Проект - Кортни Саммерс Страница 30

– Серьезно?

Кивнув, Кейси перебирает бумаги на столе, после чего толкает в мою сторону листовки с библейскими цитатами, церковные брошюры и флаеры. Все они кричат о лжепророках. Одна из них мне знакома: листовка с голубыми небесами из бумажника Джереми.

На ней та же самая цитата:

«Но верен Господь, который утвердит вас и сохранит от лукавого».

– Тонко, да? – спрашивает Кейси. – Уверена, ты понимаешь, что церковь не в восторге от антицерковной риторики Льва. Они направляют на нас всю мощь своей пропаганды, пытаясь заставить наших членов сменить убеждения. У нас она везде: в доме, на ферме, во всех центрах.

Звонит ее мобильный, и она бросает на него взгляд.

– Он готов встретиться с тобой.

Кейси не предупреждала, что я буду брать интервью у Льва в его домике.

Она велела следовать по тропинке, ведущей через сосны к озеру, повернуть на берегу направо и идти по кромке леса до самой хижины. Путь, по ее словам, займет всего пятнадцать минут, но в мои планы такое мини-путешествие не входило. Кейси выводит меня на задний двор и, кинув взгляд на мои ботинки, указывает на сосны. Несмотря на их разлапистые ветви, на земле скопилось порядочно снега, и я проваливаюсь в него по щиколотку. Снег забивается в ботинки, промокают носки. Я стараюсь не обращать на это внимания. Пальцы немеют к тому времени, как я добираюсь до озера. Но, должна признать, отсюда открывается такой вид, что мучения почти стоили того. Открывшаяся передо мной бесконечная гладь воды полузатянута льдом, она прекрасна в своей неподвижности и сиянии солнца. Я любуюсь озером, пока отчего-то не начинает сосать под ложечкой. Встревоженно оборачиваюсь. Отсюда тропинка между сосен закрыта тенью. На ней никого нет.

Иду вдоль берега, как и наставляла Кейси. Тишина нервирует. Вижу лениво подымающийся к небу дымок. Значит, я уже близко. Наконец передо мной домик с зеленой крышей и такой же дверью. Я уже почти дошла до хижины, когда за спиной слышится шорох. Остановившись, оборачиваюсь. Опять никого. Во всяком случае, я никого не вижу.

Когда снова направляюсь к домику, его дверь распахнута.

Внутри тесновато: комната с кухонькой, столик на двоих, письменный стол у окна и диван у камина. Еще одна дверь – полагаю, ведущая в ванную. В дальнем углу – незаправленная кровать со смятыми простынями.

Лев наблюдает за мной, прислонившись к кухонной стойке. На нем белая футболка, черные джинсы и плотные носки. Я раскладываю на столе содержимое своей сумки: диктофон, мобильный, записную книжку.

И лишь закончив с этим, поворачиваюсь ко Льву и говорю:

– Начнем, как будешь готов.

Мы садимся за стол напротив друг друга, он держит кружку с кофе, я листаю записную книжку со своими заметками и вопросами. Внутри все дрожит, и я пытаюсь ровным голосом спросить Льва, почему интервью с журналом «Вайс» не удалось.

– Мне сказали, что статья будет об идее, возможно, в корне меняющей положение дел в мире, – отвечает он. – Однако им показалось гораздо увлекательнее подать рассказ о нас как о новом культе. В вашей профессии слишком многое зависит от личных предпочтений, целевой аудитории, ретвитов, «сенсационных» новостей, реклам-приманок[16]. Как вы сохраняете при этом профессиональную этику?

– Не ты берешь у меня интервью, а я у тебя, и я сейчас нажму кнопку записи.

Лев кивает, и я проговариваю дату и время, свое имя и имя того, напротив кого сижу. Прошу того же у Льва с обозначением цели этого самого интервью и заверением, что наш разговор записывается с его согласия. Меня охватывает бешеный восторг от его слов: «Я даю согласие на интервью, которое Ло Денэм берет у меня для публикации в журнале ”СВО” статьи обо мне и Проекте ”Единство”». Все, чего я так сильно желала, голос Льва обещает воплотить в жизнь. И я почему-то теряюсь.

– Начнем, как будешь готова, – возвращает меня в реальность Лев легким поддразниванием.

Вспыхнув, прочищаю горло.

– Я хочу начать с самого начала.

– С какого именно? У меня их много.

Смотрю в свои записи.

– Тогда почему бы не начать с того, где и когда ты родился, как воспитывался?

– Родился в 1980 году, в Индиане. В маленьком городке Альмер.

– С тобой жестоко обращалась мать?

Я отрываюсь от записей. Лицо Льва бесстрастно, но повисшее молчание красноречиво говорит о том, что он думает о поднятой теме.

– Да, – наконец подтверждает он.

– Опиши свое детство.

Взгляд Льва устремляется в потолок.

– До восьми лет я жил с матерью в квартире над прачечной самообслуживания, потом мама сняла дом далеко за городом, без соседей. Мне приходилось проходить пару миль, чтобы сесть на автобус до школы.

– Твое самое раннее воспоминание?

– Как я стою у окна в квартире, смотрю на прохожих, жду маму. Ищу ее взглядом. Она не со мной. Не помню, где она была, но позже, вспоминая об этом, я осознал две вещи: первая – я был слишком маленьким, чтобы оставаться дома одному, и вторая – возвращения мамы я ждал не со страхом, а с предвкушением. Я очень хотел, чтобы она вернулась. Это был единственный раз на моей памяти, когда я не боялся собственной матери.

– Когда она начала плохо обращаться с тобой?

– Когда мне было около четырех или чуть больше. – Губы Льва изгибаются в горькой улыбке. – Я живо помню, когда это случилось впервые, но не помню из-за чего. Она ударила меня по лицу. Кровь из носа запачкала мою любимую футболку с изображением «Громовых котов»[17], и я страшно расстроился, когда пятна не отстирались. Удивительно, какие детали остаются в памяти… Это было начало. После переезда за город все стало гораздо хуже. Мне некуда было идти. Я жил в постоянном страхе. – Лев ненадолго умолкает. – Вот так я описал бы свое детство.

Он внимательно смотрит на меня, пока я перевариваю сказанное, и вот к этому я не была готова – к ожиданию ответной реакции. Как отвечать на подобное? В моих записях это не предусмотрено. В конце концов я решаю задать вопрос, на который вряд ли кто-то может ответить.

– Почему она стала такой?

– Из-за меня. Во всяком случае, так она говорила.

– Я могу пообщаться с ней?

– Она умерла несколько лет назад.

– Значит, рассказанное тобой некому подтвердить?

Лев сжимает губы и опускает взгляд. Затем поднимается, обходит стол, встает прямо передо мной. Длинными пальцами медленно поднимает футболку, обнажая живот. Кожа, которую я вижу, покрыта россыпью шрамов и сморщенными кружками ожогов, видимо, оставленных сигаретами. Слева еще один ожог – большой участок изуродованной кожи. Мне хочется коснуться этих шрамов, убедиться в их реальности. Мне дурно, я теряю дар речи. И он пережил это в детстве!

Пытаюсь скрыть облегчение, когда Лев опускает футболку.

– Каким ребенком ты был? – спрашиваю слабым голосом.

– Склонным