Маленькие милости - Деннис Лихэйн Страница 31

Ни названий классических произведений, ни имен композиторов Мэри Пэт не знает (если только диджей не подскажет, но это обычно бывает после блока из четырех-пяти композиций, когда все уже так смешалось, что не вспомнить, какая шла за какой), но эта музыка как нельзя лучше отражает пришедшее горе. Она просачивается сквозь новокаиновую кому. Недостаточно, чтобы успокоить сердце, но достаточно, чтобы прояснилось в голове. Мэри Пэт плывет по нотам, словно уносимая течением реки – безбрежной и очень темной – куда-то в глубины сознания, где ее жизнь переплетается с историей ее рода.

Она ощущает, хоть и не физически и даже не рассудочно, связь между всеми своими родственниками, живыми и мертвыми. Конечно, отчасти эта связь объясняется культурным наследием: все они ирландцы и смешивались только с другими ирландцами с тех самых пор, когда основатели рода – Дэмиен и Мейр Флэнаган – сошли с корабля на бостонской пристани Лонг-Уорф в 1889 году. Но есть в этой связи и нечто более глубинное. И волны то ли Бетховена, то ли Брамса, то ли Шопена, то ли Генделя несут Мэри Пэт к той части себя, которая ощущается даже более настоящей, чем она реальная, – к первородной Мэри Пэт, Мэри Пэт – прародительнице, жившей веке эдак в двенадцатом и заставшей еще торфяные болота деревушки Тулли-Кросс, что рядом с городом Гортинклог. И для той, первозданной Мэри Пэт музыка становится связующей нитью всей ее семьи – от первого урожденного американца Флэнагана (Коннор) до последней урожденной американки Феннесси (Джулз). Нынешней Мэри Пэт не понять всех хитросплетений, но она продолжает вслушиваться в ноты в тупой надежде, что когда-нибудь поймет.

За окном шум. Двое копов загнали одного из братцев Филанов (бог его знает, какого из: их порядка девяти, и у всех после рождения как будто только один путь – в тюрьму) в Коммонуэлс и кладут лицом на асфальт прямо перед «Моррисом». Сам арест кого-то из Филанов не великая новость – это как листопад по осени, – но в задержании участвует цветной коп. Соответственно, тут же высыпают соседи, громко выкрикивая всякие оскорбления, а детвора лезет на крыши и швыряет оттуда бутылки и камни. Очень скоро проулки между домами заполняют черно-белые полицейские экипажи и фургоны. Визжат шины, хлопают двери.

Взрослые ретируются, однако шпана на крышах раздобыла где-то мусорные мешки и теперь закидывает копов тухлой капустой, пустыми консервными банками и гнилой картошкой, которая будто взрывается от ударов о головы и машины. Наконец снаряды заканчиваются, дети разбегаются и становится тихо. Один из копов оглядывает ошметки картофеля, свежие трещины на лобовых стеклах, вмятины на кузове от камней, разбитые бутылки на асфальте и кричит в забранные жалюзи окна рядом с местом обстрела:

– Коммунальщиков вызывать не будем! Сами теперь убирайте, свиньи гребаные!

И полицейские отступают, будто оккупационные войска, презирающие местных жителей, которых вынуждены охранять.

Чуть позже женщины и ответственные за погром подростки (у кое-кого свежие фингалы, полученные от отцов) с метлами, совками и ведрами выходят убирать следы погрома. В иной раз Мэри Пэт и сама без вопросов присоединилась бы – ведь именно на этой взаимопомощи и держится их община, – но просто не может оторвать себя от дивана. Такое ощущение, будто ее приколотили к нему гвоздями.

Ну и кстати, где эта взаимопомощь, когда в беде она? Весь район уже должен быть в курсе, что Джулз Феннесси не видели шесть дней. И еще наверняка прошел слух, что расспрашивать о ней не стоит. А стало быть, все, как и Мэри Пэт, прекрасно понимают, что ее дочь мертва.

Но никто даже не зашел проведать несчастную мать.

Хотя нет, один раз заходила Большая Пег. Чуток подолбилась в дверь, но Мэри Пэт не открыла. Все равно, как ни доказывай, что Джулз убили люди Марти Батлера, сестру не убедишь. Марти ведь не просто защитник Южки, не просто ее любимый сын, не просто бунтарь, который не боится воевать с властями. Марти – это и есть Южка. Считать его злом – не просто бандитом, организатором интриг и махинаций, главой преступного мира (ведь кто-то же должен его возглавлять, и почему бы не он?), а именно злом – значит считать злом саму Южку. А Пег на такое не способна. Поэтому, вместо того чтобы обнажать душу перед сестрой, которая лишь отвернется и скажет прикрыться ради приличия, Мэри Пэт просто решила не подходить к двери.

* * *

К двери она подходит, только когда заявляются «сестрицы-юбабки». Их шесть, они не родственницы, но зовутся так, потому что дружат не разлей вода уже лет двадцать и потому что раньше всех выступили против решения школьного комитета даже просто рассмотреть дело чернокожих истцов на процессе «Морган против Хеннигана». ЮБАБК расшифровывается как «Южнобостонский антибасинговый комитет». Мэри Пэт была на одном из первых их собраний еще в семьдесят первом, когда никто всерьез не задумывался, что это может вылиться во что-то сто́ящее. И сама она явилась на встречу только ради бесплатных пончиков и «Ламбруско». Тогда ЮБАБК состоял из тех самых шести сестриц-основательниц, которые лишь сегодня, на седьмой день с исчезновения Джулз, явились к ней на порог: Кэрол Фитцпатрик, Норин Райан, Джойс О’Халлоран, Патти Бёрнс, Морин Килкенни и Ханны Спотчницки (в девичестве Кармоди).

Мэри Пэт согласилась вступить в ряды ЮБАБК в семьдесят третьем, когда появилось понимание, что, чем черт не шутит, эта хрень с басингом может реально долбануть, хотя в активистки не лезла. Она выполняла какие-то поручения, но сама инициативу не проявляла. Большинство женщин в ЮБАБК (а их теперь там пара сотен) вели себя так же, но шестерка основательниц, те самые сестрицы, были теми еще фанатичными стервами.

В дверном глазке крупным планом торчит лицо предводительницы, Кэрол Фитцпатрик; остальные пять выстроились полукругом за ней. Мэри Пэт только что из душа, хотя и не помнит, чтобы его принимала; на ней один только халат, совсем износившийся за пятнадцать лет, со времен предвыборной гонки Кеннеди и Никсона, а оцепенение навалилось с новой силой. Искаженные линзой, женщины в коридоре похожи на персонажей из мультика – не безобидные, но хотя бы забавные. Кэрол успевает постучать лишь несколько раз, когда Мэри Пэт открывает.

Женщины явно немного удивлены, словно не ожидали застать ее дома. Или ожидали, но не в столь убогом виде.