но если Никулина посадят – значит, он, Петя, все-таки отомстит за отца? Хотя правосудие в России – штука странная, и порою за решеткой оказывается вокзальный бомж, укравший с прилавка булочку, в то время как матерый вор «в законе» разгуливает на свободе и наслаждается жизнью.

Чтобы отвлечься немного, Петя взял в гостиничном буфете бутылку водки и нехитрую закуску и заперся в своем номере на весь вечер. Вообще-то он никогда прежде не пил один. Чувство было странное, незнакомое. Обычно принятие спиртного сопровождалось застольными разговорами. А тут единственным собеседником Пети был он сам…

Внезапно в дверь номера постучали. Петя подумал было, что ему показалось. Но стук повторился – негромкий такой, осторожный…

«Кто бы это мог быть? – подумал Сычев-младший, не без труда подымаясь со стула. – Горничная, наверное…»

Он открыл дверь И от удивления едва не лишился чувств: на пороге стояла Нина Вавилова.

Глава восемнадцатая

Казарьянц вышел из подвальчика, в котором находился пивной бар. Сигнал Вахе был подан; оставалось ждать. Полковник немного сожалел сейчас о том, что с ним рядом нет его верного Дениса – капитан уехал по его поручению в Москву, чтобы вступить в контакт с представителями чеченской диаспоры и постараться узнать всё о загадочном персонаже по имени Ваха.

Через четверть часа зазвонил мобильник.

– Да? – сказал Казарьянц.

– Двадцатый километр главного шоссе, через полтора часа, – прохрипела трубка с кавказским акцентом.

«За городом? Но почему?» – подумал Казарьянц уже после того, как дал отбой. Это показалось ему крайне подозрительным. Он вынул из «бардачка» машины пистолет и проверил обойму.

«Нет, не может быть, – сказал он себе. – Не такой дурак этот Ваха, чтобы убивать офицера ФСБ. К тому же, я еще могу ему пригодиться».

На 20-м километре главного шоссе имелся съезд – грунтовая дорога, ведущая к дачному поселку с довольно милым названием Цветаево. Когда Казарьянц затормозил на обочине, около дорожного указателя, то на противоположной стороне увидел джип с тонированными стеклами. Около него прохаживался Посредник – тот самый человек, с которым полковник имел дело всё это время, информируя через него Ваху, как продвигается дело.

Заметив красный «жигуль» Казарьянца, Посредник пересек шоссе и наклонился к окошку.

– Здравствуй, уважаемый, – сказал он – точь-в-точь таким же голосом, каким полтора часа назад назначил встречу по телефону.

– И тебе привет, джигит, – улыбнулся Казарьянц. – Работа сделана, надо бы рассчитаться.

– Мы в курсе, – с достоинством кивнул чеченец. – Поезжай за нами. Ты получишь деньги.

– Э, нет, – возразил Казарьянц. – Я хочу потолковать с самим Вахой.

– Хорошо, – неожиданно легко согласился посредник. – Он там, в машине. Поезжай за нами. Здесь светиться не будем.

Джип лихо развернулся и покатил по грунтовке. Секунду поколебавшись, Казарьянц поехал следом…

Но до дачного поселка они не доехали. Тот, кто сидел за рулем джипа, вдруг резко принял вправо, и вскоре обе машины очутились в безлюдном месте, на поросшей дикой травой площадке над обрывом. Посредник вылез из джипа и достал серебристый кейс. Казарьянц почувствовал, как у него учащенно забилось сердце – ведь в кейсе наверняка были деньги…

Забыв о своих страхах и опасениях, он тоже вышел из машины. Посредник приблизился.

– Ну что, полковник. Вот твои «бабки».

– Я хочу видеть Ваху, – упрямо повторил Казарьянц. – Хочу лично поблагодарить его.

Посредник вздохнул и направился обратно к джипу. Открыл заднюю дверцу, сказал несколько слов сидящему там человеку…

Леон Ованесович сделал три шага вперед, чтобы получше разглядеть лицо своего работодателя. Одновременно из передней дверцы появился водитель – крупный, небритый, с оттопыренными ушами. Но хуже всего было то, что в руке он сжимал пистолет. С глушителем. Казарьянц понял, что свалял дурака и что теперь он достать оружие уже не успеет.

Трое мужчин из джипа приближались. Казарьянц стоял против Солнца и поэтому не сразу смог разглядеть их лица…

– Не может быть!.. – вырвалось у полковника, когда он все-таки увидел физиономию Вахи. – Вы?..

– Да, а что вас удивляет? – улыбнулся человек из джипа.

– Но…это же невозможно!

Трое мужчин теснили полковника к обрыву. Он сам не заметил как, отступая, оказался всего в паре шагов от края.

– Тебе нужно было просто взять деньги, – сказал человек, называвший себя Вахой. Затем он неспешно достал пистолет…

Казарьянц в отчаянии схватился за кобуру… Первая пуля, выпущенная водителем, угодила ему в плечо.

Вторым стрелял Ваха. Кровь брызнула из шеи полковника.

Казарьянц попятился, оступился и с криком полетел вниз. Ваха и его подручные подошли ближе к краю и наблюдали, как тело офицера ФСБ катится по песчаному склону.

– С глаз долой – из сердца вон, – усмехнувшись, сказал человек, скрывавшийся под псевдонимом Ваха. И, указывая на полковничьи «Жигули», добавил – впрочем, без намека на кавказский акцент: – Машину – в пропасть.

Водитель и Посредник бросились исполнять указание…

Москва

Оксана пришла в себя от того, что кто-то смотрел на нее. Смотрел долго, пристально. Открыв глаза, она встретилась с теплым, лучистым взглядом Саши Жуковского.

– Я долго спала? – зачем-то спросила Оксана, потягиваясь и зевая.

– Недолго. Часов десять, – сказал он.

– И всё это время ты был здесь?!

Жуковский улыбнулся.

– Я могу не спать по сорок восемь часов кряду. Но это совсем немного – я читал, что Нестор Махно мог по шесть суток держаться в седле.

– Не спорю, – зевнула Оксана. – Не была с ним знакома… Что со мной было?

– Обычное переутомление. Болезнь новых русских… Ты, кстати, в курсе, что Никулина арестовали?

– Ну и хрен с ним, – равнодушно произнесла Оксана. – Где Андрей?