Хараламб Зинкэ - Современный Румынский детектив Страница 30

Все же Поварэ не до конца уверен, что я не вожу его за нос:

— Если сегодня и вправду твои именины, отчего бы нам не отпраздновать их где-нибудь в недорогой, нормальной пивной?..

— Черт тебя побери, Поварэ! Именины раз в году бывают, могу я по этому случаю позволить себе выпить приличного пива, а не бурду, которую подают в других заведениях?!

Мы пересекаем длиннющий зал ресторана, входим в бар. Я иду впереди, Поварэ за мной. Того, что я узнал от майора Стелиана, оказывается вполне достаточно, чтобы я сразу заприметил Тудорела Паскару. Я доволен собою, словно сделал бог знает какое научное открытие. Виски выглядит именно так, как я его себе и представлял: элегантен, моден, но в меру. Он не один. С ним коротает время весьма симпатичная особа с длинными прямыми волосами и челкой, которая закрывает ей лоб по самые брови.

Мы садимся за свободный столик. Мне отсюда не очень-то удобно наблюдать за наследником лугожских сокровищ, но ничего не поделаешь. Поварэ в свою очередь держит меня под наблюдением, он перегибается через стол и спрашивает шепотом:

— Кого это ты засек?

— Соседку Лили. Обязательно настучит ей, что видела меня в «Атене-Палас»…

— Ну и нагнала же на тебя страху Лили! — смеется Поварэ, очень довольный этим обстоятельством: наконец то он нащупал мое уязвимое место, — Хорошо еще, что ты со мной! — успокаивает он меня. — Это тебя оправдает в ее глазах.

К нам подходит официант. Я заказываю пиво и сосиски. Поварэ несколько удивлен:

— Ты швыряешь деньгами, словно хочешь жениться не на Лили, а на мне!

И все же ему это здорово нравится, что мы попиваем пиво в честь дня моего ангела не в какой-нибудь забегаловке, а в одном из самых роскошных ресторанов. Мне же приходится помнить и о тутошних цепах.

Я курю и поглядываю краем глаза в сторону Тудорела Паскару. Он держится с большим достоинством, весел, внимателен к своей даме. И это при том, что его двоюродный брат только вчера умер, что в семье — траур! Впрочем, может быть, в их семье не в чести эта традиция?.. Девица ест его глазами, курит и без передышки прикладывается к рюмке. Я обвожу глазами зал — за столиками почти одна молодежь… коньяк, вино, пиво… Откуда у этих молокососов берутся деньги?.. Я пытаюсь обнаружить среди прочей публики своих коллег из отдела по борьбе со спекуляцией, которые, как и я, следят за Паскару, но не на-хожу их.

— Глядишь, и Петронела Ставру ошивается здесь, — замечает Поварэ, словно бы разговор о наших делах и не прерывался.

Это уже слишком, на мой взгляд!

— Как это тебе взбрело в голову?! Девушка убита го-реи, может быть, даже надела траур! Она никогда бы не посмела оскорбить память человека, которого любила!..

— Что-то траур не помешал ей исчезнуть неизвестно куда на всю ночь!

Поварэ саркастически смотрит на меня, а мне вся эта история вдруг надоела до чертиков.

— Мы с тобой празднуем мои именины, и у меня нет никакого желания говорить о делах!

Поварэ вынужден подчиниться, как-никак я именинник. Но про себя я думаю о том же: «С чего это я вообразил себе Петронелу в трауре? Потому лишь, что я видел ее заплаканные глаза? Она была скорее растеряна, чем убита горем…» И все же я не думаю, чтобы в эти дни она решилась показаться в ресторане. Впрочем, откуда во мне такая уверенность? Вот же Тудорел Паскару здесь. Он бы тоже должен быть в трауре. Хотя бы потому, что его родной отец занимается похоронами умершего племянника. Но мерзавец тем не менее тут. Веселый, оживленный… можно не сомневаться, что и эту ночь он не будет коротать в одиночестве. Забежал в университет к Петронеле, сообщил ей о самоубийстве своего двоюродного брата и тут же, «убитый горем», вернулся к своему привычному образу жизни.

Поварэ отвлекает меня от моих размышлений:

— Что-то ты слишком меланхоличен для именинника!.. Действительно, хорош я, нечего сказать! Пригласил друга на свои «именины» и напрочь забыл о нем! Но мне приходит на помощь официант — он ловко наполняет пивом высокие бокалы, пиво пенится, даже на вид ясно, какое оно свежее, с легкой горчинкой… Мы чокаемся и с нетерпением прикладываемся к бокалам.

Через некоторое время я замечаю, что Тудорел Паскару все чаще поглядывает в нашу сторону. Я прикидываюсь совершенно к этому безразличным. Попиваю себе пиво, закусываю сосисками. А еще немного спустя у меня уже нет никаких сомнений в том, что именно мы с Поварэ являемся объектом его нескрываемого интереса. На всякий случай я справляюсь у Поварэ, сидящего напротив, кто сидит за столиком позади меня. Моя просьба ничуть не удивляет его: как-никак он профессионал.

— По-моему, какой-то иностранец, — сообщает он. — Лет этак пятидесяти или пятидесяти пяти… курит сигару, длинную и тонкую, как макаронина… Он не один, с ним одна из этих… ну, которые вертятся около гостиниц. Тебе сказать и что именно он пьет?

— Спасибо, не надо, — охлаждаю я его пыл. — Твое здоровье.

Отхлебнув из бокала, мой друг без всякой связи с тем, о чем мы только что говорили, интересуется, не поссорились ли мы случаем с Лили. Приходится опять ему что-то врать, но тут мое внимание привлекает к себе поведение Тудорела Паскару: он вынул из бумажника визитную карточку и что-то пишет на ней. Мне кажется, что я начинаю кое о чем догадываться…

— Слушай, Поварэ, — призываю я на помощь своего заботливого друга, — девушка, которая с иностранцем, сидит лицом вон к тому молодому человеку — ну к пижону этому, что у окна… Они видят друг друга?

— Который с этой девицей с челкой?

— Да.

— И пишет что-то?

— Он самый.

— Так я же с самого начала заметил, как они перемигиваются! Он, видать, большой мастер по дамской части!.. — II тут же, опять без всякого перехода, начинает плакаться на нашу с ним судьбу: — А мы с тобой прямо какие-то уроды, Ливиу, честное слово!.. Мы уже не можем просто так, по-людски, посидеть за пивом и поговорить о чем-нибудь, что не имеет никакого отношения к нашей работе, пропади она пропадом!.. Да мало ли о чем могут поговорить два нормальных человека!

— Твоя правда, Поварэ! Будь здоров! И давай женись поскорее!

Он тяжко вздыхает, собираясь с силами, чтобы в сотый раз поведать мне горестную историю своей любви, но я ему делаю знак замолчать. Он наконец замечает, что я поглощен тем, что происходит за соседним столом, и обиженно умолкает.

Тудорел Паскару кончил писать на визитной карточке, подозвал кельнера и что-то ему втолковывает. Кельнер кивает понимающе головой, кладет визитную карточку на блюдце и, ловко лавируя между столиками, направляется, к великому моему удивлению, прямиком к нашему столу.

— Это вам! — говорит он и протягивает мне блюдце с карточкой.

Ничего не понимая, беру карточку, мельком вспомнив о ребятах майора Стелиана, — что они-то подумали сейчас и что они завтра, а то и сегодня ночью доложат своему шефу?!

У Тудорела Паскару мелкий, но четкий почерк:

Прежде всего я приношу Вам свои извинения за то, что потревожил. Я узнал Вас. Вы были сегодня у нас, говорили с моим отцом. Я в это время был в соседней комнате. Мне нужно сообщить вам кое-что очень важное. Если можно, я прошу Вас выйти на несколько минут в вестибюль. В любом случае я бы искал встречи с Вами, но, если уж мы встретились здесь, я хотел бы воспользоваться этим. Еще раз прошу прощения за мою настойчивость.

На ловца, как говорится, и зверь бежит. Особенно когда ты к этому совершенно не готов. Я перевожу взгляд с визитной карточки на ее владельца — на его лице играет вежливая улыбка.

— Я выйду на несколько минут в вестибюль.

— В другой раз тебе не удастся меня провести, — обижается Поварэ. — Именины, пойдем выпьем пива!.. Я тебе не мальчик!

— Вернусь, все объясню. Честно говоря, я тоже ничего не понимаю…

Я сую визитную карточку в карман, встаю и направляюсь к выходу. Дойдя до дверей, оглядываюсь через плечо. Паскару тоже встал из-за стола и идет следом за мной.

Он нагоняет меня в вестибюле, в котором в это позднее время почти пусто. Подойдя, он обращается ко мне безупречно вежливо:

— Товарищ капитан, прошу вас еще раз меня извинить, но…

Он стоит совсем близко, и я, приглядевшись к нему, прихожу к выводу, что у него лицо вполне порядочного человека, и это впечатление сводит на нет все, что я до сих пор о нем слыхал. Либо мир по отношению к нему совершенно несправедлив, либо этот тип сумел создать себе идеальную маску порядочного человека.

Мы отходим в угол у двери в главный зал ресторана.

— Когда вы заходили к нам и разговаривали с отцом, я был в соседней комнате, — повторяет он, глядя мне прямо в глаза, то, что я уже прочел в его записке. — Кроме всего прочего, вы спросили его, что могло бы, на его взгляд, толкнуть моего двоюродного брата на самоубийство… Что он мог вам на это ответить?! Но у Кристи была па это причина… и причина серьезная…