Алан Брэдли - Копчёная селёдка без горчицы Страница 31

Когда я обнаружила Фенеллу на полу фургона, его интерьер был в абсолютном порядке, если не считать кровь: никакого окровавленного орудия, оставленного нападавшим, — ни палки, ни камня, ни кочерги. Что странно.

Если только самое орудие не имело ценности, зачем преступник решил унести его?

Я остановилась на миг посмотреть на фонтан Посейдона. Старик Нептун, как его именовали римляне, весь сплошные мышцы и живот, равнодушно взирал вдаль, как гость на банкете, пустивший ветры и пытающийся сделать вид, что это не он.

Его трезубец все еще торчал, как скипетр (в конце концов, он ведь царь морей), и сети грудой лежали у его ног. От Бруки Хейрвуда не осталось и следа. Трудно поверить, что лишь несколько часов назад Бруки висел здесь трупом и его тело было зловещим дополнением к пейзажу.

Но почему? Зачем его убийца взял на себя труд подвесить тело в такую сложную позицию? Может, это послание — как морской сигнальный флажок, например?

То немногое, что я знала о Посейдоне, было почерпнуто из «Мифологии» Буллфинча, экземпляр которой имелся в библиотеке Букшоу. Это была одна из любимых книг Даффи, но, поскольку там не было ничего о химии или ядах, она не особенно меня заинтересовала.

Посейдон, как говорилось, повелевал водами, поэтому легко понять, почему его выбрали для украшения фонтана. Другие водоемы, до которых рукой подать от этого Посейдона, — река Ифон в Изгородях и декоративное озеро в Букшоу.

Бруки подвесили на трезубец очень похоже на то, как сорокопут, птица-кладовщик, накалывает певчую птичку на колючку для последующего употребления — хотя маловероятно, подумала я, что убийца Бруки собирался потом его съесть.

Тогда это предупреждение? Если да, то кому?

Мне нужно несколько часов побыть в обществе моей записной книжки, но сейчас не время. Надо разобраться с Порслин.

Я еще не закончила с Порслин. В качестве жеста доброй воли я не окажусь в замешательстве из-за ее ребячливого поведения и обижаться не стану. Я прощу ее, понравится ей это или нет.

Не могу утверждать, что Грай был счастлив видеть, как я приближаюсь, хотя он действительно на миг оторвался от щипания травы. Свежий стог сена, рассыпанный поблизости, сказал мне, что инспектор Линнет на работе, но Грай, похоже, предпочитал зеленый салат из травинок, росших вдоль берега реки.

— Эй! — Я крикнула в сторону фургона, но ответа не было. Чуткий инструмент, которым был мой затылок, подтвердил, что опушка покинута.

Я не помнила, чтобы Порслин запирала фургон, когда мы уходили, но сейчас он был заперт. Либо она вернулась и нашла ключ, либо это сделал кто-то другой.

Но кто-то здесь побывал, и если я могу верить своему обонянию, совсем недавно.

Согретая солнцем, деревянная дверь издавала запах, не свойственный этому месту. Как я делала в лаборатории с химикалиями, я сложенными чашей пальцами зачерпнула воздух, направляя его к ноздрям.

Никаких сомнений: определенный запах, сохранившийся у двери фургона, запах, которого совершенно точно не было в этом месте прежде, — запах рыбы.

Запах моря.

16

— Ты загораживаешь мне свет, — сказала Даффи.

Я намеренно встала между ее книгой и окном.

Будет нелегко просить мою сестру о помощи. Я сделала глубокий вдох.

— Мне нужна помощь.

— Бедняжка Флавия!

— Пожалуйста, Дафф, — сказала я, презирая себя за мольбу. — Это касается человека, чей труп я нашла на фонтане.

Даффи озлобленно отшвырнула книгу.

— Зачем втягивать меня в твои мерзкие маленькие игры? Ты очень хорошо знаешь, как они меня огорчают.

Огорчают ее? Дафф? Игры?

— Я думала, ты любишь преступления, — заметила я, указывая на ее книгу. Это был сборник детективных историй об отце Брауне Г. К. Честертона.

— Да, — ответила она, — но не в реальной жизни. От твоих нелепых выходок меня тошнит.

Это новость для меня. Я запомню ее, чтобы воспользоваться в дальнейшем.

— И от заявлений отца тоже, — добавила она. — Знаешь, что он сказал за завтраком, перед тем как ты спустилась? «Флавия нашла очередной труп». Как будто он этим гордился.

Отец это сказал? Едва могу поверить.

Откровения следовали одно за другим! Мне надо было поговорить с Даффи раньше.

— Это правда, — сказала я. — Я его нашла. Но я избавлю тебя от подробностей.

— Благодарю, — тихо ответила Даффи, и я подумала, что, может, она действительно чувствует благодарность.

— Посейдон, — сказала я, пользуясь частичной оттепелью. — Что ты знаешь о Посейдоне?

Вызов был брошен. Даффи знала все обо всем, и я была в курсе, что она не сможет сопротивляться желанию продемонстрировать свою сверхъестественную эрудицию.

— Посейдон? Он был грубияном, — произнесла она. — Хулиганом и грубияном. И еще бабником.

— Как бог может быть грубияном?

Даффи проигнорировала мой вопрос.

— Он был тем, что в наше время назвали бы святым покровителем моряков, и по весьма веской причине.

— Что это значит?

— Что он делал не больше того, что должен был. Теперь беги.

В другой раз я бы затаила обиду за то, что меня так властно выставили (я люблю это выражение — «затаить обиду», это из «Дэвида Копперфилда», где тетя Дэвида Бетси Тротвуд затаила обиду из-за его рождения), но не в этот раз, напротив, я ощутила странное чувство благодарности сестре.

— Спасибо, Дафф! — сказала я. — Я знала, что могу рассчитывать на тебя.

В этих словах был подтекст, но я честно была рада. И Даффи, думаю, тоже. Когда она взяла книгу, сквозь страницу я заметила, что уголки ее губ приподнялись.

Где-то глубоко в душе я ожидала найти Порслин в моей комнате, но, разумеется, ее не было. Я почти забыла, что она обвинила меня в попытке убийства.

Начну с нее.

ПОРСЛИН (записала я в записной книжке) — вряд ли может быть преступницей, напавшей на бабушку, поскольку в это время была в Лондоне. Или не была? Я могу полагаться только на ее слова. Но почему она почувствовала необходимость выстирать одежду?

БРУКИ ХЕЙРВУД — вероятнее всего, был убит тем же человеком, который напал на Фенеллу. Или нет? Или это Бруки ударил Фенеллу? Он был в тех краях в этот момент.

ВАНЕТТА ХЕЙРВУД — зачем ей убивать собственного сына? Она платила ему, чтобы он держался подальше.

УРСУЛА (?) — не знаю ее фамилии. Она возится с отбеливателями и ивовыми прутьями, и Ванетта сказала, что она энергичная защитница. Мотив?

КОЛИН ПРАУТ — Бруки его запугивал, но что Колин мог иметь против Фенеллы?

МИССИС БУЛЛ — угрожала Фенелле топором, утверждала, что видела ее по соседству, когда пропал младенец Буллов.

ХИЛЬДА МЮИР — кто бы она ни была… Фенелла упомянула это имя дважды: один раз, когда увидела ребенка Буллов на дереве в Канаве, и снова, когда я срезала ветки бузины в Изгородях. «Теперь мы все мертвы!» — крикнула Фенелла. Это Хильда Мюир на нее напала?

МИСС МАУНТДЖОЙ — была хозяйкой Бруки. Но зачем ей убивать его? Кража антикварной тарелки вряд ли может быть достаточной причиной.

Я провела линию и под ней написала:

ОТЕЦ — очень маловероятно (хотя он однажды выставил Фенеллу и Джонни Фаа с территории Букшоу).

ФЕЛИ, ДАФФИ, ДОГГЕР И МИССИС МЮЛЛЕТ — нет мотива ни для одного из преступлений.

Но постойте! Как насчет загадочной личности, судьбу которой Фенелла предсказала на церковном празднике? Что она сказала о ней?

«Настоящая грозовая туча». Я почти слышала ее голос. «Сказала ей, что в ее прошлом что-то кроется… сказала, что оно хочет выйти наружу… хочет, чтобы все исправили».

Увидела ли Фенелла в хрустальном шаре что-то, что решило ее участь? Хотя я помнила, как Даффи насмехалась над гадалками («фиглярами», как она их называла), не каждый разделял ее мнение. Разве Порслин, например, не утверждала, что ее собственная мать Лунита обладала таким великим даром второго зрения, что военное министерство финансировало ее гадания с магическим кристаллом?

Если Лунита действительно имела такие силы, не требуется сильно напрягать воображение, чтобы догадаться, что она унаследовала их от Фенеллы, своей матери.

Если Фенелла и Лунита обе обладали даром второго зрения, будет ли необоснованным предположение, что Порслин тоже может видеть за гранью настоящего?

Может ли быть такое, что Порслин увидела в моем прошлом то, что я сама не могу видеть?

Или она заглянула в мое будущее?

Слишком много вопросов и недостаточно фактов.

Мои плечи вздрогнули, но я встряхнулась и продолжила делать заметки.

Это место вызывает чувства, которые нелегко объяснить. Для моего предка Люциуса де Люса, должно быть, это было похоже на Великий Потоп, когда реку отвели из русла, чтобы образовать декоративное озеро. До того здесь был тихий изолированный лесок, куда Никодимус Флитч и хромцы приходили, чтобы проводить крещения и гулянья. Позже цыгане приспособили его под привал во время своих странствий. Харриет поддерживала их, но после ее смерти отец это запретил. Почему?