Дело о мирных переговорах - Лариса Куницына Страница 30

отлучек он выяснил, что клеймом в виде цветка с пятью лепестками метил своих лошадей алкорский барон Ламброн. Тайной полиции короля он был известен как участник партии войны при дворе альдора. Он был не из тех, кто жаждет нажиться на войне, но считал, что истинная доблесть рыцаря может быть проявлена лишь на поле боя, а истинное величие луара состоит в окончательной победе над всеми врагами, включая Сен-Марко. Как пояснил Марку барон де Грамон, согласно последним донесениям агентуры, Ламброн неоднократно вступал в спор с энфером, доказывая недопустимость мира с извечным врагом, так что, в конце концов, вынудил альдора мягко удалить его от двора. Теперь воинственный барон прочно сидел в своём поместье, разводил своих знаменитых лошадей, способных целый день нести в седле рыцаря в полном вооружении, и потихоньку за спиной у своего повелителя строил козни, мечтая однажды снова блеснуть своими воинскими талантами в жестоком бою с рыцарями Сен-Марко.

К вечеру Реми, наконец, сознался, что последние годы служил конюхом в поместье барона Ламброна, но недавно тот велел ему поступить в услужение к сэру Барлоду, направлявшемуся в Сен-Марко. Там Реми должен был наблюдать за хозяином, а также за Беренгаром и его спутниками с тем, чтоб найти возможность опорочить контаррена в глазах альдора и сорвать переговоры. Сразу по прибытии в город он должен был явиться к леди Англад в дом графа де Краона, доложить ей о своих наблюдениях и в дальнейшем выполнять её распоряжения. Так он и сделал, и дама велела ему держать сэра Барлода в неведении об их знакомстве и носить в трактир письма.

Реми стал свидетелем ссоры контаррена с его хозяином и, едва проводив его в гостиницу «Белый мак» и получив от него письмо посланнику, он помчался к леди Англад. Та велела ему отнести письмо барону Фромену поздно ночью и убедить его, что это не срочно, а после вернуться в дом де Краона и ждать, что он и сделал.

— Она сказала, что собирается сделать? — спросил барон измученного пленника. — Что-то, что говорило бы о том, что она собирается его убить?

— С чего ей откровенничать со мной? — проворчал тот. — Она лишь отдавала приказы. Но даже если б она сказала мне, я не стал бы вмешиваться. Этот заносчивый дурак Барлод обходился со мной ещё хуже, чем Ламброн. Для всех этих алкорцев мы — варвары, не достойные жить свободно. Мы должны прислуживать им и сидеть смирно, пока они будут царствовать на этой земле.

— Кто ж убедил их в этом, как не те, кто, и правда, прислуживает им, чтоб спасти свою шкуру? — спросил Марк. — Как обходиться с тем, кто ведёт себя как раб? Только как с рабом!

— Вы сами-то были в плену? — хмуро взглянув на него, спросил Реми.

— Приходилось, и на моём теле есть шрамы от кнута и кандалов, но нет рабского клейма. Уведите его! — велел тюремщикам Марк, показав, что после получения нужных сведений утратил к нему всякий интерес.

Допрашивать остальных было уже поздно, и он решил отложить это на следующий день. Уже придя домой, он вдруг обнаружил в своём кабинете два полных термоса с целительным отваром и с удивлением понял, что прошедший день провёл, даже ни разу не вспомнив о своей опустевшей фляжке и не заметив такой уж сильной усталости. Он воспринял это как добрый знак и, поужинав, отправился спать.

Следующие дни он допрашивал Мишеля Аркура. Тот держался стойко, с ненавистью глядя на своего мучителя и отвечая оскорблениями на любой вопрос. Им руководила та самая восторженная мечта о северном королевстве, в котором его родные будут высшими сановниками, а их враги низведены до уровня прислуги или изгнаны за пределы нового государства. Вскоре стало понятно, что эти идеи он почерпнул из переписки, а потом и личных бесед с леди Англад. Не граф де Краон, а именно она была для него духовным вождём, и именно ею он восхищался как истинным воплощением святой Лурдес. Это странное смешение мальчишеской влюблённости в прекрасную даму и восторженного преклонения перед героической воительницей помогало ему сносить все пытки и с гневом отвергать саму вероятность предать её.

— Я могу умереть, но наши друзья и сподвижники отомстят за меня и построят новое королевство на ваших костях! — заявил он в какой-то момент. — И наши имена напишут на знамёнах, под которыми пойдут в бой новые герои! Нас будут прославлять, как мучеников, отдавших жизни за свободу северного королевства.

— Свободу от кого? — спросил Марк. — О чём ты говоришь? Кто стесняет вашу свободу? Разве на ваших землях есть наши войска или гарнизоны? Вы платите нам дань? Мы уводим в плен ваших женщин и детей? Нет, вы сами всё это делаете друг с другом. Ты всего лишь мечтаешь о том, чтоб самому командовать другими, безнаказанно грабить и убивать, увозить в свои замки понравившихся девиц, вырывать из рук других всё, что тебе захотелось сделать своим. Какой ты мученик? О чём ты? Весь Сен-Марко говорит о том, что ты всего лишь жалкий комедиант, разыгрывавший для развлечения бездельников скабрёзные сценки! Ты даже не рыцарь в глазах толпы, ты жалкий и подлый шут, который был любовником распутной авантюристки, а потом зарезал её во время любовного свидания. И тебе ведь даже нечего возразить, потому что всё это правда. Ты переоделся в другого человека, надел парик и обзавёлся дешёвой подделкой драгоценного базеларда, и всё лишь для того, чтоб опорочить имя благородного рыцаря, который, не став мучеником, всё же запечатлел своё имя на знамёнах нашего древнего королевства. Твоя жалкая ложь рассыпалась, обнажив всю неприглядность твоих мелких козней. Ты клянёшься в любви леди Англад, а сам развлекал в постели госпожу Меридор. Какое самопожертвование во имя будущего северного королевства! Впрочем, всё ваше королевство — не более чем шутовство и интриганство. Ты умрёшь на плахе под улюлюканье толпы, и тебя запомнят именно таким, бездарным комедиантом, который убил свою любовницу.

— Это всё ложь! Всё ложь! — закричал Аркур, бросившись к нему, и его цепи зазвенели, натянувшись и не дав ему дотянуться до барона.

— Что ложь? Что ты убил свою любовницу? Или что ты изображал Делвин-Элидира, позаботившись собрать толпу возле дома леди Меридор? Или что ты заказал оружейнику сделать похожий на базелард маркиза кинжал, которым убил женщину? А, может, это не ты заманил в ловушку и убил беззащитных слуг? Сколько деяний, Аркур, и ни одного, достойного рыцаря! Ты не хочешь признаваться в своих грехах? Да это и не к чему. Всё уже давно доказано. И я, барон де Сегюр, граф де Лорм, обещаю тебе, что обстоятельства этого дела будут оглашены не только в Сен-Марко, но и на севере, в Беарне, где ты родился и живёт твоя семья, в Абердине, где ты служил оруженосцем, и в Краоне, где ты стал рыцарем. Я позабочусь, чтоб вся правда о тебе дошла до твоих родных краёв, и посмотрим, где и чем намалюют тогда твоё имя!

Он резко развернулся, чтоб выйти из камеры, но возглас Аркура остановил его.

— Не надо этого делать! — крикнул тот в отчаянии.

— Почему? — обернулся к нему Марк.

— Мой позор падёт на весь мой клан, — проговорил Мишель в отчаянии. — Мои братья, сёстры, их дети и внуки понесут на своих плечах этот груз. Они никогда уже не смогут возвыситься.

— Почему это должно тревожить меня? Разве твой клан не заслужил это, выпестовав такое чудовище, как ты?

— Вы… — Аркур напряжённо смотрел на него. — Если я сознаюсь во всём и подпишу все признания, вы сможете сохранить всё это в тайне?

— Нет, тайны уже не существует. Молва давно полощет твоё имя на каждом углу.

— Это лишь слухи, — пробормотал он устало. — Они через какое-то время стихнут. Но если вы отправите на север официальный документ, который веками будет храниться в архивах магистратов, это другое дело. Я прошу вас, пусть всё закончится в Сен-Марко. Ради этого я готов, наконец, сделать что-то, что достойно рыцаря: принять на себя ответственность за свои деяния и понести наказание.

— Этого мало, — неумолимо возразил Марк. — Мне нужно, чтоб ты дал показания против де Краона и леди Англад.

— Он стал бы моим королём, — прошептал Аркур.

— Он был бы плохим королём. Потому что, почувствовав опасность, сбежал, бросив тебя. Ты служил ему верой и правдой, а он даже не изволил предупредить тебя об опасности. Да и что это за король, который рвётся к власти, действуя