Александр Аде - Лето любви и смерти Страница 31

И вновь усмешка кривит узкие, в блестящей помаде губы Плакальщицы. Бывшая ветеринарша – ширококостная баба, с не слишком привлекательным, почти квадратным лицом. На голове темный, литой, красивой формы горшок, надетый по самые брови. Насколько я знаю, это прическа паж. Бледно-серые глаза – осколочки гранита – смотрят на меня с ледяной пристальностью. Ни дать ни взять Снежная Королева.

– Почему бы и нет? Это даже интересно.

– Тогда двигаю дальше. Казалось, будет наша героиня до пенсии лечить хворую скотинку. Но, увы, случился великий облом, который мило назвали реформой. Начались смятение и хаос. Стариков хоронили в полиэтиленовых мешках – сгинули их сбережения на погребение. Опустела ветлечебница, не слышно стало в ее коридорах мяуканья, рычания и щебетания. Служащим не платили зарплату. Другая дамочка, характером послабее, сломалась бы сразу. Но наша героиня не такова. Внутри у нее был крепкий стержень. Причем не простая железяка, а из титана, не иначе.

Поначалу она принялась челночить. Моталась в Турцию за шмотками и обратно. Но вскоре поняла, что нужно выбирать Дело, которому ты служишь. После недолгих (а может и долгих) размышлений остановилась на косметике. Организовала продажу поделок некой западной парфюмерной фирмы. Потом открыла салончик на окраине. Потом – сеть магазинчиков. Наконец, решила пойти во власть. Охмурила пожилой электорат душераздирающими речами – о разнесчастной доле бездомных детишек и заброшенных старичков. И ведь стала-таки депутатом. А между выступлениями ухитрилась получить верхнее экономическое образование. После этого ее пламенные монологи стали еще убедительнее…

– Не понимаю, – говорит Плакальщица, – зачем повторять то, что я сама, впрочем, не таким хамским тоном рассказывала своим избирателям.

– Исключительно для затравки, мадам. Не поверите – смерть как охота почесать язычок… А теперь приступаю к тому, о чем задолбанный электорат и понятия не имеет. А неведомо ему, например, откуда у вас оказались такие деньжищи на проведение предвыборной агитации.

– Я далеко не бедна, так что средства нашлись.

– Помилуйте, мадам. Перед выборами вы круглый год заваливали народ выпусками собственной газеты, а пенсионерам на праздники преподносили постельное белье и продуктовые наборы. О роскошных буклетиках и прочем пиаре я даже не упоминаю. Сейчас вы нацелились на областную думу. Вон и личную партию склепали – «Союз обездоленных». В своем почтовом ящике я уже обнаружил ее рекламную цидулку. Откуда столько денег, мадам?

– Вы что, только вчера родились, молодой человек? Существуют люди, именуемые спонсорами. Они и субсидируют предвыборную кампанию того или иного кандидата. Естественно, в надежде на дальнейшее сотрудничество.

– Назовите. Хотя бы одного.

– Давайте прямо: к чему вы клоните? – Плакальщица впервые проявляет признаки раздражения, ее правая щека еле заметно подергивается.

– Неужели неясно? Доходчиво пытаюсь объяснить: раскучивались вы на неправедные деньги.

– И где же я их брала? Не платила налоги?

– Фи, как мелко. Вы преступница более крупного калибра, мадам.

– Что за бред вы несете! – побелев лицом, взвивается Плакальщица. – И прекратите звать меня «мадам»! У меня есть имя и отчество. Если вы еще раз позволите себе такое… такую наглость, я вышвырну вас из кабинета!

Ее ноздри раздувает ярость.

– Я уважаемый в городе человек, а вы рядовой оперативник. Или как там вас в народе величают? Опер. Если вы по наивности полагаете, что я приняла капитана Королева с бухты-барахты, то сильно ошибаетесь. Прежде всего, я связалась с вашим непосредственным руководством. Должна заметить, майор был крайне удивлен. Никакого задания встретиться со мной вы не получали. Как понимать эту самодеятельность?

В ее голосе столько уверенного и жесткого напора, что я на миг теряюсь. И тотчас собственная слабость приводит меня в бешенство.

– Постараюсь быть кратким. Деньги вы добываете, уничтожая стариков и присваивая их жилища. Будь моя воля, я бы не суду вас предал, а заживо в землю закопал.

– Ишь ты какой, – прищуривается Плакальщица, – аж побледнел весь. В землю он меня закопает… А доказательства у тебя есть? Чего зенки зеленые вылупил. Вали отсюда, пока я добрая. Мне стоит твоему генералу одно слово сказать, мигом вылетишь из ментуры, капитан хренов.

– Что ж, – я поднимаюсь, невозмутимо гладя в горящие суженные глаза Плакальщицы. – Меня здесь не поняли. Отправлюсь-ка я к «заборским». Они ведь давно тебя разыскивают. Уже как минимум трех шакалят из твоей своры нашли. Истязали основательно, все выспрашивали, кто ими командует. Есть у меня на них выход, на «заборских». А что, это мысль. Сброшу им, пожалуй, информацию. Выдам бандюганам симпатичного паренька, именующего себя Воландом. Он и подтвердит, что плясал под твою дудку. Уголовники не суд присяжных, им особых доказательств не требуется. И займутся они тобой по полной программе.

Впервые в глазах Плакальщицы подмечаю страх.

– Это что, шантаж? – в ее голосе почти надежда.

Повернувшись, шагаю к выходу.

– Постойте, – шелестит за моей спиной.

Широкое скуластое лицо Плакальщицы напоминает посмертную маску.

– При богатствах, которые дал нам Господь, русский народ должен быть счастливейшим в мире. Вы, мужики, привели Российскую империю к краху. Людям нужна женщина-президент, которая превратит державу в земной рай. Эта женщина – я. И во мне есть силы выполнить свою историческую миссию.

– Предвыборная речь, понимаю. А задушенные Паном старики? Или их ничтожные жизни – мелочь по сравнению с тем невиданным процветанием, которое уготовано остальным? На одной чаше весов грандиозные замыслы, на другой – старушка-процентщица. Это мы уже проходили.

– Однажды мне явилась во сне Екатерина Великая, – медленно, точно в бреду произносит хозяйка косметического центра. – И возвестила: «Знай, ты избрана. Тебе предназначено поднять империю с колен и вознести превыше прочих государств». И надела на мою голову корону. Этот вещий сон должен был сбыться, так предназначалось судьбой. И вот явился какой-то мент… – Она презрительно-капризно кривит губы. – Неужели не понимаешь, капитан, что из-за тебя может погибнуть Россия?

– Вы – монстр, мадам. Лучше бы вы лечили животинку.

– Звери честнее, порядочнее людей, – Плакальщица слабо, мечтательно улыбается. – Человечнее…

Выхожу, не дослушав ее монолог.

Едва сажусь за руль «жигуля» – звонок мобильника. И в мое ухо втекает бас Акулыча:

– Ну как, обормот, расколол мадаму?

– Вроде того.

– И еще жив? – изумляется Акулыч. – Ну и какая теперь у нас задумка? Раздуть мировой пожар?

– Мы с ней как два шахматиста. Свой ход я сделал. Очередь за ней. Она сейчас гадает, какие действия я предприму. Если поверила, что сообщу о ней «заборским», то у нее только два варианта: либо сматывать удочки и драпать куда глаза глядят, либо кончать меня. И тот, и другой равновозможны.

– А ты к какому склоняешься, Капабланка?

– Дело свое она вряд ли бросит – оставить не на кого. Так что…

– Тады приступаем к плану зет, – басит мент. – Как там Анна? С работы отпросилась?

– Само собой.

– А я столковался с твоим бравым майором. Так что кайфуй, счастливый сперматозоид. Ключ под порожком. Эх, мне бы такое секретное задание!

Я отъезжаю от громады «Олимпа». Следом за мной неотступно следует подержанный зеленый «москвич» с ментами…

– О, привет, проходи, – Сероглазка пропускает меня в прихожую. – Что-то случилось?

– У меня отпуск наметился. Собираюсь свежим воздухом подышать… в санатории. Хотел бы взять с собой Илюшку. На пару недель. Не возражаешь?

– Один с Илюшкой поедешь или?..

– Или.

Сероглазка принимается тихонько сопеть. Я цепенею в ожидании. Если откажет, придется долго ее уламывать, пока не согласится. Я не имею права оставить Илюшку здесь, зная, каким бешенством охвачена Плакальщица. Не отыскав меня самого, эта мегера вполне способна отыграться на ребенке.

– Ладно уж, забирай, – вздохнув, разрешает Сероглазка. – Мы с Володей хоть немножко отдохнем… Илюша! Папа Королек пришел.

Топоча маленькими ножками, Илюшка выбегает из комнаты, но ко мне приближается без особой радости.

– Что с ним? – шепчу Сероглазке.

– В садике подрался, – одними губами отвечает она, многозначительно приподняв тоненькие бровки и с нежностью глядя на нашего сына. – Илюша, хочешь съездить в санаторий с папой Корольком?

– Хочу, – Илюша тотчас оживает. – А можно я приставку возьму?

– Купили ему приставку, теперь клещами от телевизора не оторвешь, – осуждающе говорит Сероглазка, и рот ее невольно расползается в улыбку.

– Бери, – разрешаю я, – кажется, там есть телик.

И вот мы катим по гаснущим улицам города. Илюшка лопочет, глазея по сторонам:

– У тебя «жигуль», а у папы Володи «тойота». Это иностранная машина, из Японии.