Андраш Беркеши - Агент № 13 Страница 31

Хубер не на шутку перепугался. А за окнами между тем совсем потемнело, подул сильный ветер — надвигалась гроза. Хубер напрягал слух, надеясь услышать хоть чьи-нибудь шаги. Может, Кара все еще не снял наблюдение… Но за окном лишь деревья шумели на ветру да волны гулко плескались о берег. «Неужели это конец?» — подумал Хубер. Он чувствовал, что лоб у него покрылся испариной, но достать из кармана платок не решался, опасаясь, что Герцег неправильно истолкует его движение.

— Не теряйте благоразумия, Вальтер, — сказал он тихо. — Мы же здесь не одни.

— Нет, одни. Мы совсем одни, Хубер.

— А соседи?

— Они ничего не услышат. Встаньте. Подойдите сюда и выньте все из карманов. И побыстрее. Пиджак также положите на стол.

Хуберу оставалось только повиноваться, и он без разговоров выложил на стол содержимое карманов.

— Выверните карманы и садитесь в это кресло. Быстрее, а то я вас подгоню. Вот так! Руки сложите на груди.

Хубер успел вытереть рукавом пот со лба. Он видел, как Герцег внимательно обследовал карманы его пиджака, потом просмотрел лежавшие на столе документы. Вот он взял список. Пробежал его глазами, но ничего не сказал.

За окнами ослепительно вспыхнула молния, и в ту же минуту раздался страшный удар грома.

— Я ведь уже говорил, — наконец нарушил молчание Герцег, — что мы и в школе вас не любили. Вы слишком много о себе воображали. Правда, Браун очень вас ценил. Но нам это не нравилось. Вот жену вашу мы любили. Что да, то да! И не только я ее любил. Еллинек — тоже. Но не думайте о ней слишком плохо. Просто вашей Грете надоело жить со стариком. Все-таки пятнадцать лет разницы в возрасте — это не шутка…

— Оставьте мою жену в покое! — задыхаясь от гнева и ненависти, проговорил Хубер. — Все равно я ни одному вашему слову не верю.

— Вам нужны доказательства? Тогда, может быть, вам напомнить, что у Греты под левой грудью родинка?

Хубер потерял самообладание и вскочил с места, но сильный удар швырнул его обратно в кресло. Он ощутил приступ дурноты: перед глазами был туман, не хватало воздуха.

— А вообще вы дьявольски ловко подстроили автомобильную катастрофу бедной Грете, — доносились до него, словно откуда-то издалека, слова Герцега.

Хубер застонал.

— Это неправда! — прохрипел он.

— Это доказано. У меня есть стопроцентные доказательства, что именно вы убили Грету. И до чего же гениально вы это дельце обтяпали… — Герцег мельком взглянул на список: — Смотрите больше не вскакивайте с места, иначе получите такой удар, что уже не очухаетесь. Интересно, вам Грета ничего обо мне не рассказывала?

Хубер молчал. Он вспомнил Грету, и сердце у него сжалось. Ему было больно, что у его молодой жены был любовник, но еще больнее было сознавать, что она могла изменить ему с такими ничтожными людьми, как Герцег и Еллинек.

— А это еще что такое? — спросил Герцег, приподняв левой рукой список. — Если не ошибаюсь, это расшифровка нашего кода «К-шесть»? — Он начал считать имена. — Да, двенадцать фамилий. Двенадцать паролей и отзывов. Как раз дюжина. Итак, вы раскрыли шифр, старина?

— Выслушайте меня. Я вам все объясню.

— Мне-то вы вряд ли уже что-то объясните. Разве что Виктору Меннелю. Сейчас вы с ним встретитесь на том свете. Но сначала ответьте мне на два вопроса. Во-первых, от кого вы получили расшифровку кода «К-шесть»? И во-вторых, где магнитофонная запись последнего донесения Меннеля?

— Понятия не имею. Если вы рассчитываете найти это у меня, то глубоко заблуждаетесь. А код этот известен мне уже давно. — Он видел, что Герцег не верит ему. Герцег что-то сказал, но слова его потонули в новом ударе грома.

«Я должен его переубедить, — подумал Хубер, — иначе мне конец…»

— Послушайте, Герцег. Вы с ума сошли. И способны совершить сейчас роковую ошибку. Я не думаю, чтобы Браун дал вам такие указания. Просто вы меня ненавидите и собираетесь действовать по своему усмотрению…

— То, что я вас ненавижу, — это верно. Но действую я не по своему усмотрению. К тому же у нас с вами есть лишь два выхода: либо я вас ликвидирую, либо вы меня. Второе меня никак не устраивает.

Гроза все усиливалась. Хлынул дождь, рассекая небо, сверкали молнии, гремел гром. Но Герцег не обращал на это ни малейшего внимания.

— Вы стали предателем, — неумолимо произнес он. — Вот доказательства… А это еще что за план? — спросил Герцег, взяв со стола белую промокательную бумагу с чертежом на ней.

— Я хочу построить себе виллу.

— Здесь?

— В Баварии. Собираюсь несколько лет спустя открыть свой пансионат.

— И это вы сами вычертили план?

— Скорее, просто баловался…

— Та-ак… И шифр вы раскодировали тоже из баловства?

— Я должен был это сделать.

— Сколько вам посулили за это?

— Вы совсем рехнулись, Герцег.

Тот подошел к Хуберу и ударил его по лицу.

— Это как задаток, — сказал он.

Удар был сильным, Хубер усилием воли подавил в себе готовый вырваться наружу стон.

— Вы еще пожалеете об этом, — сквозь зубы прошипел он и понял, что ему ничего иного не остается, как бросить на стол свою последнюю карту. — Да, вы очень пожалеете об этом, Герцег!

— Что же, раскаяние в содеянном — дело благородное, — ехидно ответил Герцег и нанес еще более сильный удар Хуберу. — Так пусть уж раскаяние будет полным.

Голова у Хубера откинулась назад, все перед глазами поплыло. И он, уже ничего не соображая, почувствовал, что проваливается куда-то. В течение нескольких минут он ничего не слышал и не видел: ни бушующей над озером грозы, ни вспышек молний, ни ударов грома. Не видел он и того, как Герцег сгреб со стола все бумаги и положил их в целлофановый мешочек. Первое, что ему пришло в голову, когда он очнулся, была мысль: «Глупо погибать именно сейчас, на пороге новой жизни». Он принялся считать про себя. Сосчитав до двадцати, почувствовал, что сознание полностью к нему вернулось.

— Подойдите к отопительной батарее, — тоном приказа произнес он, — и загляните за нее.

Он хорошо понимал, что ему трудно будет перехватить инициативу, но с людьми, которые, подобно Герцегу, способны на все, в сложившейся ситуации можно и нужно разговаривать только так. И он вдруг представил себя снова офицером генштаба, привычно отдающим приказы, офицером, который даже в последние, безнадежные дни войны не потерял голову и без страха смотрел смерти в лицо…

Герцега и впрямь поразил неожиданный тон Хубера. Ведь он предполагал, что этот старый надменный пруссак, оказавшись в таком положении, начнет умолять о пощаде. Не спуская ни на миг глаз с Хубера, он медленно подошел к батарее отопления. Что-то внутри подсказывало ему, что он должен это сделать. Бросив быстрый взгляд за батарею, он увидел спрятанный там радиопередатчик и микрофон. Герцег даже присвистнул от изумления. Дотянувшись левой рукой до миниатюрного передатчика, умещавшегося у него на ладони, он вытащил его.

— Тип «А», если не ошибаюсь, — сказал он. — Мы таким уже не пользуемся.

— А я пользуюсь и считаю его чувствительнее и надежнее других. В нем можно произвольно менять длину волны, и в радиусе пяти километров он обеспечивает отличный прием.

— Зачем вам понадобилась эта техника?

— Я ведь знал, что вы попытаетесь каким-то образом разделаться со мной, — сказал Хубер. — И мне, в общем-то, было бы это безразлично, я уже не молод. Жизнь прожита, и я устал. — Он говорил медленно, убежденно, и в его словах звучали искренность и волнение. — Да, да, я просто устал жить. Но я не желаю, чтобы мой сын считал своего отца предателем. Я не молил вас о пощаде. Вы спокойно можете покончить со мной хоть сейчас. Но должен предупредить вас: план ваш провалился. Вам не удастся в глазах властей представить мою смерть как дело рук «неизвестных убийц». Магнитофонная запись сохранит голос Вальтера Герцега и ускорит его разоблачение. После моей смерти эта запись попадет в надежные руки. И компетентные органы точно будут знать, кто действительные предатели и убийцы, а кто хотел сорвать гнусные планы этих предателей.

Герцег задумался. От его самоуверенности не осталось и следа. Он понимал, что попался в ловушку, причем в такую, из которой не так-то легко выбраться. И поделом — ведь и Шлайсиг предупреждал его: «Будьте очень и очень осмотрительны, Герцег. Хубер недюжинный человек. И в поединке с ним используйте не только кулак и пистолет, но и ум, сообразительность». И вот сейчас Герцег стоял перед Хубером, зажав в ладони микропередатчик, и не знал, как ему быть. Такого оборота дела он, конечно, не мог предвидеть. А главная беда в том, что Браун и его советчики ошиблись. Все говорит за то, что Хубер действительно не предатель. «Какой же я был болван, — подумал Герцег, — что поверил Брауну. Ведь мне-то уж следовало знать, это у Брауна и Шлайсига имеются свои, личные причины желать гибели Хубера. И по возможности „за железным занавесом“, чтобы и самая легкая тень подозрения не пала на них». А теперь и Браун и Шлайсиг будут все отрицать, а то и донесут на него, Герцега. Возможно, они в это самое время уже известили окольными путями венгерские органы госбезопасности, предав и его и Еллинека. Тем самым они освободятся не только от Хубера, но и от них, опасных свидетелей.