Смерть под старой ивой - Николай Иванович Леонов Страница 31

В это время Мишка Кряк застонал, зашевелился и засопел, потом встал на колени, а затем на ноги. И без всякого страха или каких-то иных чувств стал смотреть на Гурова и Лежакова.

– А, очнулся! – подошел к нему Лежаков. – Ну ты, дядя, и дурак! Ведь чуть не покалечил хорошего человека! А из этого следует, что ты помимо одного греха – убийства взял на себя еще один тяжкий грех – покушение на убийство сотрудника полиции. В совокупности это значит, что ты, дядя, крупно влип. По самое не могу! Вплоть до пожизненного заключения. К чему я это тебе толкую? А к тому, что у тебя есть еще малость времени, чтобы покаяться. То есть чистосердечно нам поведать, как и за что ты убил человека. Там, в деревне, под старой ивой. Так что ты соображай свою выгоду. Иначе нашьют на тебя бубновый туз как пить дать, и кончится твоя веселая житуха.

На этот пространный монолог Лежакова Мишка Кряк ничего не ответил и лишь презрительно скривил лицо: доказывайте, мол, а я посмотрю, как это у вас получится. А пока помолчу.

– Ну-ну, – понял, что означает его гримаса, Семен. – Что ж… Значит, поступим так. Ты пока сядь на эту табуретку и сиди на ней мирно и бестрепетно. А вздумаешь шевельнуться – огребешь по полной. Пистолетом по башке! Сел? Вот и сиди. А я пока позвоню по телефону.

– Алло, – нарочито громким голосом начал говорить он в мобильник. – Мажит Вахитович? Это Лежаков… да, Лежаков. Куда я пропал? Никуда я не пропал. Я на боевом посту. Можно даже сказать, что на рыбалке. Тут вот какое дело… Мы тут со Львом Ивановичем подцепили одну рыбешку… Да, Мишку Кряка. Мажит Вахитович, и как это ты догадался? А? Да-да, и его подружку заодно. Вот, сидит рядом со мной и рыдает горькими слезами… То есть получается, что сразу двух рыбин – на один крючок. Да, нужна машина, чтобы доставить эти тела в целости и сохранности. Хорошо. Ждем.

– Машина сейчас будет, – сказал Лежаков Гурову и взглянул на Ленку: – А ты, красавица, прекращай свои саратовские страдания и тоже собирайся. Да смотри, без глупостей. Потому что если и ты кинешься на нас с пиковиной, то тут уж моя нервная система не выдержит! А нервная система этого сердитого дяденьки – тем более. Так что, Леночка, будь умницей. Хорошо?

Женщина встала, с опаской взглянула на скованного Мишку Кряка и направилась в другую комнату, одеваться.

– Стоп! – вдруг произнес Гуров и подошел к Ленке: – Погоди-ка, красавица… Очень мне хочется, чтобы ты показала эту вещицу…

На шее у женщины виднелась цепочка, сплетенная из мелких желтеньких колечек. Судя по тому, как она висела, легко угадывалось, что к ней прицеплено нечто тяжелое, но что именно, видно не было из-за ночной сорочки.

– Давай показывай, – миролюбиво произнес Лев Иванович. – Похвастайся украшением.

Ленка еще раз опасливо покосилась на Мишку, полезла к себе за пазуху и извлекла оттуда небольшой медальон в виде рыбки.

– Вот, – сказала она, протягивая медальон Гурову. – Только я ни у кого его не украла. Мне его подарили.

– И кто же? – все так же миролюбиво поинтересовался Лев Иванович. – Ну, говори, чего уж там. Он? – и Гуров указал на Мишку Кряка.

Ленка Гармонистка ничего не сказала и только часто и мелко затрясла головой: да, он. Мишка.

– И когда же он тебе его подарил? – спросил Лев Иванович.

– Вчера, – жалобным голосом ответила Ленка. – Вот тебе, говорит, подарок за то, что пустила к себе, приютила и обогрела. А я и взяла. А почему не взять? Я же его не украла…

– Дайте глянуть, – попросил у Гурова Лежаков. – Медальончик в виде золотой рыбки… Ну, или кулончик, что в данном случае одно и то же. Лев Иванович, во мне вдруг проснулся внутренний голос. И знаете, что он мне нашептывает?..

– Знаю, – ответил Гуров. – Я думаю, то же самое, что и мне.

Взяв у Семена цепочку с медальоном в виде золотой рыбки, Гуров подошел с ней к Мишке Кряку.

– Ну и что скажешь? – спросил он. – Дарил ты Ленке эту штучку или нет? А если дарил, то откуда она у тебя взялась? Каким таким способом ты ее раздобыл? А?

– Пошел ты, – нехотя ответил Мишка. – Дарил, не дарил… Какое тебе дело? А тебе, – он злобно взглянул на Ленку, – язык бы оторвать за твою разговорчивость! Что я и сделаю, вот увидишь!

– Ответ понятен, – усмехнулся Гуров. – И в общем и целом он меня пока устраивает. А теперь, Елена, ступай одеваться. Вот, кажется, уже и машина приехала. А нам еще нужно составить протокол изъятия этой вещицы. Чтобы все было как полагается, по закону. Семен, раздобудь понятых.

Лежаков вышел и вскоре возвратился с двумя соседями – заспанными и наспех одетыми мужчиной и женщиной.

– Здравствуйте, – сказал Гуров понятым. – Такое, стало быть, дело… Мы – сотрудники уголовного розыска. Вот наши удостоверения. Семен, предъяви и ты. Только что мы в этом доме задержали вот этого красавца, – он указал на Мишку Кряка. – Мы его подозреваем в совершении опасного преступления. Даже в совершении двух опасных преступлений. Я правильно говорю, Кряк? Молчишь? Ну, помолчи… И вот, – он вновь обратился к мужчине и женщине, – в вашем присутствии мы изымаем эти две милые вещицы: вот эту рыбку и еще эту штуковину, – он указал на пиковину.

Увидев пиковину, женщина-понятая испуганно вскрикнула.

– Ну-ну, – успокоил ее Гуров. – Вам бояться нечего. Вот сейчас я составлю протокольчик… вернее, два протокольчика, а вы в них распишетесь. Ну, что вы видели, как я эти цацки изымал. Так полагается по закону – изымать при понятых. Возражений нет?

Мужчина и женщина промолчали.

– Вот и славно! – сказал Гуров, полез во внутренний карман своей куртки и достал из него несколько смятых листов бумаги и авторучку. – Сейчас мы быстро…

Он мигом составил два протокола об изъятии пиковины и кулона в виде золотой рыбки и протянул бумаги понятым, чтобы они прочитали и расписались. Не читая, они поставили свои подписи и, косясь на закованного в наручники Мишку Кряка, ушли.

– Вставай, дорогой, и ты, – обратился Лежаков к Мишке.

Гуров и Лежаков подняли Кряка под руки, еще раз бегло обыскали и, не снимая с него наручников, вывели на улицу. Там их и впрямь ждала полицейская машина. Мишку затолкали в зарешеченную клетушку и захлопнули за ним дверь.

– Я с ним не поеду! – опасливо произнесла Ленка. – Он