Светлана Чехонадская - Смерть мелким шрифтом Страница 30

— Райские условия! — сказал Ивакин, мельком глянув на проспект. — И что взамен?

— Взамен — преданность, — улыбнулась она. — Любовь к работе. Нет, я вам скажу так: если бы все предприниматели были такими, как Витя, то страна совсем — совсем! — другая была бы. У сотрудницы из рекламного отдела мать всерьез заболела. Мы оплатили лечение. Тридцать семь тысяч, между прочим… Она вздохнула.

— У меня дочь журналистка, — заговорил Ивакин. — Вот бы ее к вам! И я бы за здоровье свое не переживал. — Он смущенно засмеялся.

— Почти невозможно! — Чистякова махнула обеими руками и снова сложила их на столе. — Желающих очень много! Ведь факультетов журналистики развелось, как собак нерезаных. Недавно видела рекламу: в Институте стали и сплавов — коммерческое отделение. Журналистов готовят, представляете! В Институте стали и сплавов! Где они, бедные, потом работу будут искать?

— Значит, к вам только по знакомству?

— Сейчас да, — твердо сказала она. — Вот когда Витя начинал, тогда можно было. На другие зарплаты, на другие условия. Но тогда и не верил никто, что у него получится.

— Я слышал, у него компаньон был, он тоже не верил.

— Олег? Был. — Чистякова сделала печальное лицо. — Погиб год назад. Вы знаете, наверное? Вот, кстати, он-то и не верил. Год проработал, другой, зарплата сто долларов в месяц. — Она снова повернула руки ладонями кверху. — Мол, жену надо кормить, детей, все однокурсники в Лужниках свитерами торгуют, уже давно себе малиновые пиджаки купили. — Тон Чистяковой стал приторно-издевательским. — В общем, жизнь проходит мимо. А тут его на БиБиСи позвали. Шутка ли сказать, пятьсот долларов! Он и Витю уговаривал. Она засмеялась, тряся полной грудью. — Ушел, с первой получки пиджак себе купил. Витя рассказывал потом, что его на работе заставили немедленно переодеться. Золотые пуговицы! Это надо было видеть! Начальник, англичанин, прямо как увидел, тут же домой Олега отправил. О чем я говорила-то? Ах, да. Проработал он там несколько лет, карьерного роста никакого. Все начальники там только иностранцы, а наши — второй сорт. Зарплата по-прежнему пятьсот долларов. Это в девяносто седьмом-то! Так он знаете даже чем зарабатывал? Умора! Постановочные сюжеты им снимал! Знаете, что это такое?

Ивакин покачал головой.

— Например, приходит он к этому своему начальнику и говорит: есть прекрасная тема. Бывший военнослужащий, полковник, из армии уволен, есть нечего, дочь — проститутка. И он, мол, не против, а даже и за.

Мол, она всю семью кормит, а вся семья ее вечером провожает. И он, полковник этот, и жена его парализованная, и бабушка — жертва сталинских лагерей. А сын у них киллер. Его, наоборот, утром провожают, к восьми, когда его клиенты на работу выходят. Бутерброды с собой заворачивают! Пистолет, как в «Бриллиантовой руке», из коробки с крупой достают. И смех и грех! — Чистякова засмеялась, глядя на то, как Ивакин улыбается. — И начальник этот Олегов ему верит! Говорит: снимай. Тот берет дядю своего, полковника, сестру свою двоюродную, тетку в кресло инвалидное сажает, бабушке-соседке татуировку на плече рисует и снимает их всех! Ой, когда Витя все это в лицах представлял, я думала, мы умрем со смеху! А начальник Олегов, англичанин, сказал, что сильно. «Какая трагедия!» — сказал. Они же наши комедии не смотрят. А мне, наоборот, их кино даром не нужно. Все шутки какие-то низкопробные… То кто-то пукнул, то еще что.

— Думаю все-таки, что Виктор Сергеевич преувеличивал, — заметил Ивакин. — Не такие уж они дураки, англичане.

— Я и не говорю, что они дураки! Им просто в голову не могло прийти, что корреспондент способен так обманывать! Но ведь в жизни действительно всякое случается. И у полковников дочери проститутки бывают, и у киллеров тоже матери есть. В газете поработаешь, уже ни-че-му не удивляешься. — Анна Петровна поднесла руки к груди. — Так что сюжет этот он им сделал и продал за хорошие деньги, клянусь вам! И не один! Да-да! — Она кивнула несколько раз для убедительности. — У телевизионщиков, правда, так принято — подстраивать. Даже в новостях этим не брезгуют! Им ведь, бедным, нельзя так, как нашим: позвонил, узнал, написал. Им картинка нужна. Самые интересные факты без картинки ничто! Вот и балуются этим. Но надо же меру знать! Совесть иметь надо!.. Олега, конечно, разоблачили. Англичане постепенно поняли, что он вранье снимает… Там еще кое-что было. — Чистякова поджала губы. — Постановочный сюжет — не главный грех в нашем мире.

— Какой же главный?

— Главный — это когда ты деньги за сюжет берешь, а с начальником не делишься, — после секундного колебания сказала она. — А Олег этим баловался. Надо ему про платное образование рассказать, так он берет некоторые школы, собирает с них деньги за рекламу, а начальству выдает этот сюжет как… — Чистякова сделала неподкупное лицо, — «объективное расследование». Или надо кому конкурента уничтожить, он заказывает Олегу материал. Тот и пишет: так, мол, и так, ходят слухи, что скоро этот банк лопнет, и дальше три страницы доказательств. Много ли надо, чтобы наш российский банк лопнул? И деньги он, скажу я вам, немалые брал. Когда в БиБиСи разобрались, даже испугались! Но не захотели шум поднимать. Вы представляете, если бы выяснилось, что у них сюжеты были проплаченные! Поэтому мы, к сожалению, об этом поздно узнали. Он к Вите пришел, плакаться стал, мол, платят плохо, жить не на что, работа неинтересная. «Руки чешутся настоящей журналистикой заняться!» — сказал он Вите. Какая сволочь! — Чистякова покачала головой. — Витя поверил. Ведь только та журналистика настоящая, которая… Вас как зовут, я забыла?

— Извините, не представился. Владимир Александрович я.

— Так вот, Владимир Александрович, только та журналистика и настоящая, которая политикой занимается. Вот она — сила! Витя и подумал, что парень правда измучился. Он ведь талантливый был, Олег.

— Это чувствуется! — улыбнулся Ивакин. — Чтобы такие сказки сочинять, талант, несомненно, нужен.

— Да уж. Но тут ничего веселого, Владимир Александрович. Ведь он и у нас начал химичить. Когда Витя заподозрил, что он деньги за статьи берет, то начал распутывать клубок-то этот, — Чистякова поднесла ладони к лицу и сложила их на уровне рта. — И все выяснил! И почему его англичане уволили, и что он у нас творил. Ужас! Других слов у меня нет!

— Крупно химичил?

— Я ведь в этом не разбираюсь, но у нас болтали… — Анна Петровна понизила голос. — Одна история была просто кошмарная. И суммы там были… — она махнула рукой, показывая, что такие суммы ни ей, ни Ивакину не грозят. — Витя очень расстроился. Не из-за денег, нет. Он понять не мог, как это можно так поступить с другом. Ну, попроси, если деньги нужны, объясни, посоветуйся. Но Олег, я думаю, так долго работал во враждебной обстановке, среди англичан этих, которые его за человека-то не держали, так привык обманывать, хитрить, что ему и в голову прийти не могло, что он обрел настоящую стабильную работу, где за тебя решат все проблемы, а ты только работай. Честно работай! Болей душой за дело! Нет, не понимают люди… — Чистякова сокрушенно покачала головой.

— А как он погиб? — спросил Ивакин.

— Ну, а вы как думаете, можно безнаказанно такими вещами заниматься? — ответила она вопросом на вопрос. — Видать, кто-то из обиженных «клиентов» отомстил. Это, впрочем, мое предположение. Было расследование, обнаружили осколки взрывного устройства — к машине оно было приделано. Нас особо не таскали: он уже в газете не работал. Говорили, что он на вольных хлебах, сотрудничает с желтой газетенкой какой-то, занимается расследованиями то ли против солнцевских, то ли, наоборот, за них. В общем, на солнцевских и списали. Но я сомневаюсь. — Взгляд Чистяковой стал многозначительным.

— Не везет Грибову с друзьями, — равнодушно произнес Ивакин. — Леонидова ведь тоже его старая знакомая.

— Леонидова! — Чистякова в ужасе отмахнулась. — Придурочная она, ваша Леонидова! Разве ее можно с Олегом сравнивать! Тот талантливый парень был, а эта… Вот тоже, пожалуйста, пожалели ее, на такую работу устроили. Витя очень добрый. А она! Чучело!

— Господи, неужели тоже деньги брала? — удивился Ивакин, стараясь не переигрывать.

— Нет, денег она не брала. Кто ей предложит-то? Она кокетничала! — и Чистякова вдруг захохотала на всю комнату, прижимая руку к груди. — Ой, не могу! Вы бы это видели!

— С кем кокетничала? — теперь уже искренне изумился Ивакин.

— Да с ним же! С Виктором Сергеевичем! Ой, — и Чистякова вытерла выступившие слезы тыльной стороной ладони. — И смех и грех! Мне девчонки говорили, что она всем направо и налево рассказывала, как он за ней ухаживал, как жениться на ней хотел, когда они в университете вместе учились. Намекала, что и теперь он не прочь за ней приударить. Вы бы видели, Владимир Александрович, какие женщины в него влюбляются! Вы бы сравнили их с этой Леонидовой и еще не так смеялись бы, как я! Бедный Витя. Это очень непростая ситуация. Ведь и жалко ее: одинокая женщина. Что она там себе навоображала, не знаю, но Витя, думаю, сто раз пожалел, что ее на работу взял.