Нина Васина - Красная Шапочка, черные чулочки Страница 30

Следующие два месяца я только и делала, что отбивалась, как могла, от воспитательно-образовательного процесса. Вот уж не ожидала, что быть женой богатого человека так проблематично! Сначала я отвоевала право по утрам валяться в постели хотя бы до девяти часов. Соответственно сама собой отпала утренняя пробежка с мужем вдоль реки. Когда забота мужа о моем здоровье стала выливаться у него в истерические выпады в мой адрес и подробные описания, какой развалюхой и бегемотихой я стану к тридцати годам, я честно предложила себя на откуп - буду бегать вдоль' реки одна, но с девяти тридцати! Это почему-то совершенно не вызвало у него энтузиазма. Следующим пунктом было обучение меня два раза в неделю верховой езде. Для этой цели Гамлет задействовал своего сына, заметив нашу взаимную симпатию. В первый же сеанс заезда я, вскарабкавшись на лошадь, стойко протрусила метров двести, а потом объяснила Осе, что в данный период жизни я физиологически не в состоянии спокойно выдерживать у себя между ног нечто теплое и объемное больше десяти минут подряд.

- А что с тобой происходит? - удивился он. И я честно ответила, что просто начинаю звереть. Ося отнесся к моему объяснению с пониманием и в тот же вечер заявил отцу, что у меня антилошадность.

- Что у нее? - удивился Гамлет.

- Нефила не может ездить на лошади. Ей лошадь жалко. Это бывает. Это как вегетарианство, понимаешь? Некоторые люди не едят мясо животных, а она считает несправедливым заставлять кого-то живого тащить на себе ее тело ради развлечения.

Я несколько опешила от такой интерпретации моих слов, но его твердую горячую ладошку пожала с благодарностью и восхищением.

Следующим пунктом было образование. Я с интересом отнеслась к стопке книг по философии, экономике и современной живописи, но поняла не все, и мне было предложено за неделю внедриться в такое новшество в сфере информации, как Интернет, и там получить ответы на любые вопросы. Для чего был выделен в помощь зачумленного вида паренек, начавший свои занятия с того, что раскрыл корпус компьютера и почти сорок минут объяснял, как тот работает. Потом он уверил меня, что без хотя бы начальных навыков машинописи нечего и соваться к клавиатуре, а стучать по клавишам двумя указательными пальцами - это самое гнусное извращение, какое он только себе представляет. В его понимании прекрасная девушка - это та девушка, которая, застыв в экстазе познания, не отводит глаз от экрана, ударяя по клавиатуре вслепую со скоростью пулеметной очереди. Я с радостью узнала, что такой вариант, конечно, предел совершенства. Хо рошо будет, если я за минуту буду нажимать правильно по клавишам хотя бы тридцать раз четырьмя пальцами. Его так раздражало неиспользование дополнительных ресурсов, что он то и дело подвывал в раздражении: "Ну вот почему бы тебе не стукнуть по "ж" мизинчиком, скажи? А по "х"? По "х" - сам бог велел, вот же мизинец спонтанно в ту сторону топорщится!"

Я удрученно поджимала спонтанно топорщащийся мизинец.

Сразу же после зачумленного юноши меня поджидала строгая эффектная дама лет семидесяти - учительница английского, которая первым делом заявила, что учить одному языку смысла нет никакого - нужно одновременно осваивать английский, немецкий и французский.

На этих занятиях мы иногда были вместе с Гамлетом. Мне дама давала упражнения, а сама потихоньку болтала с Гамлетом на разных языках, поправляя его произношение и советуя смотреть фильмы без перевода. "А то тут давеча, представьте только! - переходила она на правильный русский, чтобы и я смогла поучаствовать в ее возмущении. - Переводчик банальнейшее "О, черт!" перевел как "Срань господня!" и причем отвратительнейшим гнусавым голосом! Я согласна - убожество словесных выражений в английском принуждает раздольноязычного русского к самым немыслимым смысловым интерпретациям, но не в такой же степени! Только в оригинале, голубчик мой Гамлет, только в оригинале!

Немецкий мне давался плохо.

Как-то за обычным после занятий языками чаепитием я спросила у дамы о немецком городе, в котором жители вынуждены выкапывать каждые десять лет своих мертвецов, чтобы захоронить других.

- Вас это отвращает? - спросила она, подобрав правильное слово. - Да, есть такой город в горах, кажется - Хайлигенштадт, я точно не помню. Все нации, так или иначе, идолизируют своих мертвых. Почему бы не хранить у себя дома черепа родственников? Знаете, когда я думаю о смерти, меня больше всего пугает забвение. И так эгоистично хочется подсунуть что-нибудь значительное о себе на память. Ковер или золотое украшение. А уж череп с именем бабушки в серванте у внуков - это было бы просто великолепно. Но в жизни все перепутано. Больше всего почему-то запоминается боль. Знаете, что я вам скажу? Голубчик, Нефила Доломеевна, вы не в силах выучить немецкий, потому что он вас отвращает. Вам и английский не нравится учить. Я понимаю, в привыкании к языкам главное - практика и большое желание. Вы французским тоже - балуетесь, не более того. Мне стыдно принимать такие деньги за ваше обучение.

- Голубчик, Клара Аристарховна! - взмолилась я. - Скажите это Гамлету! Я в театр хочу, и на выставку кошек, и на море поплавать - ведь у него есть яхта! Я хочу испечь торт, в конце концов! Я хочу почитать с дочкой, а у меня через час учитель музыки!

- Знаете, как мы поступим завтра? - она заговорщицки понизила голос. Проведем урок на кухне. Мы с вами будем печь торт на разных языках!

Это был просто праздник. Я запомнила почти все, к чему прикасалась в тот день - и даже на немецком! И лучшей наградой в конце было растерянно-восхищенное выражение в глазах Клары Аристарховны, когда она попробовала наш торт.

- Сэ формидабль! - выбрала она французский вариант выражения восторга. - Научите меня делать такой крем. Или это - колдовской секрет?

Я так вдохновилась правильным времяпровождением, что во время занятий с зачумленным специалистом по компьютерам усадила Нару читать вслух инструкцию к "Виндоусу 3.11", но дальше одной страницы дело не пошло. Нара обозвала подобное чтиво "блевотиной", а самого магистра "кастрированным шимпанзе".

- Хочешь совет? - к моему удивлению, решил поучаствовать в ее воспитании парень, присев перед Нарой на корточки. - Запиши свои ругательства на магнитофон и слушай по утрам, как только проснешься. Через неделю тебя начнет тошнить, а еще через неделю ты научишься находить другие приличные слова.

- От тебя попахивает клерасилом, - сморщила нос Нара, не оставшись в долгу. - Хочешь совет? Не мучайся с прыщами по косметологам, они не помогут и онанизм не вылечат. Только полноценная половая жизнь помогает от прыщей. Или ты еще боишься трахаться с девочками? - Она изобразила реверанс и скромно поинтересовалась: - Я достаточно прилично выразилась?

- Извините. - Я выталкивала Нару из комнаты и старалась не смотреть на заалевшего магистра. - Это не со зла: последние полгода до моей свадьбы она прожила в семье сексопатолога.

Клара Аристарховна называла иногда попадавшуюся ей под ноги Нару "дитя восторга и поздней любви". Она не знала, во сколько лет Тили родила дочь, она так говорила, исходя из своих наблюдений - "поздние дети - самые непосредственные и раскрепощенные".

Нара называла Клару Аристарховну, которую в упор не замечала, пока не врезалась в нее на полном бегу, "восставшая запудренная мумия".

Мой муж называл Нару "хищным лисенком" (уверял, что от слова "песец", но "и" выделял нарочито). Разрешал иногда ей с Осей тузить и топтать его ногами, для чего специально разваливался на ковре, подставив спину.

Нара на каждое его произнесенное "лисенок" тут же - "А ты - ли...!" рифмовала совершенно неприличное слово с таким же уменьшительно-ласкательным суффиксом.

Ёрик обзывал Нару "подзаборкой", но беззлобно и даже с оттенком уважения.

Она его - "овощ растительный", что тоже звучало почти уважительно.

Агелена у нее была "муреной", иногда, в непогожее настроение, "мурней". Мою маму она обзывала "дребезжалкой", Марго - "сексомешалкой", папочку - "братец Долдон".

Она не обзывала Осю и меня. Такое наблюдение наполняло радостным чувством.

По воскресеньям я с Нарой отправлялась обедать в большой серый дом через дорогу - к бабушке и дедушке Оси. Муж обычно уже поджидал нас там, выслушивая в кабинете Генерала все, что тот накопил в себе за неделю, - о стране в целом, о некоторых ее министрах в частности, о женщинах, о спиртных напитках, о молодом поколении и о собаках (у него вальяжно жирели два спаниеля; Гамлет говорил, что после смерти дочери Генерал не ходит на охоту - не может видеть крови).

Я сразу шла на кухню помочь Ирине Дмитриевне, и сорок-пятьдесят минут, проведенные нами вместе, в странном сознании единства душ, в трепетном отношении к таинству огня и пищи, превращались в молчаливое колдовство - мы не говорили почти совсем, мы творили! Пробуя предложенное блюдо, я сосредоточенно углублялась в себя, а потом - по обстоятельствам - либо восхищенно кивала головой, либо со скучным выражением лица поджимала губы: чего-то не хватает. Она же просто останавливала мою руку, когда считала, что я перебарщиваю со специями или слишком тонко раскатываю тесто. Как две наркоманки, обожавшие один запах, мы набирали в руку по щепотке засушенного базилика и мяли его в ладони перед высыпанием в харчо или в борщ, чтобы потом стоять рядышком у окна и нюхать пальцы, прислушиваясь каждая к дурману внутри себя. Фиолетовый базилик Ирина Дмитриевна растила сама, тут же, на участке Генерала, в выстроенной в виде космического купола тепличке.