Берхард Борге - Мертвецы сходят на берег Страница 31

- Ну, давай, дорогая, рассказывай! - произнес Арне. - Мы тут все переволновались, а я уж, грешным делом, подумал, что Пале тебя насилует.

- Самое смешное, что ты не так уж далек от истины! - весело заявила Эбба. - Но я буду рассказывать по порядку, а вы не перебивайте. Значит, дело было так...

Я подошла к дому около трех. И честно говоря, пока я шла, мое боевое настроение почти улетучилось. Просто смешно, настолько отрезвляет обыкновенная прогулка под холодным дождем! "Так Трусами нас делает раздумье", - сказал Гамлет, и я с ним согласна. Если бы я не боялась ваших насмешек, то просто вернулась бы домой. Но самолюбие - о! И поэтому я взяла себя в руки и постучала.

Дверь открыл Пале. Я подумала: ну, держись! Надулась, напыжилась и промаршировала в дом, словно инспектор полиции. И сообщаю: мне нужно поговорить с Лиззи. А он со своей мерзкой улыбочкой отвечает: она больна и ей, дескать, нужно пару дней полежать в постели, и лучше бы поберечь ее сейчас от серьезных разговоров, поскольку она нуждается в покое и отдыхе... Старая свинья! Начинает мне, короче, пудрить мозги. И тут я взрываюсь и выкладываю ему в соответствующих выражениях все, что я о нем думаю. Я сообщаю ему, что это неслыханная наглость - вот так прийти и увести человека из дома, куда он сам пришел за помощью! Говорю, что он самый настоящий садист, что он не имеет никакого права так измываться над молодой, слабой женщиной, которая ему в дочки годится и которая ему даже не жена - ни перед Богом, ни перед людьми. И если он думает, что с человеком можно обращаться, как с подопытным кроликом, то он глубоко заблуждается! И что я не уйду из этого дома без Лиззи.

И что вы думаете? Все это он, разумеется, пропускает мимо ушей. Как о стену горох! Он улыбается еще слаще прежнего и говорит: "Милая фру Каппелен-Йенсен! Боюсь, вы не вполне разобрались в ситуации. У Лиззи было не очень счастливое детство, и вот, как издержки дурного воспитания - девушка выросла очень нервозной, с крайне неустойчивой психикой (это он мне-то, психологу, говорит!) и она страдает некоторыми навязчивыми идеями, и сегодня, по всей вероятности, с ней случился такой срыв, но если вы, милая фру, непременно желаете с ней переговорить, то ради Бога!" И пусть, дескать, Лиззи сама разъяснит мне, что это всего лишь недоразумение. И он, представьте, отвел меня к Лиззи в спальню и оставил там с ней наедине. И даже не подслушивал за дверью, я в этом лично убедилась...

Лиззи лежала в постели, вялая, апатичная, с самым отсутствующим и равнодушным видом... Знаете, на что это похоже? Да, я видела таких наркоманов! Увидела меня и слабо так улыбнулась. Я пыталась ее поднять, говорю:

Я пришла за тобой, пойдем, тебя ждут, он тебя отпустит со мной! Все без толку... Она вяло так машет рукой и бормочет, что у нее был истерический припадок. И что она наговорила нам всякую чушь, и чтобы мы ее простили, это все неправда, потому что она живет в мире грез и фантазий, и что с ней бывают такие припадки, когда она болтает Бог знает что. И что Пале ее муж, и что ей хорошо с ним и ничего не надо, только бы немного поспать, потому что она очень устала. Я изо всех сил старалась ее растормошить, но она как пьяная. Я пыталась ей объяснить, что на самом деле, все наоборот; это он ей внушает, будто у нее истерия, а она совершенно здоровая, нормальная женщина, что все будет хорошо, она будет жить у нас с Танкредом, пойдет работать, выйдет замуж за нормального молодого человека, родит детей... Все без толку! Мне, говорит, и так хорошо, только дай мне поспать, и буквально засыпает у меня на руках... Ну, что тут делать?

Я спустилась в гостиную. Пале с самым невинным видом предлагает присесть на минутку, чтобы просохнуть и выпить с ним рюмочку превосходного ликера. Я была в такой ярости, что больше всего на свете хотела бы отвесить ему хорошую оплеуху! Моя миссия позорно провалилась! Ну, думаю, ладно, я с тобой присяду и послушаю, что ты мне наболтаешь, грязный ублюдок! Не идти же домой с пустыми руками! Ты, думаю, сейчас будешь пить, язык у тебя развяжется, и я уж задам тебе парочку интересных вопросов на засыпку, ты у меня еще расколешься!

Он ведь не знает, какая у меня специальность! Ну, я улыбаюсь, изображаю большое смущение и сажусь. Наливает он мне какой-то зеленый ликер. Вкус необычный, с горчинкой. Объясняет, что настоящий старинный абсент. И начинает болтать без умолку. Про свою интереснейшую работу, про Йоргена Улле, потом про сатанизм и про всякие культы...

- Это его конек! - не выдержал я. - Точно с таким же докладом он выступал перед нами.

- Я так и поняла, - сказала Эбба. - Я помню, как вы рассказывали. Так вот, я уверена: это выступление у него отработано, как у актера. Наверно, упражнялся перед зеркалом...

Но надо отдать ему должное - выступил он прекрасно. Я бы сказала: он не только мастерски владеет материалом, но у него приемы превосходного лектора при всей логике, речь красочная, образная, то он цитирует старинные книги, то припоминает забавный анекдотец... Параллели тоже очень любопытные. У него получается, что тайные оккультные общества имеют большую власть и оказывают влияние на определенные исторические события. В этом с ним трудно спорить. И еще он вполне убедительно доказывает, что черный культ всегда имел большую привлекательность для человеческой души. Ладно, это все, так сказать, из области рассудочной. Но интересно другое: чем больше он говорил, тем больше меня это захватывало. Я, пожалуй, могу понять, в чем его обаяние... Дьявольское обаяние. - Мефистофель ведь тоже обаятелен на свой лад!

Эбба энергично встряхнула головой и с сосредоточенным видом прополоскала рот коктейлем, словно это был зубной эликсир.

- До сих пор не могу избавиться от привкуса абсента! - сердито проговорила она. - Горько во рту. Я уверена: там не только полынь, там какое-то наркотическое средство подмешано! Ну, ладно. Так он разглагольствовал около часа. А потом решил, что пора переходить к следующему пункту программы.

И вот он загадочно улыбается и предлагает показать мне нечто совершенно необыкновенное, чего я больше нигде не увижу. Домашнюю часовню Йоргена Улле. Если я, конечно, не испугаюсь спуститься в подвал... Ну, я, разумеется, соглашаюсь. Во-первых, я считаю себя не менее храброй, чем он, а во-вторых, мне действительно интересно. И вот он зажигает лампу, и мы, так сказать, спускаемся в преисподнюю.

В этом подвале вы все побывали, за исключением тебя, Танкред, и сами все видели и, наверное, то же самое слышали. Я могу только сказать о своих впечатлениях. Это своего рода горячечный бред! Он стоял, подняв лампу, и рассказывал, и все это сопровождалось весьма выразительной жестикуляцией. И периодически поглядывал на меня. Я должна вам сказать, у меня было чувство, будто он тут совершенно как дома. В конце концов мне стало очень не по себе. Он, наверное, заметил и говорит: "Я вижу, вы отважная, сильная женщина и с богатой фантазией. Хотите, мы сыграем с вами в самую необычную игру? Очень немногие женщины на это отважатся, но и не каждой бы я предложил. Я могу показать вам - и только вам одной - настоящую черную мессу. Хотите?" Я говорю: "А что мне при этом нужно будет делать? Какова, так сказать, моя роль?" Он отвечает:

"Ничего. Только не бояться! Вы ведь не боитесь меня, не так ли?" Я говорю: "Не боюсь. Ладно я буду благодарным зрителем". Он говорит: "Прекрасно! - и сует мне в руки свою лампу. - Я сейчас приду. Ждите!" И исчезает.

Я стою с лампой в этом жутком месте и вдруг думаю: надо удирать. Любопытство - любопытством, но очень уж тут неприятно и как-то тревожно... И это кошмарное распятие прямо перед глазами. Я никогда не пылала праведным гневом против богохульников, но и не думала, что люди способны создать столь отвратительную вещь. И, по правде говоря, не подозревала, что цвета, обыкновенные краски, могут производить такой эффект. Они вопят, визжат как самый издевательский, злобный хохот.

И тут я слышу: "Вы любуетесь произведением искусства?"

Я поворачиваюсь со своей дурацкой лампой и вижу: он обрядился в совершенно фантастическое одеяние! Представьте себе что-то вроде сутаны или рясы длинная, до пола, безумно яркого красного цвета! И в руках кадильница. Кадильница дымится и испускает невообразимый, неописуемый дух. Он непрестанно машет кадильницей и смотрит на меня внимательно. И говорит: "Вы поразительная женщина, милая Эбба! Я рад, что не ошибся в вас. Поставьте лампу на алтарь". Я поставила лампу. "Теперь возьмите спички справа от подсвечника и зажгите эти две свечи". Потом он задул лампу и поставил свечи справа и слева от распятия. У этой кошмарной штуки... Так и хочется сказать: Господи, прости и помилуй!

И тут начался настоящий маразм... Сначала он что-то забормотал - мне показалось, что латынь. Потом стал ходить вокруг меня, размахивая кадильницей и повторяя какую-то абракадабру, и тут я заметила, что он бос. Потом я поняла: он был голый под сутаной. Красный шелк полоскался у меня перед глазами, и начала кружиться голова. Он говорит: "Ступайте за мной и повторяйте мои движения". Меня еще удивило, что на спине у него был вышит золотом крест! Да... А потом началась настоящая ритмическая пляска, да, мы плясали там, как дикари! Как дикари у костра пляшут под барабан! И он все время что-то читал нараспев - с перебивками, и изобретал все новые коленца и позы... Я бы сказала, все более похабные. И вдруг он повернулся ко мне лицом - резко, внезапно! Жуткое зрелище! Мне показалось, он глубокий старик, будто ему сто или тысяча лет. Он был как мумия... Как ожившая мумия! А глаза совершенно живые, горят на мертвом лице... Он впился в меня глазами, и я слышу шепот, но не вижу, как движутся губы... И этот шепот входит прямо в меня: "Женщина! Я подарю тебе безграничную власть над миром и всеми живущими, ты обретешь бессмертие, ты познаешь великую тайну пирамид, ты избрана мною, готовься принять силу мумий..." И я упираюсь спиной во что-то твердое, и вокруг меня этот красный шелк... И вдруг откуда-то издалека раздается голос: "Йорген!.. Йорген!.." И я очнулась.