Поединок. Выпуск 15 - Анатолий Алексеевич Азольский Страница 30

Косой (он шел первым) отогнул рукав ватника, посмотрел на часы с компасом — их он отобрал у Лени в первую же ночевку вместе с документами и деньгами, — огляделся, выбирая место посуше.

— Левее надо забирать, я знаю, — хрипло сказал Чиграш и выругался, как плюнул.

— Знаешь ты, — зло отрезал Косой, — как парашу выносить.

Шли еще с полчаса. Воздух настолько пропитался влагой, что даже комары и мошка, посчитав погоду нелетной, отступились на время, попрятались. Для Лени это было большим облегчением — ведь руки его были заняты палаткой и казанком, а, прекрасный финский накомарник теперь тоже принадлежал Косому, украшая его грязную подлую голову.

Наконец им попался небольшой бугорок, покрытый твердыми кочками и мелким высохшим ельником. Леня едва доплелся до него, упал в жесткую траву. Полежал, собираясь с силами, перевернулся на бок и вылез из рюкзака.

Косой и Чиграш, прислонив к елке карабины, сели на свои полупустые сидора и свернули цигарки. Косой чиркнул спичкой, пустил густой, пахучий махорочный дымок и сплюнул в Ленину сторону:

— Кончай ночевать, доходяга. Еще на хлеб не заработал, а уж завалился.

Леня с трудом, со скрипом в суставах, встал и занялся костром, все время беспокойно оглядываясь и стараясь не поворачиваться спиной к Чиграшу. Тот, ухмыляясь всей своей круглой, опухшей рожей, курил, наблюдая за его работой. Ему очень нравилось поймать момент и неожиданно пнуть Леню сзади сапогом, сбить с ног, а потом долго, сипло кашляя, смеяться. Это было его любимое и практически единственное развлечение, которое он мог придумать.

Костер, несмотря на сырость, хорошо разгорелся. Леня подвесил над огнем казанок и котелок для чая, подбросил пару сучьев и, отойдя немного в сторону, стал ломать мокрый лапник для палатки. Скоро он еще сильнее вымок, еще сильнее замерз и направился к костру — вроде бы взглянуть, не закипает ли вода. На самом же деле — чтобы хоть чуть-чуть ухватить живого тепла, остановить знобкую, изматывающую дрожь в теле. Косой, мрачно смотревший в огонь, понял эту хитрость, недобро поднял голову — Леня послушно вернулся к лапнику и принялся настилать его, сильно стряхивая оставшуюся на ветках влагу. Потом поставил палатку, бросил в нее одеяла и, опустив полог, задернул шнуровку.

Чиграш, развалившись у самого огня, задрал ноги. Леня стянул с него сапоги, размотал мокрые, вонючие портянки, и расправив их, повесил на воткнутые возле костра колышки. Чиграш грел ноги, шевелил грязными пальцами и кряхтел от удовольствия.

Сейчас они будут ужинать, а Леня пока отдохнет, погреется. Позже, если ему что-нибудь оставят, он тоже поест…

Чиграш протяжно рыгнул и бросил ложку в казанок, неуклюже полез в палатку. Они задернули полог, поворочались, пошептались, и Косой, прерываясь зевком, сказал.

— Завтрак чтоб до света был, понял?

Ответить не нашлось сил. Леня вяло соскреб со стенок казанка пригоревшие остатки каши, допил чай, вымыл посуду и стал устраивать ночлег для себя. Своего спальника, к которому привык за многие годы как к надежному другу, он тоже лишился в первую ночевку, получив взамен, как собака подстилку, кусок промасленного, драного брезента, в котором везли карабин. Леня ухитрялся и стелить его и укрываться им, пробовал даже натягивать у костра по северному способу, так романтично описанному его любимым Джеком Лондоном. И конечно же, несмотря на всю свою опытность бывалого туриста, отчаянно мерз по ночам.

Вот и эта ночь подобралась совсем близко к костру, словно хотела поскорее задавить его и полностью вступить во владение лесом и затерянными в нем людьми. Костер, угасая, сопротивлялся — шипел, потрескивал, иногда из последних сил всплескивал языками пламени, которые, вырвав из темноты то еловую лапу, блестевшую каплями, то темный бугорок кочки, похожий на застывшего зверька, тут же опадали, и становились оттого еще темнее и тоскливее кругом. Поднялась было, пробиваясь между туч, красная луна, выглянула из-за сухого дерева и сразу же плотно прикрылась облаком, будто и ей стало холодно.

Леня сидел согнувшись, обхватив руками колени, докуривал брошенный Косым бычок (табаку, как и сахару, ему тоже не давали), смотрел на угли, привычно думал о своей, беде, не веря в то, что с ним случилось, как не верят в длинный кошмарный сон, и безнадежно искал выход…

Леня Коньков был бродягой по духу, туристом по призванию. Его идеалом стал человек с котомкой: минимум необходимого снаряжения и максимум комфорта, создаваемого в пути и на стоянке своими руками. Его сокровенной мечтой была жизнь Робинзона, наполненная одиночеством и трудом ради хлеба насущного и спокойного отдыха под надежным кровом.

С насмешкой и скрытой ревностью читал он в газетах и журналах сенсационные отчеты о всяких полусамодеятельных, но обеспечиваемых за государственный счет экспедициях и экспериментах на выживаемость в «экстремальных» условиях. Их участники говорили о высокой научной и гуманной цели своей авантюры, о преодолении искусственных трудностей, гордились тем, что их сопровождают вертолеты или суда (которые в это время не могут получить действительно занятые делом люди), хвастались прекрасным снаряжением и оборудованием, военными рациями на непредвиденный случай, редкими медикаментами и специальным питанием, постоянным контролем врачей за самочувствием самоотверженных героев.

Но с искренней завистью, с чувством уважения и солидарности узнавал Леня Коньков о тех, кто в самом деле случайно попадал в безвыходное положение и с честью выходил из него, благодаря своему мужеству, и хладнокровию; они побеждали, зная, что никто им не поможет, никто не следит за ними и не станет их искать, чтобы вовремя проверить пульс, давление, вес и температуру тела, чтобы дать очередные рекомендации, как сохранить жизненные силы.

У Лени не было сомнения, что он, если судьба будет милостива к нему и забросит его на «необитаемый остров», легко преодолеет все трудности. Надо сказать, уверенность Лени была обоснованна. Во время одиноких странствий ему доводилось выходить из лесного пожара, питаться только подножным кормом, добывать и хранить огонь первобытными способами. Но все это — на грани игры в приключения, динамичной, напряженной, порой драматичной, но все же — игры. А реального случая проверить себя все не было.

Нынешним летом он собрался наконец в Сибирь, куда стремился давно, но все никак не получалось. Чуть было не сорвалось и в этот раз — перед самым отъездом компания их развалилась, и Леня, скрепя сердце, потому что был застенчив и с новыми людьми сходился с трудом, отправился в Клуб туристов искать попутчиков. Два дня он бесполезно толкался среди галдящих, возбужденно веселых ребят, пытаясь определить, кто бы ему подошел, читал залихватские, раздражающие претензией на юмор