Евгения Горская - Приют миражей Страница 31

Бабушка рассказывала, как Сашина прапрабабка грозила сыну, собиравшемуся жениться вопреки ее воле, что проклянет его потомство до седьмого колена. Не иначе, как в самом деле прокляла, потому что бабушка рано потеряла мужа, и никто не смог ей его заменить. Она не говорила об этом, никогда не жаловалась, но Саша знала.

У мамы все имелось, чтобы быть счастливой. Все, кроме самого счастья.

Теперь пришла очередь Саши.

Она попробовала кофе – горячо.

Саша поставила чашку, тяжело, как старушка, поднялась и пошла к телефону.

– Ой, Саш, – обрадовался Гоша. – А я только что пришел. До чего искупаться здорово, ты бы тоже съездила.

– Гоша, я больше… не приеду.

– Почему? – не понял он.

– Я тебе благодарна за все. Правда. Но я больше не приеду.

– Почему? – переспросил он. – Ты обиделась? На что?

– Мне не на что обижаться. Это ты на меня не обижайся. Просто… я больше не приеду.

– Если передумаешь… – голос его звучал озадаченно. – То… я всегда тебе рад.

– Спасибо, Гошенька.

Саша положила трубку. Кофе остыл, и она выпила его залпом.

Слава богу, ее уход не стал для Гоши горем. А ведь недавно она искренне верила, что они с Гошей семья. Что им ничего другого не нужно, кроме как поставить штамп в паспорте.

Теперь она полноценная одинокая старая дева и вполне может посвятить всю себя расследованию преступлений.

Громко тренькнул дверной звонок, Тошка яростно залаял, Саша нехотя пошла к двери.

– Привет, – хмуро буркнула Гуля.

– Привет. Как папа?

– Держится. Как ты думаешь, – подруга подняла на нее печальные глаза, – может, все обойдется?

– Нужно верить, что обойдется. – Саша вернулась на кухню, поставила чашку в мойку. – Мысль материальна. Будешь представлять себе плохое, и оно случится.

– Ты в это веришь? – грустно усмехнулась Гуля, усаживаясь на свое любимое место, спиной к холодильнику.

– Верю, – твердо сказала Саша.

Мысль материальна, повторяла бабушка. Думай о хорошем, и все будет хорошо. Вот увидишь.

У Саши все хорошо. Гоша не слишком огорчился, что вместо нее ему станет покупать хлеб кто-то еще. А Илья, как честный человек, сразу предупредил ее, что женат. Чтобы она не строила напрасных планов.

– Я сегодня в ночную смену, ты забыла? – Саша открыла холодильник, достала твердую колбасу.

– Помню. Я тебя провожу.

– Хочешь? – Саша принялась резать колбасу и хлеб. Почему-то во время ночного дежурства ей всегда хотелось есть, даже больше, чем днем.

– Нет. – Гуля все-таки стянула кусочек, сжевала, задумалась. – Ксюшка, как стервятник, ждет, когда… все закончится.

– Прекрати! – рассердилась Саша. – Ну что ты к ней цепляешься? Она приехала, потому что заболел свекор. И ты бы поехала, если бы с Мишиными родителями что-то случилось. Тьфу-тьфу-тьфу.

– Я из-за нее вчера у мамы ночевала. А то бы Ксюша опять навязалась.

– На самом деле это твой долг – уделять внимание Руслановой жене.

– Мой долг быть рядом с моим отцом!

– Ладно, – махнула рукой Саша. – Пошли.

Времени почти не оставалось, пришлось наспех прогулять Тошку во дворе, по дорожке, тянувшейся вдоль промзоны, пошли быстрее обычного.

Они ходили по этой дорожке тысячу раз, но только сегодня Саше отчего-то стало не по себе, когда миновали густые колючие заросли боярышника. От тротуара дорожка была отделена ухоженными деревьями с газоном, где регулярно косили траву. Наверное, полоска земли вдоль забора с колючей проволокой принадлежала таинственному предприятию, тщательно отгородившемуся от посторонних глаз, владельца предприятия вполне устраивали нескошенная трава и непролазные заросли.

– Гуля, – остановилась у дверей здания Саша. – Пообещай, что пойдешь по тротуару.

– Зачем?

– Пообещай. Я же не хожу в парк, раз тебе обещала, – соврала Саша. – Не ходи вдоль забора, я беспокоюсь.

– Ладно, – удивилась Гуля. – Ну пока.

Саша посмотрела ей вслед, убедилась, что она не свернула в заросли, а идет вместе с редкими прохожими по недавно уложенному асфальту.

Вари дома не было. Илья достал из холодильника початую бутылку водки, отхлебнул прямо из горлышка, постоял, держа бутылку в руках. Хотелось отпить еще, но он проявил мужество, поставил водку на место. Завтра на работу.

Если бы он остался на кафедре, мог бы сейчас углубиться в формулы, написать пару тестовых программ, посмотреть в Интернете, какие успехи у конкурентов. Теперешняя работа домашней мозговой деятельности не предполагала, собрать воедино статистические данные он сможет и в офисе.

То ли от водки, то ли еще от чего, но Илья вдруг отчетливо понял, что в последнее время делает все, чего делать ему не только не хочется, а даже неприятно. Он занимается работой, которая ему неинтересна и на которой он только теряет научную и инженерную квалификацию. Он редко видится с сестрой и ее мужем, которых любит и с которыми ему по-настоящему легко. Он ездит с Варей на курорты только ранней весной и поздней осенью и чинно гуляет с ней вдоль холодного моря, хотя предпочел бы поехать летом и всласть поплавать. Или нормально попутешествовать, осмотрев как можно больше следов, оставленных великими цивилизациями. А еще лучше вообще никуда не ехать, жить на даче, ловить рыбу к ужину, ходить за грибами. Но об этом даже мечтать не стоило, и он не мечтал.

Как вышло, что он перестал считаться с собственным мнением?

Когда ненормальное стало для него нормой?

Вернусь в науку, решил Илья. Даже если потеряю в деньгах. Вернусь на кафедру или уйду в отраслевой институт. Завтра же начну обзванивать знакомых.

От принятого решения стало легче. Он улегся на диван, взял первую попавшуюся книгу, попробовал читать и отложил.

Наверное, он задремал, потому что очнулся, когда хлопнула дверца холодильника и Варя звякнула чем-то на кухне.

– Варь, – он нехотя поднялся, поплелся на кухню. – Ну давай мириться. Не злись больше.

Она пила минеральную воду, сунула стакан в мойку, и он неожиданно заметил, какая его жена красивая женщина.

Она казалась ему сказочно красивой в юности, а потом почему-то он перестал это замечать.

– Ты очень красивая, – сказал Илья.

– Да? – она насмешливо подняла брови. – Это тебя удивляет?

– Ты очень красивая, – повторил он. – И я хочу, чтобы мы были счастливы.

– Знаешь, – грустно усмехнулась Варя, – я тоже хочу, чтобы мы были счастливы. Только ты для этого ничего не делаешь.

Она нахмурилась, задумалась о чем-то.

– Варя, – устало спросил он, – что я должен сделать, чтобы мы начали нормально жить?

– Не знаю, – равнодушно произнесла она и посмотрела в окно.

– Ты хочешь, чтобы мы развелись? – Слова вырвались сами, до этой минуты он ни разу всерьез не думал о разводе.

– Что?! – Она удивилась, уставилась на него с недоумением, а он поразился, что она минуту назад казалась ему красавицей.

Сейчас она была скорее некрасивой. Сузившиеся глаза казались маленькими, а плотно сжатые губы стали совсем такими же, как у ее матери, которая старше дочери на четверть века.

– Ты хочешь, чтобы мы развелись? – повторил он.

– Я не знаю, чего хочу. – К его удивлению, она не закричала, а заговорила тихо и печально. – Я хочу, чтобы мы были счастливы, как раньше. Я хочу, чтобы ты меня любил. Почему у нас все не так, Илюша?

Она редко звала его Илюшей. Так его звали родители, а Варе не нравилось все, что делали его родители.

– Давай постараемся все наладить. – Он подошел, погладил ее волосы, наклонился, поцеловал макушку.

«Я опять делаю что-то не то», – тоскливо подумал он.

– Ты меня любишь? – она уткнулась лбом ему в живот.

– Да.

Илья вернулся в комнату и лег на диван, положив на живот книгу страницами вниз.

Конечно, он любит Варю, иначе просто не смог бы так долго выдерживать ее скандалы.

Странно, что, когда он ляпнул про развод, она сразу пошла на попятный. Он думал, Варя перейдет на крик.

Неожиданно ему вспомнился совсем давний, почти забытый эпизод. Они с Варей тогда только поженились, проводили выходные на даче, еще жив был отец, а сам Илья твердо знал, что на свете нет человека добрее и нежнее Вари.

Конечно, он не мог не видеть, что она грубит его сестре и матери, но те старались грубости не замечать, Илья просто считал, что Варя глупенькая и маленькая, ей простительно.

Свекру Варя не грубила никогда. Наоборот, при нем она становилась веселой и доброжелательной, внимала его словам с видом восторженной студентки. Тогда Илья об этом не задумывался, теперь знал, что папа, будучи человеком сильным и резким, хамства снохе ни при каких обстоятельствах бы не спустил, и Варя это чувствовала.

Поднимаясь на террасу, где родители и Катя пили чай, он застал конец разговора.

– Илья сам виноват, – зло говорил отец. – Давно бы поставил ее на место.