Леонид Словин - Хозяин берега Страница 30

Я высадил следователя. Гусейн был рад тому, что не едет в командировку.

- Спасибо, Игорь Николаевич.

Я еще несколько минут покрутил по близлежащим улицам и взял курс за город.

- Так мы куда? - Шеф лодок был озадачен. - На метеостанцию?

Мы миновали показавшиеся на берегу здания, вблизи которых был убит Пухов, а потом и место, где стоял когда-то город, нанесенный на карты. Недостоверность здешней жизни, которую я постоянно со дня своего приезда ощущал, шла именно отсюда.

Пыльный участок суши. Несколько проложенных под землей труб, в которых слышен рев каспийской воды. Полный бред. Город, положенный в плотину.

Там, внизу, печи, которые топили хозяйки, стены кухонь и спален; священные домашние очаги; лестницы домов, на которых играли дети, мостовые, перекрестки - все, что сначала вошло в жизнь, а потом разом, бессмысленно, сброшено было в поток

"Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели..." - сказал поэт.

"Ничего не осталось, - снова подумал я, - только рытвины, искореженная земля".

Я свернул к берегу. Тихие овцы лежали на земле спинами друг к другу.

Вода в заливе слегка плескалась, несколько выступавших из моря огромных черных камней метрах в трехстах от берега казались игрушками, плававшими в детской ванне.

- На сигарах пойдем? - Браконьер догадался, а может, просто заметил в темноте дюралевые баки, соединенные с лодкой. - Только сними с меня наручники, прокурор! В наручниках мне как-то непривычно.

- Сниму. Обязательно.

Я обрадовался по-настоящему, когда увидел впереди Мишу Русакова с его разбойной лодкой.

Все было уже готово к отплытию. На баке я заметил прорезиненные комбинезоны, какие носят обычно на сейнерах. Тут же лежали еще три пропахших морем и рыбой тяжелых рыбацких ватника. Я предпочел бы, чтобы они оказались заодно и пуленепробиваемыми.

- Оружие взяли? - продолжал интересоваться Баларгимов. - Если они догонят, без автоматов нечего делать! Перетопят, как котят...

- Не перетопят, - заметил Миша.

Он обернул пленкой привезенные с "Александра Пушкина" кассеты, спрятал в носовом отделении.

Надсадно кричали голодные чайки.

Бала напряженно вслушивался. Я не мог рассмотреть выражение глаз за темными стеклами очков.

- Ты останешься, Бала, - сказал я. - У меня дела на том берегу...

- Но, может, я... - возразил он.

- Ты отведешь машину. Все!

Я снял с Баларгимова наручники, подождал, пока он затянет комбинезон.

Мы отчалили на веслах. Отойдя за камни, Миша Русаков поочередно, один за другим, врубил все четыре мотора "Суд-зуки".

Море наполнилось гулом.

Несколько лысух поднялось в воздух. Они разбегались, низко, словно гидропланы, касаясь воды. После их разбега на поверхности некоторое время еще оставались полосы - подобие взлетных.

Ночь пала сразу - полная невидимых брызг, темноты и ветра. Мы держались в стороне от путей, какими обычно пользуются суда, ориентируясь по звездам и компасу. Интересно: провожала ли меня и моя пухлогрудая сизокрылая синекура?

Мы шли быстро, отбрасывая назад клочки разорванной голубоватой пены, пузырившейся, словно в огромном стиральном корыте.

Один раз нам показалось, что какая-то лодка движется нашим курсом неподалеку от нас.

Миша усилил обороты.

Мы были одни - три крохотные личинки в глубине бескрайней Вселенной, держащие курс на плывущую в толще вязкого неба Рыбацкую звезду.

О, этот отчаянный бросок через море с ревущими моторами за спиной и дюралевыми "сигарами" по бортам! Когда-нибудь он еще приснится мне в горячечном сне и обернется ночным кошмаром, следствием и результатом болезни или кризисного состояния.

7

Недалеко от парикмахерской Гарегина меня окликнул Цаххан Алиев - он покупал пирожки.

- Будете?

Я качнул головой.

- А я, кроме них, по утрам ничего не ем... Продавец знал Алиева плюхнул на страницу из школьной, в клетку, тетради две штуки позажаристее.

- Я тоже в ваши края. К Буракову. - Начальник рыбинспекции на ходу принялся есть. - Я заходил - вас не было. Уезжали?

Мое путешествие на тот берег затянулось не по моей воле. Прокурор бассейна все-таки вытянул меня в Астрахань. Баларгимова я сдал в следственный изолятор и заодно наметил с начальством ближайшие неотложные мероприятия.

- Да, отъезжал по делам.

Я не сомневался, что о моем вояже уже всем хорошо известно.

- А у нас ЧП... - рассказал Алиев. - Слышали? На Челекене опять стреляли в рыбинспектора!

Купив пирожки и начав есть, он так ни разу и не посмотрел на них.

- ...А спросите общественное мнение! Большинство относится к рыбнадзору отвратительно: "Рыбинспектор работает грубо, берет взятки". А где правовая защищенность инспектора? Об этом никто не хочет знать!

В последнее время все больше говорили о правовой защищенности рыбнадзора, милиции в ущерб правовой защищенности граждан.

- Сейчас начальство делает мне втык - как же, водный прокурор задержал Вахидова, а твои инспектора не смогли!.. - Мы почти пришли, и он поспешил с объяснениями. - Но, во-первых, Вахидова задержали на берегу, а рыбинспекция борется с браконьерами в море! На берегу с ними должна работать милиция! Во-вторых, на шоссе с рыбой в багажнике браконьер никуда не денется! А когда она у него на кукане - за лодкой?

Я молча слушал.

- Или другое! Браконьер и в шестибалльный ветер идет в море. А нам запрещено: техника безопасности! Он принялся объяснять:

- Есть характеристика согласно шкале Симпсона. Один балл - тихий, два - легкий, три балла - слабый... Потом умеренный, свежий, сильный... При свежем, тем более сильном ветре мы уже не выходим...

Скорее всего, он специально ждал меня, чтобы защитить полностью утратившую в моих глазах романтический ореол участковую инспекцию морской рыбоохраны.

- ...Недостатки, безусловно, есть. У кого их нет? Разобщенность надзора, неудовлетворительная профилактика...

У ворот водной милиции Алиев замешкался. Мне показалось - ему не хочется появляться в дежурке вместе со мной.

"Эдик Агаев приехал..." - подумал я.

Гезель сообщила последние новости.

Ниязов взял бюллетень по уходу за детьми и на работе не появлялся. Мазут освобожден, он вместе со стариком прокаженным ждет меня на метеостанции для приватного разговора. Эдик Агаев по возвращении из командировки злобен, запретил техничке убирать наши кабинеты и приказал Буракову и Хаджинуру заходить к нам только по делу.

- А что проверяющие из Москвы? - спросил я.

- Проверка закончена. Всехорошо. Старший ездил в горы вместе с Агаевым. Сегодня вечером их пригласил генерал Эминов... Как вы считаете, Игорь Николаевич, а строевой смотр будет?

Я удивился, обнаружив у Гезель истинно женский вечный интерес к войску, к военным.

- Обязательно, Гезель.

Все проверяющие, приезжавшие под предлогом оказания практической помощи или инспекторской проверки, всегда действовали одинаково. И именно по этой причине Эдик Агаев на радость жителям нашего двора периодически гонял подчиненных по двору, заставляя выполнять бесчисленные повороты в строю.

- Бала далеко? - спросил я напоследок.

- В исполкоме.

Я вошел к себе, разворошил свежую почту.

Все те же длинные занудливые инструкции, формы очередной отчетности. Среди бумаг мелькнула одна с подписью Главрыбвода. Я выхватил ее в надежде узнать о судьбе пуховских докладных, но телеграмма, которую я прочитал, любопытна была разве только своим пустомыслнем: "Инструкцией по ведению делопроизводства в аппарате Главрыбвода,

- сообщалось в ней, - определен срок хранения служебной переписки по вопросу охраны рыбных запасов. Поскольку время хранения докладной Пухова истекло, запрашиваемые вами докладная и фотографии не сохранились. Замначальника Главрыбвода Апизурнов".

Отложив в сторону почту, я набросал запрос в филиал Центрального научно-исследовательского института осетрового хозяйства - меня интересовал ущерб, который могла нанести одна браконьерская лодка в течение трех лет. Сотни тысяч? Миллионы рублей?

Впрочем, в штормовые дни браконьеры не выходили.

Другой запрос я составил в Гидрометеорологический центр республиканского управления по гидрометеорологии и контролю природной среды - я просил сообщить сведения о погоде в заливе, прилегающем к метеостанции, за последние три года.

Других срочных дел у меня не было, и, если бы появился Бала, мы смогли бы ехать на метеостанцию к Касумову и старику прокаженному.

Уехать, однако, не удалось. В дверях возник худой высокий старик с двумя медалями, в широком спортивном костюме, оставшемся от лучших времен.

- Я отец Саттара Аобасова... - Он рукавом провел по медалям. Награды висели неровно, одна ниже другой. - Рыбинспектора. Ты, наверное, слышал о моем горе, сынок?

- Да, конечно. - Я усадил старика, выглянул за дверь. Попросил Гезель поставить чай.

- Нет, нет. - От чая он сразу и решительно отказался.