Елена Арсеньева - Безумное танго Страница 31

На эти картинки косились все покупатели, но подойти осмеливались немногие. Да и вообще, судя по унылым лицам художников, спрос, как всегда, отставал от предложения. Только лицо подражателя Вальежо было не унылым, а сердитым. И вдруг, к своему изумлению, Тамара узнала его. Эти смугло румяные щеки, каскетка козырьком назад, из-под которой видны аккуратные темные пряди… Тот самый маляр, штукатур, рабочий – словом, человек в белой майке из ее двора! Пусть сейчас не в белой майке и не в штанах хаки, а в чем-то джинсовом, но он.

Она стояла и глазела на него, как дура, не веря своим глазам. И вдруг он повернулся и увидел ее. В глазах что-то вспыхнуло, и Тамара поняла, что угадала правильно: это он! Ее спаситель!

Сейчас повернуться и убежать было никак нельзя, пришлось шагнуть вперед и выдавить:

– Я вас так и не поблагодарила…

Тамара замолчала, скованная непонятным смущением.

Он смотрел так странно, будто с изумлением. Наверное, удивлялся, что немолодая дама ведет себя так глупо, как перепуганная девочка, двух слов связать не может.

Ну, не могла. Не могла!

– Да ладно, подумаешь, – сказал он с таким же смущенным выражением. – Главное, что с вами все в порядке.

К нему подошел покупатель, и с решетки была снята еще одна картина: атлетический юноша со злым красивым лицом сажает меж своих раздвинутых ног маленькую девушку-бабочку, держа ее за разноцветные крылышки. То, на что он ее сажал, было прикрыто коленом. Но, судя по восхищенному лицу бабочки, по ее протянутым рукам, она была просто в восторге.

Картина была подписана: «Роман…», а потом фамилия, но ее Тамара не успела прочитать.

– Ваши картины? – спросила Тамара, когда ее спаситель сунул в карман деньги, не сосчитав их.

– Мои, – сердито ответил он.

Значит, его зовут Роман. Редкостное имя. Ему подходит. Но почему он рассердился?

У Тамары упало сердце. Не на нее ли? За что?

– Я бы… – начала она, от робости запинаясь, как Митрофанушка, – я бы хотела купить вашу картину, если можно.

– Конечно, – сразу оживился Роман. – Только не из этих. Это, как говорится, всё на продажу. – Он пренебрежительно отмахнулся от девицы, которая использовала вместо мультивибратора змею, от змея, который страстно обнимал девицу, а также от пятерки других монстров, тянущих свои чешуйчатые или волосатые лапы, хвосты и языки к развратным красоткам. – Вам бы я хотел показать свои настоящие картины! Может, выберете время прийти ко мне в мастерскую? Знаете мастерские Союза художников на Маяковке, над магазином «Малахит»? Снимаю комнату у одного местного мэтра, звонок с надписью «В. Логунов». Я там практически каждый вечер бываю, приходите в любое время до полуночи.

И, прощально улыбнувшись, отвернулся к очередному покупателю.

Тамара направилась было своим путем, но далеко не ушла, а села на веранде ближайшего кафе и уставилась в стакан с пепси-колой. У него были точно такие глаза: живого карего цвета, как бы с рыжиной. «Эти глаза напротив чайного цвета», – вспомнила она жутко популярную в годы ее молодости песню и криво усмехнулась. Вот какие глаза у этого Романа: чайного цвета. «Эти глаза напротив, что это, что это?»

Что это? Тамара опять пошла по Покровке. С ней кто-то поздоровался, но она не поняла, кто. «А интересно, он знает, кто я такая?» – подумала она и вдруг почувствовала дикий прилив ненависти к Чужанину, которому когда-то служила так преданно и беззаветно, а он бросил ее, будто ненужную, использованную вещь. А теперь она кто? Бывшая теледива, бывший директор телеканала, растратчица бюджетных средств, сорокатра-та-та-летняя женщина, к которой не потянулся с любовью и страстью ни один мужчина, ее только изнасиловать хотят… Знакомство с ней – чем оно может привлечь молодого красавца с глазами чайного цвета?

«Пусть я впадаю, пусть, в сентиментальность и грусть, воли моей супротив эти глаза напро-о-ти-ив…» Ах, как волшебно выпевал когда-то Ободзинский эти неуклюжие слова! «Воли моей супротив», надо же такое выдумать!

«Воли моей супротив, – подумала Тамара почти с отчаянием, – я все-таки схожу сегодня к нему в мастерскую. Должна же я его хоть как-то отблагодарить!»

Юрий Никифоров. Июнь 1999

Это был небольшой некролог – совершенно в духе былых времен, с резюме «Память о нем навсегда сохранится в наших сердцах» и подписью «Группа товарищей». По тексту выходило, что человека лучше Сани Путятина не рождала еще земля нижегородская, а уж когда он возглавил здешний филиал «Меркурия», то взлетел на недосягаемые высоты. Рядом была фотография. Саня Путятин, без своих неизменных темных очков, лет на десять моложе того, каким его в последний раз видел Юрий, с непонятным выражением смотрел в глаза старинному знакомцу. Может, прощения просил?

Чувствуя неприятное жжение в глазах и легкую тошноту, Юрий отбросил газетку с некрологом, тем более что там, кроме эмоций и суховатого перечня этапов большого трудового пути, не содержалось никакой информации, и начал уже вставать, вспомнив, что на свете существует такая бесценная вещь, как холодный душ. Тут под его ногами что-то зашуршало, и он увидел еще одну газету. Все-таки, наверное, это Женя снабдил его прессой, ведь трудно представить, что Юрий ночью еще бегал по киоскам «Роспечати»… Да и закрыты они по ночам-то!

Он снова завалился на диван и уставился на снимок чуть не в четверть полосы, нечеткий из-за большого увеличения. На него смотрела оскалившаяся женщина с неприятно полузакрытыми глазами и всклокоченными черными волосами, в которых запутались серьги. Платье у нее было сбито на грудь, ноги ужасно растопырены. Рядом лежало что-то, напоминающее большой мешок.

«Гадость какая, – подумал Юрий. – Изнасилование, что ли? Хотя это ведь «Губошлеп»… Что тут еще может быть, кроме изнасилования!»

Вот странно: сколько он знал газет под таким названием «Губернские ведомости», все они были не просто желтые, а вообще цвета, как бы это поточнее сказать, детского поноса. И запашок от них шел соответственный. Будь это «Ведомости» тюменские, астраханские, владивостокские, еще какие-нибудь… Что касается «Ведомостей» нижегородских, то Юрий раз двадцать зарекался их читать. Создавалось такое впечатление, будто их корреспонденты не смотрят на жизнь, а подглядывают за ней, причем наблюдательным пунктом выбирают загаженный сортир либо становятся раком и глазеют на мир из такой вот позиции, в первую очередь созерцая собственные гениталии, а уж потом все прочее. И при этом практически в каждом номере находилась отличная, едкая публицистика, ради которой Юрий все-таки покупал эту поганенькую газетенку, и снова натыкался в ней на всякую дрянь, и снова клялся не читать.

Он снова изготовился подняться с дивана, как вдруг взгляд упал на заголовок: «Кончить, чтобы кончиться». И более мелко: «Глава «Меркурия» найден мертвым в интересной позиции вместе со своей сотрудницей».

Это была заметка о гибели Сани Путятина, и когда Юрий с трудом дочитал ее до конца, ему захотелось немедленно, вот прямо сейчас, пойти и убить автора.

Даже его, Юрия Никифорова лично, немало пострадавшего от Саниных игр, смерть Путятина ошеломила и заставила утихомирить свою ненависть. Но этот Ал. Фавитов, написавший заметку, похоже, только и ждал, чтобы Саня Путятин умер, только и мечтал перемазать мертвого всей имеющейся у него грязищей!

Чего только не узнал Юрий о Тимкином брате… И как он некогда служил в погранвойсках, а потом был секретным стукачом в Конторе Глубокого Бурения, а поскольку работал в НИРФИ, то понятно, на кого стучал в первую очередь: на молодого, прогрессивного радиофизика, который просто из штанов выскакивал, до того ему хотелось остановить строительство атомной станции в Нижнем Новгороде! Потом выяснилось (но лишь для узкого круга, а вовсе не для широких народных масс, по-прежнему писавших кипятком при виде черной кучерявой шевелюры), что радиофизик сам регулярно получал конвертики из той же Бурильной организации и вообще затеял весь этот сыр-бор со станцией, чтобы взметнуть волну народную, которая вынесет его к креслу мэра. А станцию, если честно, в верхах уже давным-давно решено было законсервировать из-за бездарно выбранного места строительства – это раз, плохих почв, которые размывались на глазах – это два и отсутствия финансирования – три. Только об этом никто не знал, а вот радиофизик не иначе как в трубу подзорную подглядел секретную документацию… После всех этих открытий оба интеллигентных бойца невидимого фронта резко подружились и плечом к плечу принялись торить тропку к зданию мэрии – для радиофизика по фамилии Чужанин, который это здание и взял-таки штурмом на первых же демократических выборах. Много физиков и лириков тогда взлетели на ключевые посты в политике и экономике города! Путятин старался политики избегать, а вот к экономике сделался неравнодушен и в награду за боевые заслуги стал директором коммерческого «Волгобанка», которому поручено было проводить налоговые платежи в бюджет, как местный, так и федеральный.