Андрей Воробьев - Дело рыжего киллера Страница 31

Рассказанное Карповым не удивило Алексея. Ему ли было не знать, что за дела творятся в «системе». «Красные крыши», группировки «компроматчиков» и выжимал долгов — все это было в порядке вещей, как и участие милиционеров в темных квартирных делах. Ходячая истина бандитов и воров, гласящая, что «хороший мент — это мертвый мент», подверглась корректировке в последние годы. Теперь хорошим был свой и живой.

Никитин, по словам Карпова, был не таким уж дураком. На территории своего отделения он не засвечивался. Работал в Озерках — помогал расчищать площадки под строительство особняков «новым русским».

Озерки — душевное местечко на окраине города — уже несколько лет как было облюбовано богатыми людьми. Когда-то, еще в начале века, оно было застроено дачами литераторов, артистов и художников. Теперь этот приют богемы представлял скопище ветхих деревянных построек с садами и огородами. Обитали здесь в основном старики-пенсионеры. Одни из них охотно продали свои дома, как только пошел спрос, и перебрались в городские квартиры со всеми удобствами, а на их участках уже строились затейливые особняки красного кирпича. Другие старики заартачились, никакими деньгами было не выжить их с насиженных мест. Самые большие битвы разворачивались за присоединение участков, соседствующих с замками новых русских — владельцам требовалось расширение площадей. Если не помогали деньги, в ход шло все — шантаж, поджоги, угрозы и даже пытки несчастных владельцев бесценной земли, под которыми те в лучшем случае должны были заключать сделку купли-продажи, в худшем — подписывать дарственную на участок с постройками, на имя неведомого им любимого племянника.

Никитина взяли прямо в деле — когда с подростками-отморозками он пытал утюгом уже обезумевшего от боли старика, упорно отказывавшегося обменять свой дом на комнату в многонаселенной коммуналке где-то на гнилой Лиговке. Старик и поведал спасителям, что уже год он выдерживал осаду прытких молодых людей, вначале «по-доброму» уговаривавших его продать дом и участок, а потом перешедших к угрозам. Бедолага-пенсионер исправно носил заявления в свое отделение милиции, там их принимали к сведению. Разве знал он, что милиция повязана с бандитами? В этот роковой вечер к нему заявился человек в милицейской форме, представился, показал удостоверение — все честь по чести. Принялся советовать: мол, не связывайся ты с этими богатеями, дед, переезжай. Домовладелец упирался на своем. Вот тогда к нему и ворвалась шпана, набросилась на беспомощного старика… Как уж застукали опера Никитина за этим делом, прямо на месте преступления — вопрос не ко мне, закончил Карпов свой рассказ.

— Так что перебрался теперь наш друган в крестовскую ментовку. Выпьем за его здоровье, чтобы ему там хорошо и долго сиделось, — Карпов откупорил бутылку водки.

— Не могу, за рулем, — развел руками Алексей.

— Знаешь первый закон кабинета? — Кто не пьет — тот закладывает, — и оперативник подвинул поближе к Алексею рюмку сомнительной чистоты…

Мужику за сорок, — разглагольствовал Карпов про коллегу, предварительно опустошив рюмку, — сам не пойму — немного ему и до пенсии по выслуге оставалось, ушел бы себе спокойно, а там бы уже химичил на всякие охранные лавочки. Но, смотри, как хитер оказался: нигде, никогда своих доходов не засвечивал. Хотя, ты ж понимаешь, бешеные бабки делал. Но с тех пор, как я сюда поступил, а это четыре года тому назад было, он все в одном и том же свитерке на службу ходил, одни башмаки топтал, что зимой, что летом. Вечно плакался: денег нет, гад.

Карпов пошарил по карманам в поисках сигареты и, взяв вовремя протянутую Алексеем пачку, продолжил: «И жил-то он бирюком. — С женой давно развелся, сын в армии. Я даже не припомню, чтобы у него хоть когда-нибудь какая подруга объявлялась — зря тут наши бабцы перед ним и расфуфыривались. Нет, ты мне скажи, куда же он, зараза, деньги девал? С этими, что ли, делился? — Карпов воздел палец к грязному потолку.

— Да, — вздохнул он под очередную рюмку, — стоило бы покопать, не было ли у Никитина какого-то интереса к вашему Македонскому. Наследников у артиста нет. Сожительница эта его последняя — с ней он отношения не регистрировал, так что никаких прав на квартиру не имела. Хотя, скажу тебе, есть там одно озадачивающее обстоятельство.

— Какое?

— А вот смотри. Вскоре после убийства актера эта гражданка по фамилии Войцеховская, работающая, между прочим, всего-навсего санитаркой в больнице, вдруг делает одну весьма дорогостоящую покупку. Она покупает за пять тысяч баксов — бешеные деньги для санитарки — комнату. Здесь же, на Васильевском. Откуда у нее такие средства? На панели ее не ловили — этот заработок вроде как отпадает. Да если бы и прирабатывала она этим делом — невелики там доходы: больше трат на одежду, чем прибыли. Наследства она в последнее время не получала. Мать умерла несколько лет назад во Львове. Там квартира даже не приватизирована, в ней прописан ее отчим — мы проверяли по случаю. Ясно, что жилье то львовское Войцеховская продать не могла. Что остается? Предположим, это деньги ее родного отца, так?

— Почему бы и нет?

— Однако отца у нее как бы и нет: записан в свидетельстве о рождении со слов матери. Трудно поверить в то, что через двадцать с лишним лет этот папаша вдруг объявился да подкинул состояние дочурке, если он, как я выяснил, даже не появлялся на похоронах ее матери.

— Ну, хорошо, а папик там какой-нибудь, спонсор?

— Тоже по нулям. Покойник, видно, единственным был.

— Смотрю, вы плотно ее разрабатываете…

— Что ж ты думал? У меня эта Войцеховская в черном списке. Она тут к нам приходила — красивая девка, за такими как раз и могут числиться самые темные дела. Ревела белугой, горе неутешное изображала. А как допрашивать ее по краденому стали — путается. Это, мол, особой ценности не имело, то — вообще безделка, — Карпов щелкнул еще одной жестянкой и доверительно наклонился к Алексею. — Нет, ты мне как мужик скажи: чего это барышня будет жить с человеком на двадцать лет старше ее? Любовь большая? Как бы не так, знаем мы эту любовь с приглядом на денежки.

— Ну, а зачем была нужна ей смерть актера? — Отстранился Алексей.

— Правильно вопрос ставишь. Вот и дошли мы, наконец, до этого пункта. Бог ты мой, да сговорилась она с каким-нибудь своим дружком на то, чтобы обчистить квартиру любовника. Алиби она себе обеспечила: отчалила на вечер к подружке, Македонский ее сам туда отвез. Я тут так думаю: дружок был их общим знакомым. Актер внезапно возвращается в квартиру, застает там этого человека, а дальше события развиваются по знакомой схеме. Вору не остается ничего другого, как убить Македонского. Так сказать, эксцесс исполнителя. Шел на одно дело да переборщил — повесил на себя еще одну статью.

— А по дружку есть предположения?

— Увы! Честно скажу, только между нами, да? — Водка, которая легла на что-то принятое Карповым до прихода гостя, уже оказала свое влияние. Во всяком случае, казалось, что оперативник не темнил перед Алексеем, — ни-ка-ких следов. Честная женщина — ни одной связи, мужской, я имею в виду. Что делать?

— Значит, тупиковая версия, — помог Нертов.

— Во-во, а на мне этот глухарь висит. Тяжелой такой гирей. Там, — он показал пальцем в потолок, — и знать не хотят, что у меня подобных убитых Македонских — десятки. Сам знаешь, бытовуха, коммуналки. Драки пьяные, дебоши, из-за очереди в туалет убивают. Тоже поди раскрой — мол, шел сосед по коридору да височком об утюг ударился, так ведь? Сам-то ты в ментовку не пошел, побрезговал. Сразу, видать, в банк, на теплое местечко?

— Да нет, я же сказал тебе, что успел в военной прокуратуре поработать. Следаком. А когда учился, стажировался в уголовке.

— Ну, тогда уважаю, — Карпов снова наполнил рюмки. — А то терпеть не могу этих мальчиков после университета. Пра-авильные все. Чистоплюи. Методы им наши не подходят. Тут один мне говорит: что это, мол, вы жегловщину развели? Да еще к шефу с рапортом.

Разговор начал буксовать. Оперативник, как назло, захмелел совсем не в той кондиции, что требовалась Нертову. Алексей попытался вернуть его в нужную колею.

— Слушай, а может этот ваш Никитин специально не стал засвечивать связи Войцеховской? Если учесть, что он мог быть заинтересованным лицом?

— Прям там. Я лично этими связями занимался, потому как больно важная птица этот убитый. Она как в новую квартиру въехала — мы и там наблюдение установили.

— Молодцы. Как вы только умудрились наружку-то организовать…

— А зачем? Коммунальная квартира — это и зло тебе, и благо. Все. Т-с-с! Об этом — молчок. Но только хаживает-таки к нашей барышне какой-то тип, один и тот же. Голос мужской в ее комнате соседи слышали. И все на повышенных тонах. Так что как теперь этот дружок в квартире появится — мы туда. Ждем-с. Только я тебе ничего не говорил.