Опасные тени прошлого - Елена Владиславовна Асатурова Страница 31

Где-то рядом послышался стук, шаги, Борис отстранился, прошептал по-польски что-то вроде: «Jesteś moim aniołem» [13] – и поспешил навстречу уже потерявшему нас Мельникову. Я же еще пару секунд стояла, хватая воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег, прежде чем отправиться следом за ним, под каменные своды. Рядом с Левандовским я теряла самообладание и пока не могла определить, хорошо это или плохо. Слишком много всего обрушилось на меня в последние дни. Несмотря на внешнюю невозмутимость, я постоянно испытывала настороженность и страх.

Костел внутри заметно преобразился за месяцы реставрации. Стены и сводчатые потолки вместо обычной современной краски ядовитого желтого оттенка покрыли декоративной штукатуркой с эффектом старения, которую я подбирала по каталогу. Заняли свое место обновленные фрагменты деревянного декора, в том числе небольшие башенки с крестами по краям нефов. Вместо стульев были поставлены скамьи, очищенные от слоев старой краски и заново покрытые лаком. Частично восстановлена алтарная часть, но икон пока нет. Аркадий ждет распоряжения на этот счет от своего начальства.

На шести невысоких мраморных колоннах, по три с каждой стороны зала, которые прежде были увенчаны статуями, кто-то расставил массивные кованые кашпо для цветов. На мой взгляд, здесь уместнее бы смотрелись подсвечники, о чем я сказала Мельникову. Уставший, тот присел на край скамьи, утирая лоб галстуком вместо платка (который, вероятно, потерял в суете), и вздохнул:

– Милая моя Кира Юрьевна, я человек подневольный, выполняю поставленную задачу. Руководство считает, что для проведения запланированного мероприятия в интерьере нужны цветы. Потому решили расставить для них кашпо.

– Хорошо, что не пластмассовые, – заметила я, – эти хоть выглядят прилично…

– Жаль, что не сохранились статуи святых, – присоединился к нашей беседе Левандовский. – Без них костел выглядит очень ponury [14].

С ним нельзя было не согласиться, ведь фотографии из архивных материалов, которые мне удалось изучить, подтверждали, что статуи были главным украшением костела. Но, увы, они давно и безвозвратно утрачены, впрочем, как и статуя Христа, установленная на фронтоне.

Сам же Борис выглядел совсем не понуро, а скорее взволнованно, глаза его возбужденно блестели. Что, впрочем, было понятно: он так давно стремился увидеть все это своими глазами, прикоснуться к прошлому своего народа… Я обратила внимание, как осторожно, как бы лаская, гладят его длинные сильные пальцы отполированный веками мраморный постамент, и невольно залюбовалась этим движением…

Но приятное созерцание пришлось прервать, так как меня ждали мастера, уже приготовившие инструменты и лестницы, и мы приступили к работе – необходимо было, сверяясь с моими записями, расположить каждый витраж так же, как до реставрации. Аркадий же предложил Борису пока посмотреть архивную экспозицию, размещенную в крытом переходе, ведущем из храма в бывший приходской дом. Там на старинных фотографиях и рисунках можно было увидеть, как выглядел костел в начале прошлого века.

Отвлекаясь иногда от своих обязанностей, я, стоя на одной из монтажных стремянок, свысока оглядывалась вокруг и наблюдала за своим польским поклонником. Тот же, не обращая ни на кого внимания, раз за разом обходил зал, казалось, мерил его шагами, заглядывая в толстый блокнот в потертом кожаном переплете. Вот он замер перед одной из колонн, вот внимательно изучает мемориальную доску на стене, достает из рюкзака какую-то книгу и вчитывается в текст, шевеля губами. Настоящий ученый-историк, полностью погруженный в свои исследования. Мне знакома такая одержимость, я сама, если чем-то увлекусь, ничего (и никого) вокруг не замечаю.

Мой любимый профессор в институте не уставал повторять, что мечта – это основа архитектуры. Поэтому, берясь за очередной проект, я старалась представить его воплощенным, населяла образами, создавая им идеальное пространство. Занимаясь реставрационными работами в костеле, я не раз пыталась нарисовать в своих фантазиях образ человека, которому бы подошло это место в его первоначальном назначении. И сейчас, глядя сверху на Бориса, мысленно примерила на него длинную темную сутану и поняла, что картинка в моем воображении сложилась – это было его место. Но почему-то созданный воображением портрет вызывал непонятную тревогу.

Наступил вечер, и было решено прерваться и продолжить установку витражей завтра. Несколько из них уже заняли свое место, и лучи заходящего солнца, преломляясь в окне-розетке [15], алыми пятнами мерцали на каменных плитах.

– Будто капли крови, – прошептала я, когда, опираясь на протянутую мне Борисом руку, спускалась со стремянки. Тот вздрогнул от неожиданности, стремянка пошатнулась, и, если бы он не подхватил меня, я бы вместо крепких объятий оказалась на холодном каменном полу.

– Вы напугали меня, Кира, ваши слова прозвучали как в dreszczowiec [16]. – Левандовский помог мне обрести вертикальное положение и смотрел, ожидая ответа.

– Наверняка с этим зданием связаны какие-нибудь устрашающие легенды, но я имела в виду кровь Христа, – объяснила я.

И вдруг, подчиняясь какому-то внутреннему порыву, выбежала на середину зала, раскинула руки и начала громко, с чувством читать:

Девушка пела в церковном хоре О всех усталых в чужом краю, О всех кораблях, ушедших в море, О всех, забывших радость свою.

Услышав мой голос, пара ребят-студентов оторвались от своих дел и подхватили:

Так пел ее голос, летящий в купол, И луч сиял на белом плече, И каждый из мрака смотрел и слушал, Как белое платье пело в луче [17].

Наше импровизированное выступление разрядило рабочую обстановку и удостоилось общих аплодисментов.

Из глубины костела подошел Мельников, уставший, но при этом явно довольный, что дело движется. Все вместе мы вышли на паперть, Аркадий запер дверь на большой, видавший виды замок и попытался натянуть свой мятый пиджак. Увесистый портфель мешал ему, попасть в рукава никак не удавалось, и Борис пришел толстячку на помощь. Наконец мы распрощались со всеми и, отказавшись от предложения подвезти нас на ожидавшем «пирожке», не спеша через парк побрели к набережной.

Мой спутник казался немного рассеянным, задумчивым, погруженным в себя. Мне не хотелось мешать его размышлениям.

Борис первым прервал молчание:

– Я все думаю об этих статуях, которые украшали костел. Судя по количеству постаментов, их было шесть. На сохранившихся фотографиях хорошо видны четыре – это евангелисты Матфей, Марк, Лука и Иоанн. А еще две, кому принадлежали они?

О, тут я могла помочь, так как внимательно изучила не только архивные снимки, но и перерыла в местной библиотеке и интернете кучу записей, воспоминаний, вплоть до старых путеводителей.

– С вас, пан Левандовский, очередной букет за мою подсказку, – лукаво улыбнулась я. – Это