Дик Фрэнсис - Смертельная скачка Страница 31

— В парадном круге я отдал ему приказ. Я сказал, что жду от него лучших результатов, чем он принес Рольфу Торпу. Он ответил, что понимает. — Ванген откусил пирожное. Облизал губы. Прожевал. Проглотил. — После заезда он расседлал лошадь и пошел взвешиваться. Больше я его не видел.

— Пока расседлывал лошадь, Шерман не рассказал вам, как вела себя кобыла, как она прошла маршрут?

— Нет. Я говорил Холту, что она нуждается в хорошей порке для собственного успокоения. Холт не согласился. С Шерманом я не разговаривал.

— Вы поздравили его? — Из чистого любопытства спросил я.

— Нет.

— Теперь жалеете?

— Почему я должен жалеть?

Вам бы надо поменьше есть, хотел я сказать, но удержался. В конце концов, его психологическая инвалидность не мое дело.

— Боб Шерман упоминал о пакете, который он привез из Англии?

— Нет. — Теперь Ванген засунул в рот все оставшееся пирожное и тщетно пытался соединить губы.

— Вы просили его в следующий раз, когда он приедет, работать с этой кобылой?

Ванген непонимающе уставился на меня, а когда заговорил, вязкая слюна и крошки вылетели у него изо рта.

— Но он же больше не приехал.

— Я имею в виду тот последний день, вы просили его работать для вас снова?

— А-а. Нет. С жокеями договаривается Холт. Я только говорю ему, кого я хочу.

— Вы никогда лично не звонили Шерману в Англию, чтобы обсудить его работу с вашими лошадьми?

— Конечно, нет.

— Некоторые владельцы разговаривают со своими жокеями, — заметил я.

— Я плачу Холту за то, что он выполняет эту часть работы.

И как много теряете, подумал я. Бедный, толстый, нелюбимый, искалеченный, богатый молодой человек. Я поблагодарил его за то, что он нашел время для встречи, и вернулся к Эрику. Свен Ванген смотрел на нас в окно, слизывая крем с пальцев.

— Ну? — спросил Эрик.

— Он может отдать приказ, но сам никогда не убьет.

Эрик вел взятый напрокат «Вольво» к воротам и ворчал.

— Куда теперь?

— Вы промокли. Почему вы гуляли под дождем? — спросил я.

Эрик смутился.

— М-м-м... Я подумал, что лучше услышу, если вы закричите.

Мы молча проехали миль пять, и на развилке Эрик притормозил.

— Здесь вы должны решить. Эта дорога на ипподром. А эта в аэропорт. Ипподром гораздо ближе.

— В аэропорт.

— Правильно.

Эрик с такой скоростью понесся к Форнебу, будто сам хотел взлететь.

— Они не смогут нас выследить, — заявил он.

— Вы шутите.

Тридцать с небольшим миль мы одолели за полчаса.

Нас никто не преследовал.

«С 14» была заперта, а «С 13» открыта, и в ней торчал ключ с точно такой же черной биркой, как и на ключе «С 14». Две вместительные автоматические камеры хранения в нижнем ряду трехэтажных шкафов.

— Это то, что вы искали? — спросил Эрик.

— Кажется, да, — кивнул я.

— И что теперь будем делать?

— Немного погуляем вокруг и убедимся, что здесь нет знакомых лиц.

— Разумная мысль.

Мы походили, постояли у стены, где кончались ряды камер хранения, но, насколько я мог судить, все люди в аэропорту были мне совершенно незнакомы. Потом не спеша подошли к шкафам, Эрик встал спиной к «С 13», готовый в любой момент мужественно отразить атаку врага, а я спокойно выудил из кармана ключ и вставил его в замок «С 14».

Ключ без труда влез в замочную скважину. Ошибки не было. Замок щелкнул, и дверь открылась. В камере могло бы уместиться два больших чемодана, но на нацарапанном дне, будто забытый и бесхозный, лежал листок бумаги.

Я нагнулся, достал его и спокойно положил во внутренний карман пиджака. Выпрямляясь, спросил у Эрика:

— Кого-нибудь заметили?

— Ни души из тех, кого мы знаем.

— Давайте выпьем кофе.

— А что с камерой?

Я поглядел на «С 14» с ключом, торчавшим из замка открытой двери.

— Она нам больше не нужна.

Мы направились к буфету, Эрик купил кофе для нас обоих и пару сандвичей для себя. Потом мы устроились за грязноватым пластмассовым столом среди пассажиров с раздутыми сумками, детьми, бегавшими вокруг, и родителями, запрещавшими им бегать. Чуть ли не с трепетным чувством ожидания я вынул листок, который оставил в камере хранения Боб Шерман.

Я предполагал, что это должно быть что-то, дающее повод для шантажа. Интимное письмо или фотография, которую никто не рискнет показать жене. Но оказалось, ни то и ни другое. Боб Шерман оставил в камере хранения нечто, вообще непонятное мне.

Лист бумаги, казавшийся толстым, потому что был сложен в несколько раз. Когда я его развернул, он вытянулся в ленту почти три фута длиной и около шести дюймов шириной. Эта полоска бумаги была разделена на три колонки, которые, похоже, надо читать снизу вверх. Но ничего прочесть я не смог, потому что каждая колонка шириной в полтора дюйма[6] состояла из квадратов и прямоугольников, а не из цифр и букв. Квадраты и прямоугольники отличались друг от друга только более сильным или слабым затемнением. Вдоль левого края листа с правильными промежутками стояли цифры, начиная с тройки наверху и кончая четырнадцатью внизу. В верхней части ленты от руки было написано «Сводка данных».

Я сложил лист и снова спрятал в карман.

— Что это? — спросил Эрик.

— Не знаю.

— Кнут разгадает. — Он допил кофе.

Я полагал, что это дело не имеет отношения к Кнуту.

— Нет, — сказал я, — бумага привезена из Англии. И, по-моему, ее надо отвезти туда и там узнать, что это такое.

— Это дело ведет Кнут, — со спокойной настойчивостью возразил Эрик.

— Но я тоже веду это дело. — Немного помолчав, я нерешительно продолжал:

— Скажите Кнуту, если считаете необходимым. Но я бы предпочел, чтобы вы не упоминали вообще о нашей находке, потому что мне бы не хотелось, чтобы новость распространилась в Осло. Если вы скажете Кнуту, он должен будет написать рапорт, а вы не знаете, к кому попадет этот рапорт. Я бы хотел сказать ему сам, когда вернусь. В любом случае мы не можем составить план кампании, пока не узнаем, с чем имеем дело. И мы ничего реально не достигнем, сказав ему о бумаге сейчас.

Похоже, что мои слова не убедили Эрика, он упрямо молчал, но потом вдруг спросил:

— Где вы нашли ключ от камеры хранения?

— В шлеме Боба Шермана. Его упрямство медленно таяло.

— Хорошо, — наконец согласился Эрик. — Я ничего не скажу Кнуту. Он мог бы и сам первым найти этот ключ.

Его вывод едва ли можно было оценить как образец логики, но я поблагодарил Эрика, посмотрел на часы и сказал:

— Я могу успеть на самолет в два пять.

— Прямо сейчас? — удивился Эрик. Я кивнул.

— Не говорите никому, что я улетел в Лондон. Не хотелось бы, чтобы мой друг с желтыми глазами встречал меня в Хитроу.

— Дэйвид Кливленд? Не знаю такого, — усмехнулся Эрик. — Я передам от вас поклон бдину.

Я смотрел, как его взлохмаченная фигура, возвышаясь над толпой, пробиралась к дальнему выходу с аэродрома, и внезапно почувствовал себя без него незащищенным. Но ничего непредвиденного не случилось. Я успел на самолет, благополучно приземлился в Хитроу и, немного подумав, оставил свою машину там же, где она и была, — на стоянке возле аэродрома, а сам поездом поехал в Кембридж.

Воскресный вечер в середине семестра — удачное время, чтобы найти бородатых профессоров в их норах. Но первый же, кого я нашел, разочаровал меня. Он читал лекции по компьютерному программированию, но моя «Сводка данных», по его мнению, никакого отношения к компьютерам не имела. «Почему бы не попробовать у экономиста?» — посоветовал он. Я попробовал у экономиста. «Почему бы не попробовать у геолога?» — предложил экономист.

Хотя было уже десять вечера, я попробовал у геолога. Он, едва взглянув на мою полоску с прямоугольниками и квадратами, воскликнул:

— Господи, где вы достали такую сводку, ведь эти данные охраняются, как золотые слитки!

— Что это? — спросил я.

— Самое главное. Схема. Данные бурения. Видите эти цифры с левой стороны? Я бы объяснил так: они показывают глубину каждой секции. Может быть, в сотнях футов. Может быть, в тысячах.

— А вы можете сказать, где производилось бурение? Он покачал головой, молодой энергичный человек с рыжеватыми прядями, торчавшими из неухоженной бороды.

— Это может быть в любой точке мира. Нужно иметь ключ, чтобы догадаться по затемненности фигур, ради чего проводили бурение, что искали.

— И нет никакой возможности узнать, откуда получена эта «Сводка данных»? — огорченно вздохнул я.

— Конечно, есть! — убежденно воскликнул он. — Все зависит от того, насколько это важно.

— Это долгая история. — Я поглядел на часы, висевшие у него на стене.

— Сон — напрасная трата времени, — с убежденностью истинного ученого возразил он, и я более-менее подробно объяснил, почему надо узнать, откуда получена эта схема.