Дональд Уэстлейк - Разная любовь, разная смерть Страница 30

Шесть досье представили мне мрачную картину, но я знал, что это лишь видимая часть айсберга. Множество преступлений, в которых эти шестеро никогда официально не обвинялись, были скрыты под водой.

На мой взгляд, можно было бы спокойно выбрать любого из них, отдать его на растерзание Рембеку и жить с сознанием того, что за что-то в своей жизни данный человек наверняка заслужил наказание, даже если не за убийство Риты Касл. У меня даже возник соблазн завершить это дело именно таким образом; подставить, скажем, Керригана, или Доннера, или Сиэя, забрать свое вознаграждение в пять тысяч долларов и вернуться к моей стене. В самом деле, какая разница, будет ли наказан убийца Риты Касл или другой убийца? В мире столько преступлений совершается безнаказанно, только эти шесть досье свидетельствуют о массе открытых и сокрытых от полиции преступлений, оставшихся без наказания. Так какая разница?

Однако я не мог так поступить. Меня удерживало не чувство ответственности, не желание увидеть, что свершилось правосудие, и даже не интерес к тому конкретному поручению, которое я взялся выполнить. Просто я был профессионалом, и мне нужна была полная отдача в работе. Я намеревался отправить под суд – или отдать в руки Рембека, в зависимости от ситуации, – только того человека, виновность которого я докажу.

Изучая досье и размышляя над своим отношением к работе, я услышал вдруг у себя за спиной голос Рембека:

– Для чего вы хотели видеть Голдберга?

– Оставайтесь и послушайте, – предложил я.

– Он не имеет никакого отношения к корпорации, – возразил Рембек. – Он – мой личный адвокат.

– И все же, – настаивал я, – мне есть о чем с ним потолковать.

– Вы ищете кого-то внутри корпорации, – уточнил он. – Сэм Голдберг вам помочь не может.

– Рита Касл была частью вашей личной жизни, – напомнил я ему. – Поэтому я и хочу побеседовать с вашим личным адвокатом.

– Он вам не нужен.

– Либо я говорю с ним, либо выхожу из дела.

– Вы хотите бросить расследование? Вы все время мне этим угрожаете. Вы и в самом деле хотите бросить?

"Да будь на то моя воля, я бы никогда и не взялся!” А вслух я сказал:

– Если мне не удастся поговорить с Сэмом Голдбергом, брошу, – Ну и бросайте! – отрезал Рембек. – До свидания. – И он вышел из комнаты, даже не закрыв за собой дверь.

Глава 24

У входной двери меня остановил Керриган. Он хотел выяснить, что же происходит, и я сообщил ему, что Рембек согласился на мое увольнение. Он не понял:

– Вы хотите сказать, что объявили забастовку?

– Нет. Я хочу сказать, что еду домой и выкидываю все это из головы.

– Не может быть!

– Очень даже может.

Я вышел. Швейцар внизу козырнул мне, назвал “сэр”, спросил, не нужно ли мне такси? Я зашагал прочь, не потрудившись ответить и сделав вид, что не замечаю его присутствия, дошел до метро и сел на поезд, идущий в Куинс.

В доме было очень пусто. Я позвонил Кейт в Патчог и сказал, что она может вернуться домой, я отказался от работы. Ей захотелось узнать почему, и я объяснил, что мой работодатель препятствует дальнейшему ходу расследования. Она спросила, не предлог ли это, чтобы не работать вообще, и я ответил:

– Может, и предлог. Но какая разница, если я говорю правду. Дождь поутих и превратился в прозрачную дымку, висящую в воздухе. Я вышел на задний двор, снял с канавы брезент и начал укладывать первый ряд бетонных блоков, тщательно выравнивая каждый кирпичик и заполняя землей отверстия в блоках и промежутки между ними. Я целиком погрузился в работу и даже думать забыл про убийство Риты Касл.

Раза два или три звонил телефон, однако я не подходил. Я работал, пока не стемнело, пока я не перестал видеть, что делаю. Тогда я нехотя прикрыл канаву брезентом и вернулся в дом. Кейт и Биллу давно бы уже пора было приехать, поэтому я еще раз позвонил в Патчог, и они все еще там. Кейт объяснила:

– Я попыталась до тебя дозвониться, но никто не брал трубку.

– Я был во дворе.

– Мы переночуем здесь, – продолжала она. – Если ты не передумаешь, завтра приедем домой.

– Я не передумаю, – буркнул я.

– Давай все-таки подождем до завтра, – сказала Кейт.

Так и решили. Я принял душ, сварганил себе ужин и сел в гостиной перед телевизором. Телефон больше не звонил. В половине двенадцатого я лег спать. Я так устал, строя стену, что тут же крепко заснул.

Воскресное утро выдалось облачным, но не дождливым. Я быстро позавтракал, бриться не стал и к девяти часам был уже во дворе.

Они явились незадолго до одиннадцати. Рембек, Керриган и толстенький седоволосый коротышка в круглых очках и с черным портфелем в руке. Они, видимо, звонили в дверь, но я не слышал и обнаружил их присутствие, подняв голову от канавы и увидев, что они обогнули угол дома и направляются ко мне. Тогда я понял, что в глубине души и раньше подозревал: от этой работы не так-то просто отделаться. Я всегда знал, что дознание будет преследовать меня, пока я не доведу его до конца, пока не найду убийцу Риты Касл.

Я стоял, опершись на лопату, и смотрел, как они идут ко мне по диагонали через двор. Рембек и Керриган несколько удивились, когда, оглядевшись, увидели, что кругом навалены строительные материалы и полным ходом идет стройка. Толстяк же, не глядя по сторонам, подкатился ко мне как колобок, производя впечатление человека, которого внезапно вытащили из роскошного и комфортного обитания, где он состарился и растолстел, и требуют производить немыслимые телодвижения, от которых он давно отвык.

Все трое остановились передо мной, и Рембек, ткнув пальцем в толстяка, сказал:

– Ладно, вот он.

Я, без особой надежды в голосе, возразил:

– Вы согласились меня уволить. Мне ответил Керриган:

– Мистер Тобин, – терпеливо пояснил он, – можете считать, что, когда Эрни принимал вас на работу, он делал это от лица корпорации. Вы работаете не на него, а на корпорацию, и корпорация вас не увольняла и увольнять не собирается.

– Да, – промямлил я, – конечно. Продолжать спор было бесполезно. Я отложил лопату и выбрался из канавы. – Будьте любезны подождать в доме, – попросил я. – Я приведу себя в порядок.

– У меня на полпервого назначена встреча, – выпалил толстяк – должно быть, Сэм Голдберг, судя по тому, что Рембек его даже не представил.

– Сегодня воскресенье, – раздраженно произнес Рембек. – Кто по воскресеньям занимается делами?

– Я тоже не в восторге, что так получилось. – Сэм с его весом был слишком желчен, что не свойственно обычно толстякам.

Я провел их в дом и, оставив в гостиной, пошел наверх принять душ и побриться. Когда я снова спустился к ним, Голдберг попросил:

– Можно побыстрее с этим покончить?

– Разумеется, – ответил я, сел и обратился к нему с вопросом:

– Когда Рембек впервые обсуждал с вами развод с женой?

Керриган не сумел скрыть удивления; по зло скривившемуся рту Рембека я понял, что он уже догадался о теме нашей предстоящей беседы, а Голдберг, не заподозривший в вопросе ничего необычного, сразу ответил на него:

– Месяца три назад.

– И что вы успели сделать?

– По оформлению документов? Ничего.

– Почему так?

Он раздраженно передернул плечами:

– У Эрни по этому поводу было семь пятниц на неделе. Сегодня одно, завтра другое. Мне велели от вас ничего не утаивать...

– Спасибо, – поблагодарил я. – Как вы изволили выразиться, у него было семь пятниц на неделе, когда он говорил о разводе. Но вы не знаете, он все-таки принял окончательное решение?

– У него все решения окончательные, – буркнул Голдберг. – Звонил мне через каждые три дня: “Да! Нет!” – и снова: “Да! Нет!” Последний раз было: “Нет”.

Рембек попытался сделать хорошую мину при плохой игре.

– Сэм, ты преувеличиваешь. Не так уж часто я передумывал. Однако Голдберг был не в настроении думать о достоинстве Рембека. Повернувшись к нему, он огрызнулся:

– Сколько раз я тебе повторял: девчонка тебя за нос водит? И не надо мне морочить голову. Ты каждые три дня мне звонил.

– Вы обговаривали развод с миссис Рембек? Голдберг развел руками:

– Каким образом? Я просто не мог с ней встретиться.

– Вы ей сообщили о намерениях Рембека или он сам?

– Она ничего не знает! – гневно воскликнул Рембек. – Ей никто не сказал. – И снова повторил:

– Она ничего не знает. Голдберг опять недовольно передернул плечами:

– Если она и знает, то не от меня.

– У меня создалось впечатление, что вы Риту Касл недолюбливали? – продолжал я расспросы.

– О мертвых или хорошо, или ничего.

– Тогда не расскажете ли мне, как вы отзывались о живой Рите Касл?

Он с некоторым удивлением взглянул на меня, и вдруг его лицо неожиданно озарила веселая улыбка:

– С удовольствием, – ответил он. – Живой я считал ее продажной дешевкой и выскочкой. Она настолько презирала Эрни, что даже не считала нужным этого скрывать. Я предупреждал его, что она собирается за него замуж исключительно из-за его денег и что он всю жизнь потом будет жалеть. Я предупреждал, что, если бы он не пообещал вложить деньги в ту постановку, она вообще не согласилась бы выйти за него. Я предупреждал, что пьеса просуществует дольше, чем их брак.