Андрей Троицкий - Прыжок в темноту Страница 31

– И что?

– По материалам служебного расследования, которое проводила служба собственной безопасности, он предоставлял крышу некой бандитской группировке, имея свой процент с каждого крупного дела. Лидером этой банды был наш старый знакомый Марков, он же Гребнев. Материалы на него, фотографии, пальчики, агентурные сведения, имеются в розыскном деле. Короче, личность Гребнева установили через связи Блинова. В свое время управление собственной безопасности провело внутреннее расследование, Блинова хотели прижать, но доказательная база оказалась слабой. И живых свидетелей нет. Блинов из милиции не ушел, он переехал в Нижний Новгород, где жила его мать, и продолжил службу в системе МВД.

– Да, история…

– А дальше следует цепь происшествий, о которых ты все знаешь, – Беляев упал в кресло. – Полгода назад Гребнев засветился в Германии компании Рамзана Вахаева. Летом его задерживают в Краснодаре, где Гребнев получает большие деньги от того же Рамзана Вахаева. Чеченцы организовывают побег Гребнева из автозака. Далее следует похищение нашего агента Максима Сальникова. Чуть позднее – расправа над ментами, продававшими джип. И один из ментов старый знакомый Гребнева – Блинов.

– Кое-какие вопросы лично у меня еще остаются, – сказал Колчин. – Надо бы побольше узнать об этом Гребневе. Циклоп сидит под Владимиром… Если выехать с утра пораньше, днем будешь на месте.

– Не вижу смысла. Нам не нужен Циклоп. Не сегодня завтра, когда Гребнев выйдет на контакт с Сальниковым старшим, мы его прихлопнем. И делу конец. Впрочем, съезди, проветрись. Я не возражаю.

Глава пятнадцатая

Обед закончился в час дня, и жилая зона снова опустела.

От ворот вахты до барака личных свиданий две минуты хода. Капитан Томшин, заместитель начальника колонии по режиму, проводил Колчина до крыльца. Узнав, что Циклопа еще не привели, четверть часа посидел на лавочке, отвечая на вопросы московского гостя. Томшин здесь человек новый, всего полгода на этой должности, поэтому со всеми зэками как следует не познакомился.

Накануне, узнав о приезде в колонию сотрудника внешней разведки, он перелопатил дело Владислава Петрова и пришел к выводу, что Циклоп, на воле беспредельщик и полный отморозок, стал не самым плохим заключенным. За два года, что он здесь парится, всего четырежды побывал в штрафном изоляторе. Да и проступки у него мелкие. Запустил миской с горячей баландой в лицо повара, не снял шапку перед надзирателем, а затем, когда тот сделал замечание, плюнул ему в лицо и так далее. Сюда он переведен из мордовской колонии, где у Циклопа возникли серьезные трения с местными авторитетами, его лишили одного глаза, тамошняя администрация опасалась за жизнь своего подопечного.

На суде Владиславу Петрову прокурор предъявил двенадцать эпизодов, в том числе разбойные нападения и мокрые дела, но бандит через своих друзей, оставшихся на воле, нанял трех лучших в городе адвокатов. В итоге удалось доказать лишь один эпизод. Циклоп, возвращаясь с вечеринки, остановил машину возле коммерческого павильона «24 часа», хотел выйти и купить пива, когда раздались пистолетные выстрелы. Он упал на пассажирское сидение, сделав вид, что убит, вытащил из-под кресла пистолет и ответным огнем через лобовое стекло уложил двух нападавших. Расстреляв всю обойму, вышел из машины, хотел убедиться, что киллеры мертвы, но увидел человека в телефонной будке. Это был восемнадцатилетний парнишка, студент первокурсник, звонивший родителям, предупредить, что задерживается, потому что долго нет автобуса.

Циклоп, слишком пьяный и возбужденный, решил, что парень звонит в милицию. Не долго думая, достал из багажника «Опеля» помповое ружье шестнадцатого калибра и трижды выстрелил. Картечь разнесла телефонную будку. Петрову светило пожизненное заключение, но адвокаты, завалив судебные инстанции протестами и апелляциями, добились двенадцати лет строгача. Жена Петрова развелась с ним, когда муж еще не добрался до пересыльной тюрьмы, оставила себе все имущество, загородный дом, три квартиры в Волгограде и одну в Москве. Из близких родственников у Циклопа остается родная сестра и племянник, великовозрастный дебил, которого этим летом арестовали за вооруженное ограбление двух работяг.

– Я работаю в этой системе без малого десять лет, – сказал на прощание Томшин. – На моей памяти такое впервые. Ну, когда ваше серьезное ведомство интересуется уголовным отребьем.

– Меня интересует не сам Циклоп, только его связи, – коротко ответил Колчин. – Дружки на воле.

– Заключенный Петров Владислав Николаевич номер тридцать шесть дробь четырнадцать, осужденный по статьям…

На пороге комнаты свиданий стоял двухметровый верзила в черной казенной курточке и штанах не по росту, едва прикрывавших лодыжки. В пудовых кулаках он мял пидарку с длинным козырьком. Целый глаз смотрел на мир со злым прищуром, левый стеклянный глаз напоминал светлую пуговицу от пальто.

– Садись.

Колчин раздраженно махнул рукой, словно отгонял назойливую муху. И, дождавшись, когда Циклоп устроится на табуретке, встал и развернул перед его носом удостоверение следователя Генеральной прокуратуры.

– Хорошая фотография, – одобрил Циклоп, не проявив ни страха, ни любопытства.

– Тут, на зоне, не уважают мокрушников вроде тебя, – Колчин бросил на стол коробок спичек и раскрытую пачку «Явы». – Зоны живут по старым воровским понятиям. И тебе, бандиту новой волны, тут не сладко. Глаз ты уже потерял. Возможно, скоро и голову в сортире утопят.

Стеклянный глаз Циклопа, оставался широко открытым. Века целого глаза подергивались от тика. Казалось, он кривляется, строит рожи, ради хохмы хочет рассердить, вывезти из себя прокурора.

– Класть я хотел на все их понятия. Я в авторитете, потому что не подставляю задницы и не держу член, когда кончает кто-то из паханов.

– Все равно хреноватая жизнь, – продолжил Колчин. – Норму в столярном цехе ты не тянешь, на ларек денег нет. А прежние дружки, Гребнев, например, о тебе давно забыли, даже посылки с грошовой махоркой ни разу не прислали.

– Значит, он еще жив?

– Он стал нашей головной болью. Но к Гребневу мы еще вернемся. Я говорю, что с воли никто кроме сестры Ларисы тебя не греет. Но ты же знаешь, что она одинокая женщина. Развелась со своим алкашом три года назад, с тех пор вламывает на двух работах. Вырастила сына Сережку. Те передачки, которые она тебе присылает… Короче, деньги на нее с неба не валятся.

– Мы с Тонькой свои люди. Сочтемся. А вы не давите на слезные железы инвалида.

– Я бы мог кое-что сделать для тебя.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Циклоп.

– Мне нужна кое-какая информация. Так, мелочи прежней жизни. Я не верю, что всю вашу волгоградскую команду отстреляли. Кто-то кроме Гребнева наверняка остался на воле. Собственно, о нем самом нам мало что известно. Я задам тебя два десятка вопросов и угощу настоящим кофе, у меня его полный термос. Нас интересует все, что ты сможешь вспомнить. Контакты, дружки, женщины… А я в свою очередь…

Колчин достал из сумки бумагу и ручку. Поставил на стол термос и пару пластиковых стаканчиков. Циклоп облизнулся и сглотнул слюну.

– Начальник, я не ссучился. И друзей за пайку хлеба или чашку кофе не закладываю. Мне в этой роскоши до звонка париться, – Циклоп обвел взглядом убогий крысятник с решетками на окнах и часто заморгал глазом. – Пересуда не будет, по закону не положено. Срок не скостят, потому что сижу я по мокрой статье. В другую колонию не прошусь. Так что, от вас, начальник, мне ничего не нужно.

– Не спеши отказываться, – покачал головой Колчин. – Авось, переведут с общих работ на хлеборезку, в библиотеку или санитаром в медсанчасть. Хочешь, на месяц положим тебя в больницу на обследование. Будешь пить кисель, листать газетки и бока пролеживать на чистой койке. А?

– Сегодня не базарный день. Мне до лампочки должности лагерных придурков, все эти хлеборезки и медсанчасть, – процедил сквозь зубы Циклоп. – Если уж мне суждено тут сдохнуть, сдохну на общих работах.

– Подыхай, – разрешил Колчин. – Это легче всего. Кстати, насчет сестры. Я тут навел справки в администрации у вашего заместителя начальника по режиму. Он говорит, что в нынешнем году тебе пришли от нее шесть писем. Три месяца назад, когда ты не сачковал на работе, получил разрешение сделать один телефонный звонок. Что-то вроде премии. Ты позвонил сестре. И очень расстроился после того разговора. Догадываюсь, о чем была беседа. Твой племянник Сережа вместе с приятелем избили двух подвыпивших мужиков и, угрожая ножам, обчистили их до нитки и пропил деньги в ту же ночь. Телесные повреждения средней тяжести, разбой в составе группы… Колчин замолчал. Циклоп ученый человек и прекрасно знает, сколько лет напаяют парню за такие дела. – Ну и что? – спросил он. – Вчера твоего племянника выпустили из Матросской Тишины под подписку, – Колчин положил на стол мобильный телефон. – Потерпевшие хотят забрать свои заявления. Они пояснят, что сами спровоцировали нападение подростков, нецензурно оскорбляли их, угрожали и так далее. Никакого суда над твоим племянником не будет. Все спустим на тормозах. Сейчас я наберу номер, ты поговоришь с сестрой и Сергеем. Убедишься, что мои слова не туфта. Парень дома. – Дома? – переспросил Циклоп. – Но я запросто все переиграю. Отберем подписку, Сережу засунем обратно в камеру, а заявления потерпевших останутся у следователя под сукном. Собственно, дело уже можно передавать в суд. Ну, теперь твой ход. – Набирайте номер, начальник. Я хочу поговорить с Ларисой.